Но что нами управляет? Каким силам мы подчиняемся? И как справиться с собой, не переступая границ саморазрушения?
Бытие определяет подсознание
Попробуйте вспомнить, как реагирует мистер Бонд на щекотливые предложения, которые в каждой серии с упорством безнадежно влюбленного ему преподносит мистер Зло? И не забудьте: от конечного выбора Джеймса номер 007 зависит, как минимум, жизнь полногрудой блондинки, прикованной к ракетному соплу, и прочие мелочи, вроде гражданских свобод Британии и выкупа в размере годового бюджета Европы и Америки? Разумеется, в памяти всплывает многократно виденная сценка: Бонд, душка, неторопливо попивая свой смешанный, но не взболтанный коктейль с сухим мартини, задумчиво так произносит: «It depend…» — что переводится, как «Торг уместен». В российском шпионском кино в аналогичной ситуации принято выпячивать грудь и высказываться в том духе, что, мол, «Не могу поступаться принципами!» Хотя в итоге… В общем, «It depend…».
Зададимся вопросом: зачем Бонд, который, как известно из предыдущих семи фильмов, нипочем не предаст любимой блонди… то есть любимой демократии, а заодно и родного западного бюджета — зачем он (Милый! Милый!) строит из себя продажного, бессовестного, безыдейного и бесчувственного мерзавца? Слышу единодушный ответ: «Чтобы выиграть время, бестолочь!» Только не кипятитесь. Я тоже сочувствую хитрым уловкам Бонда. Но попутно меня интересует и другая проблема: ну, а нашему незаметному герою в разорванной рубахе и с вечно подбитым глазом — ему что, время не требуется? Он не собирается вести тонкую психологическую игру с противником? Видимо, нет. Удел отечественного героя — бросаться под вражеские танки, предварительно выпив ведро бензина и закусив коробком спичек. Наши принципы не могут ждать! Нашим героям не до игр, хоть бы и психологических! И отчего люди такие разные?..
Речь, разумеется, не столько о шпионах, сколько о щекотливых предложениях. И о том, как на них реагировать, особенно если вы не агент 007, а скорее полногрудая блондинка. Если вглядеться в роль принципов — причем самых разных — в человеческой жизни, обнаруживаешь удивительные вещи. Во-первых, вопрос, который множеству людей кажется самым главным: «Какие у тебя принципы?», оказывается просто-напросто за печку задвинут вопросом поистине шекспировским: «Быть или не быть принципу?» И, кстати, неважно, какому. А если учесть, что сегодня даже урки жалуются на нежелание молодого криминалитета «жить по понятиям», то, наверное, вопрос становится еще острее: «Жить или не жить?». Что важнее — жизнь или «понятия», в смысле, принципы?
Естественно, не все из нас влачат существование в экстремальных условиях, когда несгибаемым борцам за неподходящие убеждения могут и кровушку пустить. Но практически все знают: будешь стоят на своем, как Дзержинский на Лубянке — «финансовых кровопусканий» не избежать. А то и вовсе… Свезут на задворки и поставят рядом с садово-парковой скульптурой «Три летчика перед одним штурвалом» (авторское название «Ну что, орлы?»). Поэтому, беседуя с патологически неполиткорректным, но вышестоящим лицом (Хотя какое это лицо? У него же вместо лица совершенно противоположная часть тела!), мы, как правило, и не пытаемся переместить ограниченное сознание нашего собеседника на вершины гуманизма, плюрализма, феминизма и прочих достигнутых цивилизацией «измов». Пусть живет безмятежно, и вообще — ужам не место в альпинизме. Себя при этом ощущаешь удачным результатом скрещивания орла с альбатросом. Орлобатрясом. Обитателем небесной выси — к тому же чутким, терпимым и прекрасно воспитанным.
Но через некоторое время — часа примерно через 2–3 после разговора с «лицом», которое и в фас, и в профиль похоже на нечто иное — в душу заползают и скапливаются стоячим болотом отрицательные эмоции. Здесь присутствуют и раздражение, и чувство вины, и недовольство собой, и желание высказаться откровенно, и порыв вернуться, чтобы постучать ботинком по чему подвернется. В ушах звенит: «А нечего было поступаться принципами!», и даже неясно, кому сказать: «Заткнись!» — голосу совести или соседскому радиоприемнику. Потому что оба талдычат одно и то же.
Описанная ситуация довольно проста: человека рвут на части впитанная с молоком матери идеология борца за правду и элементарный инстинкт самосохранения. Причем обе «противоборствующие стороны» по-своему… неправы. И становится по одну сторону этих «внутренних баррикад» — раз и на всю жизнь — не следует. Погорите, как полуголая свобода, воплощенная кистью художника Делакруа. В любом случае каждую из «соперниц» надо выслушать и использовать ровно настолько, насколько это повысит ваши шансы на успех. Учтите: успех есть достижение максимальных результатов при минимальных затратах, а отнюдь не подаренный судьбой шанс «загреметь под панфары». Поэтому сами решайте: сможете ли вы, отключив 80–90 % слуха и зрения, просто присутствовать, делая любезную мину, возле человека, неприятного лично вам, но крайне необходимого для пользы общего дела? И что, опять-таки, лично вам принесет подобное «упражнение на невосприимчивость»? Финансовый допинг, а в дополнение к нему — затяжную депрессию? Нервный срыв и отпуск без сохранения содержания? Перед вами — в некотором роде шахматная партия. Гарантия выигрыша, как вы понимаете, стопроцентной не бывает. Но чтобы повысить свои шансы, надо хотя бы научиться играть.
Итак, проясним некоторые правила «психологических шахмат». Во-первых, что такое принципиальность и беспринципность? Во-вторых, каковы положительные и отрицательные стороны уже описанных диаметрально противоположных стилей поведения? В-третьих, насколько нами руководит природный инстинкт самосохранения, а насколько — призывы «Так же поступил бы каждый пионер!», «Будь готов!», «Бди!», «Не болтай!», «Догоним!», «Долой!», «Стань донором!», «Вылечи люмбаго!» и проч.? Но начнем все-таки не с середины, а с начала — с основополагающего вопроса: какова роль правил в нашей жизни?
В сущности, жесткое исполнение правил — любых, от придворного этикета до биологической программы — тем хорошо, что избавляет от самостоятельного выбора тактики и стратегии, то есть фактически освобождает человека от необходимости решать проблемы любого уровня сложности. Всякие ухищрения и приемчики в духе шахматной партии заменяются автоматическим наложением описания ситуации на кодекс необходимых и достаточных действий. Что сильно экономит время и энергозатраты.
Эволюция опробовала такой подход на сотнях тысяч видов существ и нашла его весьма удачным. Ведь у копытного животного никогда нет времени на рассуждения и далеко идущие выводы типа: «По реке плывет… нечего хихикать! Плывет нечто коричневое и шероховатое. Предположим, это бревно. А вдруг крокодил? От крокодила необходимо убежать, попарно переставляя ноги с максимальной скоростью. Однако ощущается большая потребность в жидкости, дефицит которой в моем организме достиг непозволительно высокого уровня. Возможно, мне следует остаться у водопоя и посмотреть: если объект станет двигаться против течения, следовательно, он не является бревном. Но остается вероятность, что передо мной лодка, а в ней — тот самый сумасшедший гринго, который шляется по джунглям и кормит всех встреченных зверушек белыми булками с йодированной солью. В то же время гринго, раздавший всю хлеб-соль, может проголодаться. Он меньше крокодила, но…» Да пока вы читали весь этот бред сивой кобылы, пардон, внутренний монолог антилопы гну, крокодил или гринго уже бы позавтракали столь высокомудрой особью. Значит, надо было удирать, «попарно переставляя ноги», без всяких монологов. И потерпеть дефицит жидкости в организме до другого случая напиться.
Однако, если речь идет не только об Иванушке, который, как известно, не утерпел-таки — последовал дурным инстинктам, напился и в состоянии козленочка был приведен в обезьянник — то большей части человечества эволюция отказала в безупречно чувствительном сенсорном аппарате и четко действующих рефлексах. Мы плохо видим, слышим еще хуже, даже сильные запахи ощущаем на расстоянии всего лишь 5-10 метров, к тому же, прежде чем принять решение, трепетно вглядываемся в речную гладь и ведем с собой долгие утомительные разговоры. Инстинктивное поведение, выработанное и отшлифованное матушкой-природой, у нас подавлено и «перекрыто» поведением интеллектуальным. Хотя, если рассмотреть проблему до мелочей, подчас возникает сомнение: да есть ли между воздействием природы и интеллекта на наше сознание принципиальная разница?
Помните, Гамлет у Шекспира ужасно переживал, нервничал, и на дядеубийство решиться никак не мог — а оттого ощущал жуткий комплекс вины перед призраком папули, который регулярно возникал возле блокпоста, вещал ужасное и исчезал с рассветом. Но это у Шекспира. А тот, у кого Шекспир взял основы сюжета — писатель-гасконец Франсуа де Бельфоре — описывал совершенно другого Гамлета, с умом, не замутненным сантиментами, и с душой, не обремененной избытком родственной любви. То есть Гамлета, каким оного преподнес потомкам древний англосаксонский эпос. Тот, далекого VII века принц Датский не просто лихо зарубил безнравственного дядюшку, не дав отчиму меча из ножен вынуть, он еще и сжег заживо всю дядюшкину команду вместе с королевским дворцом и парой прилегающих сельхозугодий. Словом, неплохо отдохнул. И все кадровые проблемы решил одним махом, не разводя турусов насчет правых и виноватых. Правда, великой шекспировской трагедии из подобного сюжета не выжмешь. Максимум, на что это похоже — на боевик с Чаком Норрисом. А почему? Да потому, что герой саг и песней не столько размышляет, сколько действует. Ему не до этических споров, он воин, завоеватель, правитель и убийца. В нем все гармонично. Если у такого суперпринца в руках оказывается компромат вроде сведений о готовящемся заговоре — чего тут думать? Копать надо! Могилку — и поглубже. Очень действенная натура. Совершенно в духе своего времени.
