Поэтому правильнее описанный способ формирования навыков следует назвать не путем проб и ошибок, а путем поиска и отбора. При этом круг реакций, в котором ведется поиск и с помощью которых он ведется, определяется целью поведения (потребностью) — освобождение, добыча пищи, отыскание самки, преодоление препятствия, устранение опасности и т.д. Форма этих реакций определяется врожденными структурами соответствующего поведения и опытом, т.е. накопленным репертуаром действий, обеспечивавших в прошлом достижение животным соответствующих биологических целей.
Отбор же управляется особенностями ситуации, которая определяет, какие именно из опробованных действий позволяют реализовать соответствующую цель.
Так выглядит извне тот процесс, который мы называем формированием навыка.
Хотя навык представляет более высокий тип поведения, не следует думать, что он составляет удел лишь высших организмов с головным мозгом. Многочисленные исследования показали, что обучаемость наблюдается и у беспозвоночных вплоть до самых примитивных. Так, например, планарий, червей удавалось «научить» правильному выбору пути к пище в Т-образном лабиринте. Морских звезд «приучали» передвигаться к месту кормления в ответ на освещение другой половины аквариума. Есть сведения, что даже у пресноводных гидр удавалось выработать оборонительную реакцию на свет, когда он сопровождался электрическим ударом.
Интересно, что количество «проб», которые потребовались этим примитивным организмам для научения, оказалось таким же, как у многих высокоразвитых млекопитающих (8—20 повторений).
Таким образом, навык — это, по-видимому, свойство всего живого, имеющего хотя бы зачатки нервной системы, также как инстинкт. Навык не сменяет инстинкта в процессе развития живой природы, а развивается параллельно с ним. В разных ветвях животного мира лишь изменяются соотношения и уровень этих двух основных форм приспособления к реальности. В одних ветвях, как насекомые, высшей сложности и развития достигают инстинктивные формы поведения. В других, как млекопитающие — обучаемые. Но и в структуре самых жестко запрограммированных инстинктами организмов мы обнаруживаем корректирующую руку индивидуального обучения. И в самых изменчивых структурах обучаемого поведения мы замечаем направляющую указку видового инстинкта.
Навык намного выгоднее инстинкта в том отношении, что он позволяет гибко изменять и варьировать поведение с изменением условий. Животному, у которого есть механизм навыка, уже не страшно, если оно попадет в совсем новую обстановку, новую среду. Оно к ней так или иначе приспособится, благодаря механизму научения.
Но есть и недостатки в этом механизме. Формирование навыка требует, как мы видели, многочисленных практических и исследовательских проб. А между тем, есть такие ситуации, в которых пробовать нельзя, потому что проба может очень плохо кончиться. Представьте себе, например, что ребенок должен был бы на основе проб и ошибок обнаруживать, что электрический ток убивает или, что от огня может сгореть дом. Вряд ли ему пришлось после этого еще раз пробовать. И действительно, обучение таким путем в природе часто кончается тем, что животное погибает.
Кроме того, такое обучение требует длительного времени. И все-таки перед каждой новой ситуацией животное оказывается беспомощным, должно заново путем практических проб отыскивать соответствующую ей форму поведения. В результате за всю свою жизнь оно успевает научиться очень немногому. Соответственно, репертуар накопленных приспособительных реакций оказывается весьма ограниченным. А мы знаем, что расплата за такие вещи в природе жестокая — смерть.
Эти недостатки преодолеваются третьей формой приспособительного поведения, третьим его уровнем, который называют интеллектуальным поведением.
Интеллектуальный, разумный — эти оценочного характера слова приходится часто слышать. При этом имеют в виду качества психической деятельности.
Но мы с вами договорились, что пока будем рассматривать только внешне наблюдаемое поведение. Чем же отличается по своим внешним проявлениям то поведение, которое мы называем интеллектуальным, от того, которое можно приписать «чистому» навыку? Ответ на эти вопросы пытался найти немецкий ученый Келлер в начале нашего века в знаменитых своих опытах с обезьянами.
Вот как он описывает один из своих экспериментов с шимпанзе по кличке «Султан», которому требовалось достать банан, подвешенный к потолку клетки: «Султан быстро прекращает попытки допрыгнуть до банана, беспокойно бродит по клетке, вдруг останавливается перед ящиком, хватает его, торопливо перекатывает его под цель, но залезает на него, когда он удален от цели еще примерно на 1/2 метра (по горизонтали) и, сейчас же прыгнув из всех сил, срывает банан. После подвешивания банана прошло около 5 минут; промежуток между остановкой перед ящиком и первым укусом плода составлял немногие секунды, он протекал как единый целостный процесс».
Если для достижения цели нужно поставить друг на друга несколько ящиков, действие осуществляется обычно менее точно. В большинстве случаев поспешное карабкание наверх приводит к тому, что вся пирамида небрежно поставленных ящиков обрушивается. Задачу, требующую нагромоздить друг на друга четыре ящика, большинство шимпанзе вообще решить не могут. Правда, в одном случае обезьяна решила такую задачу другим способом. Она схватила экспериментатора за шиворот, подтащила под банан и, вспрыгнув ему на плечи, легко достала оттуда плод.
В других экспериментах шимпанзе помещалось в клетку. Внутри клетки лежала палка. Перед клеткой клали приманку на таком расстоянии, чтобы достать ее можно было только с помощью этой палки. Обезьяна начинала с попыток схватить приманку рукой.
Когда это не удавалось, шимпанзе прекращало свои попытки и как-будто переставало «обращать внимание» на приманку. Но вдруг случайно бросив взгляд на палку, обезьяна хватает ее, просовывает сквозь решетки, протягивает к плоду, прижимает его палкой и тянет палку к себе. Если плод выскользнул, она снова протягивает палку и снова тянет ею плод. И так до тех пор, пока подтянет приманку до расстояния, с которого ее можно схватить.
В обоих случаях мы видим черты поведения, которые не наблюдаются при обучении путем «проб и ошибок». Во-первых, правильное действие возникает внезапно, сразу, а не путем постепенного отбора случайных удачных движений и подавления ошибочных в ходе многочисленных исследовательских проб. Во-вторых, вся операция осуществляется как целостный непрерывный акт, а не складывается постепенно по мере закрепления отдельных удачных движений. В-третьих, как показывают эксперименты, однажды найденное правильное решение, всегда используется в аналогичных ситуациях. Иными словами, оно сразу закрепляется, «усваивается», и обезьяна в дальнейшем правильно решает такую задачу без предварительных проб.
Соответственно, кривая научения в этом случае будет иметь следующий вид (рис. 2):
Если сравнить ее с кривой формирования навыка (рис. 1), то мы увидим, что в ней отсутствуют как раз те признаки, которые дали Торндайку основание утверждать, что научение животных происходит бессмысленно, «без понимания»; а именно, нет постепенного асимптотического нарастания процента удачных решений, нет повторения «глупых» ошибок после отыскания правильного решения, нет поисков следующего звена деятельности.
Все это дает основание утверждать, что мы имеет дело с какой-то новой, особой формой поведения, которая не сводится к «слепому» навыку, сформированному постепенно путем «наращивания» и подкрепления случайных удач.
Ситуация скорее выглядит так, как-будто животное действует разумно. Так сказать, «поняв в чем дело», оно сразу усматривает правильное решение, реализует его и больше уже «не делает глупостей».
Но рассуждения такого рода дают лишь видимость объяснения. Ведь мы с вами еще не знаем, что значит «действовать разумно» и в чем заключается понимание^ И утверждая, что в описанных опытах обезьяна действует на основе «усмотрения» или «понимания», мы просто высказываем мысль, что она решает задачи примерно так, как это делает человек. А мы пока не знаем, как это «делает человек».
Попробуем поэтому лучше присмотреться к особенностям этого нового типа поведения. Мы уже говорили, что, раз достав палкой плод, обезьяна после этого всегда будет использовать палку, чтобы приблизить предметы, находящиеся вне пределов досягаемости.
А что будет, если в клетке не найдется палки? Оказывается, что в этом случае обезьяна пытается использовать «в качестве палки» любые имеющиеся предметы. Например, просовывает сквозь прутья тазик для питья, отрывает намотанный на прутья кусок проволоки и пытается им достать приманку, хватает пучки соломы и скручивает, чтобы создать подобие палки и т.д.
