При такой ситуации было бы парадоксально, если бы самое выдающееся достижение нового тысячелетия стало уязвимым местом, и уж тем более если бы с ним было трудно вести дела, потому что нет прецедента ни для понимания его сущности, ни для его решения. Именно сам процесс, который вел к производству бо́льших благ в бо́льших частях мира, чем когда-либо в прошлом, может также оказаться механизмом распространения социально-экономического кризиса во всем мире. В условиях, когда американская экономика являлась двигателем мирового роста, крупный спад американской экономики имел бы серьезные последствия для царства экономики. В зависимости от своих параметров он мог бы угрожать политической стабильности во многих странах и подорвать международное положение Америки.
Почти все эксперты соглашаются с тем, что рыночная система развивается циклично и что рано или поздно возможен спад. Кажущееся бесконечным экономическое развитие США неизбежно когда-нибудь пойдет на спад. Вопрос только во времени и глубине падения. На момент написания книги (весна 2001 года) ходит широко распространенное убеждение в том, что Соединенные Штаты уже просрочили свое падение и неопределенность касается преимущественно вопроса о так называемом мягком падении. Когда бы ни случился спад, особенно продолжительный, глобализация, как представляется, распространит его последствия быстро по всему миру. Сценарий очень часто описывают таким образом: фондовый рынок, падающий в течение длительного периода, приведет к снижению потребления американцев, многие из которых имеют значительные доли своих сбережений, вложенные в виде акций. А это приведет к сокращению экспорта из индустриальных стран, что вызовет спад в этих странах. Капитал – особенно спекулятивный капитал – станет утекать из пострадавших стран. Банки сократят кредитование. Перед лицом неопределенного будущего потребители во всем мире увеличат накопления и, сокращая свои траты, усилят негативные тенденции. Некоторые из тех тенденций, в 1990-х годах приведших азиатские и латиноамериканские финансовые рынки на грань кризиса, проявятся вновь в разнообразных формах, но с одинаковыми глубинными мотивами.
Существуют значительные психологические преграды в деле подготовки к таким кризисам. Ответственные за экономику – Казначейство США, крупные инвесторы, банкиры и советы директоров гигантских многонациональных корпораций – не сомневаются в вероятности спада. Однако они не спешат действовать, исходя из этого предположения, чтобы не подстегнуть фактически то, что они стараются оттянуть на отдаленное будущее, – надеясь, что к тому времени они уже не будут больше работать в своих кабинетах. В общем и целом им кажется, что психологически легче урегулировать последствия рецессии, чем предпринимать противоречивые меры по ее недопущению, необходимость чего они не могут показать заблаговременно. Или они уповают на действия председателя Федеральной резервной системы, чтобы он все взял на себя. Более того, политические деятели, государственные лица и занятые в частном секторе идут неизведанными путями. Немногие из них предвидели масштаб и длительность бума; еще меньше предсказывали финансовый кризис в Латинской Америке, Азии и России, который прервал экономический рост 1980-х и 1990-х годов и, если уж на то пошло, сравнительную скорость, с какой все эти кризисы были преодолены.
Мне нечего сказать нового к дебатам по экономическим мерам, необходимым для недопущения или смягчения падения. Поэтому я посвящу эту главу вопросам, к которым должны обращаться прозорливые политики с целью недопущения разрушения политическим миром экономических достижений глобализации.
Глобальная система вознаграждает и наказывает своих участников по экономическим критериям. Но для общественности эти критерии слишком заумны, чтобы соблюдать законность и обязательства. Во время кризиса население обратится к политическим лидерам, чтобы они облегчили воздействие ухудшения экономической ситуации. Это так еще и потому, что даже периоды развития требуют своей платы со стороны населения, так что в большинстве стран – и особенно в развивающемся мире – существует почти постоянное меньшинство, всегда ожидающее своего часа действия, чтобы разыграть достоверность своего негодования.
Для достижения глобальной конкурентоспособности политическим лидерам в развивающихся странах необходимо извести весь политический капитал путем структурной перестройки своих экономик, ликвидировать излишние траты и сократить непроизводительные расходы. Часто это требует массовых увольнений и (следует надеяться, что временной) безработицы ради выгод в будущем, требуются не совсем очевидные в настоящий момент жертвы. Такое уравнение зачастую выглядит проклятием для политических или экономических лидеров, если обещанные блага наступят через слишком большое время после их ухода с арены.
Колоссальные изменения в структурах и мероприятиях большинства обществ, участвующих в глобализации, получают мощную поддержку – и зачастую на них настаивают как на условии оказания помощи – как правительства Соединенных Штатов, так и ведущих международных финансовых и экономических институтов. И все же сторонники нового подхода часто, как представляется, забывают уроки истории, показывающие, что на проведение реформ требовалось много десятков лет в их собственных странах. Принятие американской модели не является в первую очередь технической проблемой; для большинства развивающихся стран это подразумевает не что иное, как революционный переворот по известным образцам. Только совсем немногим странам удавалось сочетать консервативную бюджетную и кредитно-денежную политику, вмешательство со стороны правительства путем прежде всего регулирования, а не установления собственности или контроля, либерализацию финансовых институтов, поощрение гибкого рынка рабочей силы с широко принятыми и прозрачными законодательными рамками. Американская модель предполагает, что капитал сравнительно дешев, а рабочая сила сравнительно дорога, так что успех в конкурентной борьбе в итоге зависит от повышения производительности труда, подкрепленного постоянным технологическим прогрессом. Сравнительное преимущество достигается сокращением до возможно низкой степени трудозатрат на большинство производственных процессов.
Американский опыт показывает, что когда все эти факторы соединены воедино и какими бы трудными ни были начальные стадии, первоначальные нестыковки будут оправданы резким улучшением жизненного уровня. Однако опыт многих других стран также демонстрировал, что нелегко заставить американскую модель работать быстрее. Континентальная Европа все еще борется с крупными внутренними препятствиями в проведении необходимых структурных реформ (особенно на рынке труда и в сельском хозяйстве), хотя, как представляется, она дала старт развитию процесса приспособления к изменившимся условиям. Через 10 лет после краха коммунизма Россия, несмотря на западные увещевания и многие миллиарды долларов вливаний, не стала ближе к нормально функционирующей рыночной экономике и к тем же демократическим институтам. Темпы роста Китая поражают, однако они были достигнуты ценой приоритета правительственной стабильности по сравнению с демократическими реформами. Даже в странах с менее тормозящим прошлым – в Юго-Восточной Азии и Латинской Америке например – глобализация шла урывками и неравномерно. На протяжении 1990-х годов Соединенные Штаты почти в одиночку решали в мире проблему создания рабочих мест в ходе коренной ломки своей промышленной технологии.
Все развивающиеся страны сталкивались с проблемой, связанной с тем, что индустриализация, заставляя людей перемещаться из сельской местности в города, несет с собой ослабление традиционных социально-политических систем обеспечения. Городской рабочий и низший средний класс становится благодатной почвой набора сторонников для радикального политического и религиозного фундаментализма. Этот феномен был известен еще до глобализации; он внес свой вклад в появление марксизма в XIX веке и в дело иранской революции в ХХ веке. И даже когда материальные условия бедной и низшей части среднего класса улучшаются в абсолютных выражениях, мигранты становятся все более восприимчивыми к пропасти между богатыми и бедными, которую начальные стадии модернизации увеличивают и которую телевидение и другие средства массовой информации привносят наглядно в дома и сознание практически всех и каждого. Политические и экономические показатели в силу этого зачастую не стыкуются друг с другом. Даже когда совокупные экономические данные показывают рост, льготы и выгоды не достигают городского населения достаточно быстро или в довольно большом количестве случаев, чтобы устранить чувство неприкаянности и зависимости от пронизывающей все насквозь современной тревоги.
