Литература по этим вопросам обширна. Наиболее значительными в этой области являются труды С. Д. Сказкина, Е. А. Косминского, А. И. Неусыхина.
Термин «революция», может быть, звучит излишне громко по отношению к тем хозяйственно-технологическим сдвигам, которые имели место в средние века. Мы используем этот термин, нередко, впрочем, появляющийся в работах по истории средневековой техники, чтобы подчеркнуть далеко идущее значение этих сдвигов для последующего развития научно-технической цивилизации в Европе.
К такому выводу пришел французский исследователь Лефевр де Ноэтт, тщательно изучивший историю использования лошади человеком [119].
Водяные мельницы появились в I в. до н. э. в Риме, но распространение так и не получили вплоть до падения Римской империи (см.: [77]). Ветряные мельницы с вертикальной осью появлялись на равнинных местностях Ирана с VII в. по X в., но не нашли там повсеместного применения. В Европе ветряные мельницы, правда, с горизонтальной осью, появились в Нормандии около 1180 г. В XIII в. их число очень быстро возросло; к примеру, только в окрестностях Ипра, важного торгового и промышленного центра средневековых Нидерландов, их было не менее 120 (см.: [95, 24-25]).
Такие машины упоминаются в описании цистерцианского монастыря в Клерво, относящемся ко времени жизни одного из крупнейших католических писателей и религиозных деятелей XII в. Бернарда Клервоского (см.: St. Bernardi vita prima, 2, 5, 31 [135, 185, 285]). Поскольку же цистерцианские монастыри были все одного образца, а монастырей таких в XII в. было 742, то даже при наличии в одних лишь монастырях приспособления, механизирующие ручной труд, были бы уже заметны в Европе. Но, разумеется, механизация была распространена гораздо шире (см.: [95, 1-28]).
Descriptio positionis seu situations monasterii Claravallensis [135, 185, 570—571].
О роли цистерцианцев в экономической жизни средневековой Западной Европы (см.: [95]).
Всякая деятельность человека может контролироваться разумом. Это может быть просто обдумывание, сопутствующее и содействующее делу, и оно так или иначе присутствует во всяком деле, в простом и в сложном, в непривычном и в монотонно повторяющемся. Но может быть и такое осмысление, когда обдумывание во всех деталях предшествует осуществлению дела, когда составляется мысленный проект, подлежащий суду разума, всестороннему критическому изучению и обсуждению. Рационализации, в смысле такого критического осмысления, подлежат лишь те роды деятельности, которые высоко стоят на шкале общественных Ценностей. В античности заслуживающими признания были деятельность политическая (гражданина в государстве) — рационализацией ее является система права, и деятельность познавательная — рационализацией ее были наука и философия.
М. Вебер связывает это изменение не вообще с христианскими влияниями, а только с религиозно-этическими нормами протестантизма, усматривавшего в хозяйственном благополучии проявление добродетели трудящегося.
Как рассказывает Григорий Турский, некий аббат из Галлии в VI в., удрученный зрелищем монахов, размалывающих зерно в ручных мельницах, построил водяную мельницу, «чем облегчил труд монахов».
Когда в «Завещании св. Франциска» вновь указывается на необходимость монахам трудиться, то здесь тотчас же следует оговорка, что труд не должен вести к обогащению. «Руками своими трудился я и буду трудиться, и желаю, чтобы и остальные братья трудились всячески согласно заповеди. Кто же не умеет, пусть научится, не ради алчности и мзды, а доброго примера ради и для преодоления праздности» [59, 93].
Еще одно обстоятельство, сопутствовавшее христианизации общества, благоприятствовало процессу технологизации, а именно десакрализации природы (см.: [104], а также [147; 241]). Христианство, борясь против анимизма, присутствовавшего во всех языческих религиях, преодолевает свойственное им опасливо-почтительное отношение к природе (ведь богов страшно прогневать и непременно надо умилостивить), не допускающее свободного обращения с природными объектами. Согласно христианскому учению, природа сама не есть нечто божественное, она, так же как и человек, есть творение доброго бога, благорасположенного к человеку, и поручена Творцом заботливой и разумной распорядительности человека. Забота о рациональном упорядочении природы — это для человека не только деятельность, предпринимаемая ради материального благополучия, но и нравственная обязанность.
«Все, что правильно сказано людьми, (все это) наша, христиан, собственность», — пишет он во «Второй апологии» (Цит. по: [94, 13]).
О римской науке см. раздел «Наука эпохи Римской империи» в книге И. Д. Рожанского «Античная наука» [54]; см. также: [131; 153].
Крупные научные достижения этого периода, связанные с именами Птолемея (II в.), Галена (II в.), Диофанта (III в.), Герона(I в.), Паппа (III в.), относятся все к греко-языческому миру. Они возникли в рамках александрийской культуры и являются скорее поздними образцами александрийской науки.
Как пишет исследователь поздней античности Р. Грант, «идеи симпатии и антипатии были гораздо более популярны, чем биологические трактаты Аристотеля и перипатетиков… В поздней античности научное изучение природы было практически мертво»
«Над предметом размышлял менее всего, а более всего об их мнениях относительно сочетания слов». Так читал древних поэтов св. Бруно (ум. 965) [135а, IV, 257].
В формировании системы образования в средние века роль Боэция очень велика. Собственно, его переводы и сочинения долгое время были основными учебниками в средневековых школах. Боэций (480—525) — римский консул и советник при Теодорихе, короле остготов, был образованнейшим человеком своего времени. Получив образование в Афинах, он был хорошо знаком с греческой наукой и философией. Он оставил в наследство средневековью сочинения по логике, переводы «Категорий» Аристотеля с «Введением» Порфирия и трактата Аристотеля «Об истолковании». По-видимому, им была переведена также «Первая аналитика», однако этот перевод не был в употреблении. Боэций оставил, кроме того, частичное изложение «Начал» Евклида, а также элементарные трактаты по арифметике и музыке, которые были переложением трактатов Никомаха из Геразы (ок. 100 г. до н. э.). Это небогатое наследство более пятисот лет служило основой для занятий свободными искусствами.
Помимо работ, выполненных Боэцием с чисто просветительской целью, его перу принадлежат и другие труды. Его теологические трактаты многократно комментировались в средние века. Свои взгляды, а он был христианином, тяготеющим к неоплатонизму, он изложил в сочинении «Об утешении философией» (рус. пер. в [59а]). «Влияние Боэция было многосторонним и глубоким, — писал известный исследователь средневековой философии Э. Жильсон. — Его научные трактаты дали материал для обучения квадривию; его работы по логике заняли место работ Аристотеля на несколько столетий; его теологические трактаты дали образец… научной теологии, систематически выводимой из определенных понятий. Что касается De consolatione philosophiae, то эту работу и ее влияние можно обнаружить во все периоды… Его справедливо считают одним из основателей схоластики» [94, 106].
Примером пособия для обучения арифметике является задачник, составленный монахом Алкуипом из Йорка, учившим при дворе Карла Великого. Будучи сам превосходным учителем, Алкуин составил учебники грамматики и орфографии, максимально доступные его ученикам, начинающим свое обучение практически с нуля. Примечательна форма изложения: это диалог между двумя юношами под руководством учителя о свойствах латинской грамматики. Столь же доступным по форме он стремился сделать и свое руководство по арифметике «Задачи для изощрения юношей» (Propositiones ad acuendos pueros). Сборник содержит и задачи на смекалку, сюжеты которых взяты из повседневной жизни, и целый ряд чисто арифметических задач, и простейшие геометрические задачи. Алкуином были написаны еще два трактата-учебника — «О диалектике» и «О риторике» — непосредственно для Карла Великого; последний, в частности, предназначался для обучения приемам ораторского искусства, необходимого при судебных разбирательствах.
Схоластик значит, собственно говоря, учитель. Но часто схоластик, официально назначаемый, не являлся непосредственно учителем, а нанимал в качестве учителей других, чаще всего студентов университетов, не закончивших курса, сам же оставался на должности старшего. Впрочем, это характерно уже для более позднего периода средневековья.