Словом, все крестьяне и ремесленники работали; дворяне только служили; низшие военнослужилые люди и служили и работали, притом работали и в своем хозяйстве и на государство, сооружая крепостные стены, земляные валы и засеки, обрабатывая землю «на государя», добывая руду и т. д.; духовенство в церквах и монастырях служило, или, по старинным воззрениям, работало на бога. Между прочим, можно было работать и на дьявола. Работой на дьявола считались деяния, осуждаемые православием.
Так, в общем, было на Руси с употреблением глаголов служить и работать три столетия назад. Заметим только: служить могли и любые простые люди, однако не по-дворянски, а быть слугой у барина. Вековечной службой на господ рождена бытовавшая в народе ироническая байка: «Будем мы и на том свете на бар служить (они будут в котле кипеть, а нас заставят дрова подкладывать)» (Даль, Слов.).
По мере того, как в служилой среде служба из личной (феодалу) с укреплением централизованного государства и развитием в нем бюрократии все более и более превращалась в службу государственную и военнослужилое дворянство становилось просто служилым, в образованиях служба и служить развивались более общие значения. Слова эти стали относиться, помимо службы военной, к любой гражданской, чиновничьей деятельности, а впоследствии распространились и на общественную деятельность. Изменение их смысла в таком направлении в дальнейшем было связано и с изменением состава служивших, который заметно расширялся за счет других социальных групп, в позднее время — разночинцев. Служили уже не только дворяне, но и выходцы из торговых слоев, мещанства и крестьянства. Еще ранее развитие деловой письменности в приказах и частном предпринимательстве превратило официальную переписку из ремесла в наемную службу. Вследствие этого в канцелярском мире глагол работать в значении, унаследованном от древнерусских писцов, постепенно был утрачен, в употреблении осталось только служить. В речевом обиходе духовенства глагол служить (для бога), вытеснив работать (для бога), стал безраздельно господствовать. Глагол служить по-прежнему сохранял значение «прислуживать» — быть слугой, прислугою.
Обрастание слов служба и служить разными значениями приводило к необходимости выражения последних при помощи дополнительных средств — определенных форм сочетания с определенными словами: военная служба, гражданская служба, служба у барина, служить в солдатах, служить прислугой и т. д. Например:
Не лучше ль стало б вам с надеждою смиренной
Заняться службою гражданской иль военной
Пушкин, «Французских рифмачей суровый судия…»
В сельской среде, менее знакомой с различными видами службы (знали главным образом военную и церковную), в большей степени, нежели в городе, обходились без дополнительных средств выражения значения.
В общем служба и служить к началу XIX в. характеризовали непроизводительную деятельность людей, иными словами, такую, которая не создавала материальных ценностей. Напротив, одновременно наблюдалось более строгое закрепление образований работа и работать за производительною деятельностью. Это главное семантическое различие между сопоставляемыми словами получило отчетливое отражение в словарях. Например, Слов. Акад. 1822 слово работа объясняет как «труд, употребляемый или употребленный на совершение какого дела, какой-нибудь вещи», и далее — как мастерство, а также — сделанная вещь; а службу характеризует как «состояние и исполнение должности слуги», «отправление воинского или гражданского звания» и свершение церковного обряда. Работать в том же словаре, исключая устаревшие значения, толкуется следующим образом: находясь в работниках, что-либо исправлять из платы, трудиться над чем- нибудь, заниматься каким-либо делом, наконец, — уметь делать: Он работает башмачное, столярное, кузнечное; а служить означает: «повеленное, предписанное исполнять по обязанности, званию и должности», «оказывать услугу из учтивости, из усердия, почтения; вспомоществовать чем», «совершать какую-либо церковную службу».
Вместе с тем необходимо заметить, что в XIX в. употребление слов работа и работать в сфере умственного труда несколько расширяется, что могло быть связано, между прочим, «…не общим ростом уважения к труду, с горячей проповедью которого выступила демократическая литература, и с развитием политико-экономических представлений о труде как общем источнике народного богатства»[48].
Октябрьская социалистическая революция, уничтожив старый социальный строй, открыла необъятный простор Для интеллектуальной деятельности народа в тех областях Жизни, которые в условиях капитализма были для него запретными. В органы государственной власти, руководства хозяйством и культурой, где, бывало, служила прежде всего привилегированная публика, пришли рабочие и крестьяне, для которых производительный труд являлся основой существования. Они привыкли работать, а не служить наподобие чиновников. Поэтому и новые свои обязанности в области управления они, естественно, считали работой, а не службой. И в самом деле это была интеллектуальная творческая работа, а не старая казенно-равнодушная служба, смысл которой заключался в исполнении «повеленного и предписанного» «по обязанности, званию и должности». Огромную интеллектуальную работу по строительству нового общества развернули Коммунистическая партия, профсоюзы и другие общественные организации. В результате всех этих перемен, в результате приобщения народных масс к интеллектуальной деятельности в новых сферах употребление слов работа и работать из области физического труда все шире и шире распространялось на область интеллектуальных занятий. Характерное до Октября противопоставление слов работа, работать и служба, служить, отражавшее в языке различия между физическим и умственным трудом, в основном было нарушено. В расширении области применения слов работа и работать, в интенсивном проникновении их в сферу умственного труда большую роль сыграло формирование новой советской интеллигенции, особенно технической, которая непосредственно занималась инженерным обслуживанием труда, тем более, что кадры этой интеллигенции в значительной мере пополнялись из среды рабочего класса.
Уже забываются слова слуга и прислуга — названия лиц, которые прислуживали, выполняли по найму домашнюю работу. Слуг для дома вовсе нет, а домашняя работница — не приниженная прислуга. И глагол служить в значении «прислуживать в доме» выпал из обихода. В применении к сотрудникам учреждений и учебных заведений служить заметно уступает место образованию работать. Если иногда и слышим: служит в банке, в конторе, притом, пожалуй, исключительно от старшего поколения, то служит в сельсовете, в школе — явно неприемлемо.
Незаменимость в армейских условиях образований служба и служить определяется особыми обстоятельствами, о которых упоминалось.
В истории слов работа и работать, служба и служить, как в капле воды, отразилась история сложных изменений в положении классов русского общества и его отдельных социальных групп в течение минувших веков и особенно в революционную эпоху.
Хотя в языке и действуют свои законы развития, которые находят воплощение в тех или иных нормах, история языка в конечном счете всегда обусловлена историей народа — его творца и носителя.
О похвальных и непохвальных борзописцах
Еще в раннюю пору развития нашей письменности появились искусные писцы, настолько опытные и сноровистые, что слыли в народе борзописцами — мастерами борзого письма: прилагательное борзый, как и впоследствии, означало «скорый, быстрый», но пользовались им гораздо шире, чем в более позднее время. Определение борзые относят ныне к известной породе собак. Из фольклора и художественных текстов прошлого века мы знаем о борзых конях (напомним строки Пушкина: «По дороге зимней, скучной Тройка борзая бежит»), а тогда приемлемы были и «борзое шествие», и «борзые ноги», и, кроме борзописца, слова борзоход и борзоходец, и другие образования с основой борз. Название борзописец было уважительным. Так величали образованного по тем временам грамотея, специалиста высокой выучки. С борзописцами встречаемся, например, в изложении одного эпизода из истории славянской письменности в Новгородской пятой летописи: «Мефодии же посади два попа борзописца вел(ь)ми и преложи вся книгы исполнь отъ гречьскаго языка въ словеньскыи языкъ». В том же самом пересказе на страницах Лаврентьевской летописи упомянуты два скорописца, а не борзописца. Словом, было время, когда искушенных грамотеев, обыкновенно профессионалов, именовали борзописцами или скорописцами. Если эти названия и другие образования от тех же основ находили применение в эпоху устава и полуустава, то с появлением беглой скорописи оснований для их употребления стало еще больше. Не случайно в народном эпосе эпитет скорописчатый оказался популярным. Вспомним: былинный Василий Буслаев писал ярлыки скорописчаты. В старинной письменности отмечено и образование борзописечьский.
