не может подойти прямо к конфликту. Он только держит себе в уме, что в этой области должен быть конфликт. Постоянно имея его в виду, он пытается постепенно понять его содержание у данного пациента. Часто пациенты поначалу не считают свой конфликт личностным, а передают ответственность за него на внешние обстоятельства. Например, женщины могут подводить под конфликт между любовью и работой культурологическую основу. Проблема может быть в том, что женщине на самом деле трудно совмещать карьеру с ролью жены и матери. Постепенно до них доходит, что у них развивается внутренний конфликт в этой области и он важнее реальных внешних препятствий. В своей любовной истории они могут быть подвержены болезненной зависимости, тогда как в их работе проявляются все родимые пятна невротического честолюбия и потребности в торжестве. Эти последние тенденции обычно подавлены, но им вполне по силам исключить какую-то продуктивность – или, по крайней мере, успех. С точки зрения теории они пытаются перевести все смирение в любовь, а все захватнические тенденции – в работу. Провести четкую грань невозможно. И в ходе психоанализа становится ясно, что влечение к власти действует и в их любовных отношениях, а склонность пренебрегать собой реализуется в их карьере, в результате чего их несчастья приумножаются.
Пациенты могут также откровенно демонстрировать поведение, говорящее об очевидных противоречиях в их жизненном пути и системе ценностей. Сперва пациенты просто источают мед, сама легкость, уступчивость, даже подобострастие в каком-то роде. Затем влечение к власти и престижу может проявиться, например, в стремлении одерживать победы над женщинами. То они рьяно утверждают, что не вынесли бы недоброжелательства, а другой раз (не беспокоясь о противоречии) взрываются в приступе дикой мстительной ярости. Или же, с одной стороны, им хочется через психоанализ получить способность мстить без колебаний, а с другой стороны – святую отрешенность отшельника. И они просто не понимают, что эти качества, влечения или убеждения находятся в конфликте. Вместо этого они гордо демонстрируют свою способность к такому размаху чувств или убеждений, к какому неспособны те, кто «идет узкой тропой добродетели». Внутренняя фрагментация доходит до крайностей. Но психоаналитик не может заняться ее ликвидацией непосредственно, потому ее сохранить требует пациент, пусть даже ценой неимоверного притупления чувства справедливости и ориентации в системе ценностей, отрицания очевидного, ухода от любой ответственности. Здесь также смысл и сила влечений к захвату и смирению постепенно будут обрисовываться все более четко. Но одно это не принесет никакой пользы, пока не будет проделана большая работа с уклончивостью пациента и его бессознательной нечестностью. Также требуется и работа с его обширной и упорной экстернализацией, с тем что свои надо он выполняет лишь в воображении, с его изобретательностью, с которой он находит себе неубедительные извинения и верит в них, чтобы защититься от самообвинений («Я так старался, я болен, у меня масса неприятностей, я не знал, я ничего не мог, ведь уже есть улучшения» и т. п.). Все эти меры позволяют ему сохранить подобие внутреннего мира и спокойствия, ослабляют его нравственный стержень и, следовательно, способность почувствовать ненависть к себе и осознать свои конфликты. Эти проблемы требуют кропотливой работы, но в результате пациенты могут постепенно достичь достаточной внутренней цельности, чтобы осмелиться пережить свои конфликты и вступить с ними в борьбу.
Подведем итог: конфликты, в силу своей разрушительной природы, в начале психоаналитический работы еще в тени. Если их вообще можно разглядеть, то лишь в особых ситуациях, или же они видятся в неуловимой, слишком общей форме. Сознание может их воспринимать вспышками, слишком короткими, чтобы что-то переосмыслить. Конфликты могут быть раздробленными. Во время терапии формируются два направления перемены отношения к конфликтам: пациент понимает их именно как конфликты и как свои личные конфликты и доходит до их сути: прежде он видел только их отдаленные проявления, теперь он начинает видеть, что же здесь составляет конфликт.
Хотя такая работа трудна и полна разочарований, она приносит свободу. Вместо готового ригидного решения перед пациентом и психоаналитиком предстают конфликты, требующие анализа. Главное решение данной личности, ценность которого постоянно падала в процессе психоанализа, наконец рушится. Более того, раскрываются и получают возможность развития ранее непроявившиеся или мало развитые стороны личности. Разумеется, первыми появляются на поверхности еще более невротичные влечения. Но это крайне полезно для смиренной личности, чтобы сперва увидеть собственную своекорыстную эгоцентричность, прежде чем сформировать здоровое самоутверждение; он должен сперва испытать свою невротическую гордость, прежде чем приблизиться к настоящему самоуважению. Соответственно, захватнический тип сперва должен почувствовать себя ничтожным, пережить острую потребность в других людях, прежде чем у него разовьются искренняя скромность и нежность.
Когда вся эта работа проделана, приходит время пациенту взяться за самый общий конфликт – между гордыней и реальным Я, между стремлением довести до совершенства свое идеальное Я и желанием раскрыть заложенный потенциал. Происходит постепенное разделение сил, центральный внутренний конфликт оказывается в фокусе работы, и главная задача психоаналитика в последующий период – следить, чтобы он в фокусе и оставался, потому что пациент так и норовит потерять его из виду. Вместе с перераспределением сил наступает самый благоприятный и самый беспокойный этап психоанализа (его продолжительность и степень напряженности могут быть различными). Напряженность работы – свидетельство и отражение бушующей внутренней битвы. Она соответствует фундаментальной важности того, что поставлено на карту. По сути, это вопрос: хочет ли пациент сохранить остатки былого величия и блеска своих иллюзий, требований, ложной гордости или же он сумеет принять себя как человека – со всей ограниченностью, со своими конкретными трудностями, но и с возможностью роста? Рискну предположить, что нет более серьезного выбора на нашем жизненном пути.
Этот период характеризуется быстрой сменой подъемов и спадов. Иногда многие признаки дают нам понять, что пациент сделал шаг вперед. Его чувства заиграли красками; он ведет себя более раскрепощенно; он способен думать о конструктивных вещах, которые он сделает; он держится более дружественно или сочувственно с другими. Он лучше осознает многие аспекты своего самоотчуждения и сам же ловит себя на них. Он может, например, спохватиться, когда его «нет» в какой-то ситуации, или заметить, что, вместо того чтобы заглянуть внутрь себя, он обвиняет других. Он может, в конце концов, дать себе отчет, как мало на самом деле сделал для себя. Он может вспомнить случаи, когда он был нечестен или жесток, имел более строгое и мрачное суждение и сожаление, но без сокрушительного чувства вины. Он все-таки разглядел в себе что-то хорошее и не против осознать у себя определенные достоинства. Он может воздать себе должное за
