Ирина Черепанова - Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Вечность... Звезда... Тайна...

И тут же — Дом. Такой родной, такой привычный. Дом, в кото­рый так необходимо вернуться после долгих странствий, найти уют и покой, счастье или горе. Дом у каждого свой. Комната в общежи­тии. Дворец. Двухкомнатная «хрущевка». Замок. Лачуга. Юрта.

А есть еще один — универсальный и сокровенный. «Домом колдуньи» назвал французский психоаналитик С. Леклер мир лич­ностных смыслов, неподконтрольных сознанию.

«Дом колдуньи» — таинственная область психики, порождение совместной работы сознания и установки. «Есть странные, непред­виденные продукты сознания, которые установка уводит на пери­ферию сознаваемого или вообще за его пределы. Она как бы „не дает“ их осознать — и здесь разгадка пресловутого „вытеснения“. Иногда эти химерические образования возвращаются нашему „я“: чаще в сновидениях, чем наяву, чаще при неврозе, чем при душев­ном здоровье. Но почему сознание не может востребовать подоб­ный материал в любую минуту? Очевидно, потому, что так реализу­ется принцип психологической защиты: стремление избежать пере­живаний мучительного и унизительного характера. Стремление, разумеется, бессознательное, внятное для установки, а не для созна­ния. И оно не сводится к избеганию душевной боли. Это еще защи­та от иррационального, от того, что „ни в какие ворота не лезет“, а в голову все-таки приходит.

Возникшее в сознании, а затем унесенное установкой за его пределы продолжает существовать в человеческой душе. Сатурново кольцо полусмыслов, полуобразов, получувств постоянно обраща­ется вокруг всего, что мы способны осмыслить. Это окружение за­дает тон оркестру сознания, оно определяет ритмику и нюансиров­ку исполняемой музыки, аранжирует „темп“, а подчас кладет перед музыкантом незнакомые ноты. Хорошо ли это? Изумительно! И совершенно необходимо. Вопреки страхам Фрейда, „дом колдуньи“ населен не одними чудовищами.

Появляются и чудовища. Они плохи не сами по себе. Они плохи тогда, когда непомерно усиливается или резко ослабевает психоло­гическая защита. То есть когда под влиянием невзгод и неудач ус­тановка начинает слишком уж ограничивать поток сознания, либо слишком широко допускать в этот поток опасные примеси из сфер бессознательного».

Вот то немногое, что нам известно о «доме колдуньи», о нашем собственном доме. Условной «дверью» в него А. Добрович считает психотерапию, которая восстанавливает нормальную психологиче­скую защиту личности: смягчает, если механизмы защиты стали уродливо жесткими и деформируют сознание и поведение человека, или укрепляет, если они вконец расшатались. В идеале — это осо­бое общение с человеком, которое возвращает ему всю полноту его душевной жизни, сознательной и бессознательной. «Сознание дела­ется шире, гибче, утонченней — и бессознательное не мешает этому. Со своей стороны, бессознательное начинает естественнее выходить наружу, окрашивая в волнующие и значительные тона мысли, стремления,  мечты — и сознание не пугается этого. Достигнута гармония между двумя сторонами психики: словно два надежных крыла взмахивают содружественно. Это вовсе не „слияние“, а равно­весие начал при сохранении автономии каждого. Бессознательное не вывернуто наизнанку перед сознанием — нет! Оно лишь частично подверглось „дренажу“, поскольку так было необходимо для устра­нения невроза. Но оно для излеченного человека по-прежнему „дом колдуньи“, кладовая тайн („Только тайна дает нам жизнь. Только тайна“, — писал Гарсиа Лорка). Сознание не заковывается в цепи гипнотических внушений, которые были сделаны как бы „за спиной“ у критической мысли. Никоим образом! Из этих внушений оно ото­брало то, что сочло интимно-своим; слова, услышанные на сеансе гипноза, поистине превратились в часть собственных мыслей — предположений, убеждений. Психотерапия заново открыла человеку радость мышления, анализа, страстность поиска истины. Психотера­пия увела его от бесплодного самокопания — к жизни, каждому яр­кому часу которой следует радоваться, как подарку».

Из этого гимна психотерапии становится ясно, что мало оты­скать дверь, нужен еще и подходящий ключ с определенной, точной и причудливой формой. Во многом он сложен, в одном — прост: он открывает дверь.

Ключ к «дому колдуньи» — Язык, который несет в себе Тайну Суггестии.

Люди издавна осознали особую роль слова, «магичность» и всемогущество слова. М. М. Маковский в книге «Удивительный мир слов и значений» приводит множество примеров такого особо­го отношения к слову у разных народов: «Лексемы со значением „слово“ (а также „говорить“) могут, с одной стороны, соотноситься со значением „резать“, а с другой — со значением „блестеть, сиять, гореть“ („вредить, портить, ругать“): заклинания обычно произно­сились над огнем». По данным того же автора, лексе­мы «слово», «речь», «говорить» по происхождению связаны с такими значениями, как «храм», «рок», «гореть», «красный», «бить», «ре­зать», «связывать» (завораживать человека), «брать в плен», «дви­гать», «крутить», «находить», «схватить», «звук», «копье», «сна­ряд», «чадить», «пламя», «лезвие», «молва», «репутация», «похва­ла», «слава», «учение», «свет», «молитва», «солнце», «раненый», «немой» (потерявший способность говорить в состоянии религиоз­ного экстаза).

Слово врачует, слово убивает, слово открывает дверь «дома колдуньи».

такой совет дает желающему войти в «дом колдуньи» героиня поэмы М. Цветаевой «Переулочки». Выкрутом — значит, найти ключ, который бы открывал дверь.

Возможно ли это? Веками люди пытались найти идеальные сло­ва, породить лечебные тексты — заговоры, молитвы, мантры, фор­мулы гипноза и аутотренинга. Самые удачные из них запоминали, переписывали, передавали из поколения в поколение. Человек, про­фессионально владеющий языком, считался чародеем; Вербальная магия — наука и искусство — жива и поныне. Колдуны, экстрасен­сы, психотерапевты, модные «нэлперы» — все они «ключники» бес­сознательного. И все-таки ближе всех к разгадке тайны «дома кол­дуньи» стоят лингвисты, филологи — люди, изучающие Тайны языка.

Кто такой филолог? «Как ни глубоко различны культурно-исторические облики лингвистов, от индусских жрецов до совре­менного европейского ученого языковеда, филолог всегда и всю­ду — разгадчик чужих „тайных“ письмен и слов и учитель, передат­чик разгаданного или полученного по традиции. Первыми филологами и первыми лингвистами всегда и всюду были жрецы. История не знает ни одного исторического народа, священное пи­сание которого или предание не было бы в той или иной степени иноязычным и непонятным профану. Разгадывать тайну священных слов и было задачей жрецов-филологов».  Жрецы разгадывали, колдуны создавали, совсем как в одном из рассказов Г. К. Честертона об отце Брауне: «Преступник — творец, сыщик — критик. Когда вы знаете, что делает преступник, забегай­те вперед. Но если вы только гадаете — идите за ним. Блуждайте там, где он; останавливайтесь, где он; не обгоняйте его. Тогда вы увидите то, что он видел, и сделаете то, что он сделал. Нам остается одно: подмечать все странное».

По одному из определений современной философии, человек — это текст, следовательно, его задача — гармонично «вписаться» в другие тексты, найти свои заветные слова. Поможет ему в этом особая языковедческая наука — суггестивная лингвистика.

Интересно, что максимальное количество упреков я, как автор работ в этой области, услышала по поводу «опасности» такого рода исследований и «спекуляции» на мифах населения.

Опасность действительно есть. Но еще опаснее — неведение. А что касается «мифов населения» — все равно существует устойчи­вое общественное мнение о том, что некие спецслужбы обладают «психотронными полигонами» и у них есть тайная власть, невиди­мая сила, способная причинить вред любому. И еще люди по-прежнему верят в ведьм, колдунов и сверхъестественные силы, изу­чают магию (под каким бы названием она не преподносилась), и за­щитные механизмы страха в них не ослабевают. Каждому хочется стать Победителем, быть счастливым и любимым, понять других и себя. Магия языка — вот дверь в подсознание, условие самосовер­шенствования. Важным становится не только что говорить, но и как.