вдруг выясняется, что ставки слишком высоки и вы не можете позволить себе проиграть. С необычайным рвением вы пытаетесь спасти положение, распутать этот гордиев узел проблем, но в итоге запутываетесь еще сильнее и проваливаетесь в яму, выбраться из которой нет сил.
Как правило, люди пускаются на авантюры, поддавшись эмоциям, — они видят только сияющие перспективы, но не хотят подумать о том, какими могут быть для них последствия в случае неудачи. Рисковать нужно, даже необходимо; пускаться в авантюры — непозволительная беспечность, чтобы не сказать безрассудство. Годы могут уйти на то, чтобы оправиться от последствий необдуманного шага, если вообще удастся оправиться.
Вторжение в Афганистан — классический пример авантюры. Советские лидеры были ослеплены великолепной перспективой по-своему наладить ситуацию в регионе. Соблазненные этим миражем, они игнорировали реальность: моджахедов и внешние силы, для которых слишком многое стояло на кону, чтобы когда-либо вообще позволить Советскому Союзу добиться стабильности в Афганистане. К тому же слишком много переменных не поддавались контролю: деятельность Соединенных Штатов и Пакистана, пограничные горные районы, удерживать которые под контролем практически невозможно, и многое другое. Оккупационные войска в Афганистане попали в порочный круг: чем сильнее был военный нажим, тем сильнее их ненавидели, а чем сильнее была ненависть к оккупантам, тем больше приходилось делать усилий, чтобы защитить себя, и так без конца по нарастающей.
И все же советские руководители решились на эту авантюру, результатом которой стала полная неразбериха и, как следствие, провал. Со временем — но очень поздно — к ним пришло осознание того, что они слишком много поставили на эту карту. Теперь выйти из игры — проиграть! — означало для них утратить престиж. Это означало позволить американцам распространить свое влияние, а моджахедам бушевать в опасной близости от государственной границы. Прежде им не приходилось еще быть завоевателями, а потому не была разработана и сколько-нибудь рациональная стратегия выхода из ситуации. Самое лучшее, что они могли сделать, это смириться со всеми потерями и уносить ноги — но, когда речь идет об авантюре, такое почти нереально, поскольку авантюристами правят эмоции, а если в дело вовлечены эмоции, отступать особенно трудно.
Наихудший и самый болезненный способ окончить чтолибо: войну, конфликт, отношения — тянуть с этим делом. Промедление влечет за собой целый хвост проблем, среди которых утрата уверенности в себе, неосознанное стремление избегать конфликтов или схожих ситуаций в следующий раз, горечь и озлобление… Все вместе — абсурдная и неоправданная потеря времени. Прежде чем решиться на какое-то дело, сначала просчитайте возможные последствия и определите для себя, как вы будете выходить из них при необходимости. Каким вы представляете завершение дела, куда оно вас заведет? Если ответы туманны и расплывчаты, если успех кажется невероятно привлекательным, а поражение хоть в какой-то мере несет опасность, возможно, вы собираетесь пуститься в авантюру. Азарт и эмоции грозят увлечь вас в ситуацию, которая может завершиться ночным кошмаром.
Пока этого не произошло, схватите себя за руку, удержитесь от неоправданного риска. А если, как вам кажется, вы уже совершили эту ошибку, есть только два разумных решения: либо закончить все как можно скорее, нанеся мощный победный удар, осознавая, чего это стоит, и отдавая себе отчет, что в любом случае это лучше, чем продлевать агонию, либо смириться с потерями и безотлагательно выйти из игры. Ни под каким видом не допускайте, чтобы гордость или забота о репутации все глубже затягивали вас в эту трясину: ненужная в данном случае настойчивость приведет лишь к тому, что и достоинство ваше, и репутация пострадают еще сильнее. Лучше быстрое отступление, чем длительные бедствия. Мудрость заключается в том, чтобы знать, когда нужно остановиться и выйти из игры.
Зайти слишком далеко—это столь же плохо, как не достичь своей цели.
— Конфуций (ок. 551–479 до н. э.)
ОКОНЧАНИЕ КАК НАЧАЛО В юные годы Линдоном Б. Джонсоном владела лишь одна мечта: вскарабкаться по политической лестнице до самого верха и стать президентом страны. Годам к двадцати пяти мечта стала казаться ему несбыточной. Служба в качестве секретаря у техасского конгрессмена позволила ему познакомиться с президентом Франклином Делано Рузвельтом и произвести на него неплохое впечатление — оно выразилось в назначении на пост уполномоченного национальной администрации по делам молодежи по штату Техас. Казалось бы, отличные политические связи, весьма многообещающая ситуация. Но не так-то все просто: техасские избиратели отличались удивительной преданностью, однажды избранный ими конгрессмен мог занимать свое место десятилетиями, порой до самой смерти. Но Джонсону не терпелось попасть в конгресс. Если он не добьется этого в обозримом будущем, то будет уже слишком стар для той головокружительной карьеры, которая ему виделась, а значит, придется расстаться с амбициозными мечтами.
Но вот, совершенно неожиданно, 22 февраля 1937 года перед ним открылась потрясающая возможность, от которой теперь зависела вся его дальнейшая карьера: техасский конгрессмен Джеймс Бьюкенен внезапно умер. Место в конгрессе от Десятого избирательного округа освободилось — редкая возможность, которой захотели воспользоваться многие политические тяжеловесы штата. Среди тех, кто принял вызов, был и популярный окружной судья Сэм Стоун, и амбициозный адвокат из Остина Шелтон Пок, и С. Н. Эйвери, который вместе с Джонсоном трудился на прошлой предвыборной кампании. Последний был явным фаворитом. Эйвери пользовался поддержкой самого Тома Миллера, мэра Остина, единственного крупного города в Десятом округе. Претендент, при условии, что его тылы прикрывал Миллер, мог считать, что у него в кармане достаточно голосов для победы на выборах.
Прогноз для Джонсона выглядел, мягко говоря, неутешительным. Было ясно, что шансов на успех у него почти нет. Просто удивительно, насколько все складывалось против него: он был молод — всего двадцать восемь лет, по местным понятиям совсем мальчишка, — к тому же в округе его совсем не знали, да и связей никаких не было. Проигрыш мог пагубно сказаться на его репутации и перечеркнуть все усилия пробить себе дорогу на политический Олимп. Можно было отказаться от участия в предвыборной гонке, да только другого такого случая могло не представиться еще лет десять. Взвесив все за и против, он отбросил всякую осторожность и решил выставлять свою кандидатуру.
Первым делом Джонсон постарался привлечь на свою сторону десятки молодых людей и женщин, которым ему случалось оказать помощь или кого он нанимал на работу в прошлые годы. Стратегия его кампании была проста: отмежеваться от прочих кандидатов и выделиться в глазах избирателей, представив себя как горячего сторонника идей Рузвельта.
Голос, отданный за Джонсона, означал голос в поддержку президента, создателя популярного в народе «Нового курса». Затем, раз уж не было шансов набрать голоса в Остине, Джонсон решил направить армию своих добровольных помощников в малонаселенную глубинку штата. Это были самые бедные районы округа, захолустье, где редко появлялись политики. Джонсон решил, что он должен лично встретиться с каждым фермером и арендатором, с каждым обменяться рукопожатием, добиваясь того, чтобы люди, которые никогда прежде не голосовали, пришли на эти выборы и отдали за него свои голоса. То была стратегия безрассудная, стратегия человека, не имеющего надежды, но вдруг увидевшего свой единственный шанс.
Рядом с Джонсоном был верный сторонник, Кэрролл Кич, который на период кампании стал его личным шофером. Вдвоем эти парни исколесили весь округ, не пропустив ни одной квадратной мили, проехали по всем петляющим дорожкам и коровьим тропам. Заприметив вдали фермерские дома, к которым не было подъезда, Джонсон вылезал из машины и шел к ферме пешком. Он стучал в дверь, представлялся ошеломленным обитателям, внимательно выслушивал их жалобы и рассказ о трудностях жизни, а на прощание крепко жал руки и просил отдать за него голос на выборах. На предвыборных митингах в пыльных поселках, состоявших из церквушки да бензоколонки, он произносил свою речь, а потом подолгу общался с местными жителями, уделяя каждому хоть несколько минут. Память на имена и лица у него была поразительной: встречаясь с кем-то во второй раз, он досконально припоминал все подробности первого разговора, а на незнакомых людей часто производил неизгладимое впечатление тем, что моментально находил общих знакомых. Он внимательно выслушивал всех и каждого и старался, чтобы у людей крепла уверенность: они еще встретятся с ним вновь, а если он победит, то в Вашингтоне у них будет «свой человек», тот, кто будет отстаивать их интересы. По всей округе, в барах и бакалейных лавках, на автозаправочных станциях, он вел разговоры с местным людом, словно у него не было других дел. Уходя, он обязательно что-то покупал — конфеты, продукты, бензин, — и за это ему были весьма благодарны. Надо отдать Джонсону должное, оказалось, что он наделен особым даром завязывать добрые отношения.
