Первый был красавец-воин, охотник, гвардейский офицер. Звали его Капитан Тигробой, он нес с собой первоклассное снайперское ружье, и ни капельки не собирался добиваться Лани живой. Он хотел ее пристрелить, отнести шкуру королю, и остаток дней купаться в славе и богатстве.
Второй был наследственным аристократом, возвышенным мерзавцем. Звали его Граф Живомор. Он нес с собой приспособления для хитрых ловушек, и Лань он хотел добыть только живою. Глубоко в секрете, он вовсе не собирался относить ее после этого королю. Он хотел получить ее только для себя…
Но третий – это вообще был кадр. Мягко говоря, удивительный. Первые двое собрались в поход серьезно – у них были специальные сапоги, и теплейшие куртки, и ледорубы, и котелки. А у этого третьего ничего подобного не было, как будто вышел он из своего села погулять за околицу. Так, сапожечки, так, ватничек, мешочек через плечо… Тигробой и Живомор, когда его оглядели, сразу спросили: а как ты, дескать, спать в горах, где снег, собираешься?
А этот ответил:
– Лежьмя. (с ударением на «я»)
Тогда они его спросили, может, поделится секретом, а оленя-то он как будет добывать? Каким-таким оружием?
А он им сказал:
– Глазьмя.
Ну, тогда они спросили в один голос, да как он вообще выживет, в таком-то суровом путешествии?
На что он ответил уж совсем непонятно:
– Мудями гремя! (с ударением на «у»)
На чем их знакомство окончилось. Он им не назывался, но, во-первых, и так было понятно, что его зовут Ваня, а во-вторых, что он – явный Чудик, ну, так они его и стали называть, а он ничего, отзывался.
***
___ ___
_________
___ ___
___ ___
___ ___
___ ___
важной чертой мировоззрения Книги Перемен является представление о постоянном перетекании черт и ситуаций в свои противоположности, об их вечном стремлении обратиться в свою противоположность. Ничто на свете не постоянно, никакая инь, никакой ян. Здесь, как и во многих других сюжетах, мы сталкиваемся с «переменой мест слагаемых», от которых ситуация меняется практически на обратную. Триграммы воды и неба, вызывавшие яростный конфликт в предыдущем сюжете невроза, здесь поменялись местами – вода сверху, небо снизу – и оказались в состоянии притяжения, тяготения друг к другу (вспомним, что вода стремится вниз – теперь к небу, а небо вверх, к воде).
Так шекспировские семьи монтекки и Капулетти, раздиравшие город своей бесконечной войной, сами того не ожидая, породили Ромео и Джульетту, в один миг притянувшихся друг к другу. Смысл ситуации – притяжение совершенно различных стихий, их приближение друг к другу. Так Ромео впервые протягивает к Джульетте руку, чтобы коснуться ее руки.
Так красавица Лань вызывает приближение к себе героя, совершенно ее не знающего, существа из другого мира. Зачем-то она очень нужна ему. Еще не вполне осознавая зачем, он уже приближается. Так Русалочка, теряя родное море, приближается к желанному Принцу.
Можно сказать, посмотрев опять на гексаграмму, что творческий импульс притягивается к опасности. Это так: творчество на этой стадии не удовлетворяется «домашними», спокойными проблемами. Уже сколько-то окрепнув, оно стремится к опасным пределам, бессознательно понимая их огромную ценность для своего развития. Иванушку каким-то образом страшно привлекает избушка бабы яги, она для него как медом намазана. Еще не было случая, чтобы он прошел по лесу мимо.
Лань прекрасна, а красота и есть одно из основных качеств приближения. По существу, красота так и определяется – она влечет к себе.
***
вот интересный момент, который важен в этой ситуации. Приближение совершается без усилий, в более общей форме – без насилия. Оно отражает истинные стремления, оно «обладает внутренней правдой», а потому не требует никакого контроля и запретов. И Цзин рисует такой прекрасный образ: «Царю следует ставить загонщиков лишь с трех сторон и упускать дичь, которая впереди». В основе этого образа лежит обряд царской охоты в древнем Китае, когда загонщиков ставили лишь с трех сторон поля, оставляя четвертую сторону открытой. Животные, которые бежали от охотящегося царя, могли свободно избежать смерти. Лишь те, которые шли прямо на охотников, бывали убиты – им «жизнь не была нужна», они «сами отдавали ее». Ромео никак не нужно принуждать Джульетту, она сама идет к нему. (Начинает ее принуждать уже «старый муж, грозный муж» совсем из другого сюжета, вроде царя хитры-митры, который неволит медведя себе на погибель). Развитие этой прекрасной черты свободного влечения мы увидим в следующей сказке и гексаграмме.
9. Решающая малость.
– – Стрельба глазами -
сказка про Прекрасную Лань, Великого Медведя и Ваню-Чудика (продолжение)
И вот они втроем стали преследовать Лань, а она забиралась все выше и выше в горы, вначале очень легко, потом ей стало это надоедать и не нравиться. Все было ничего до той ночи, когда ей приснилось, что какой-то человек гладит ее по голове, а она тихо лежит, и ей это даже нравится. Проснулась она просто в ужасе. Никогда не касалась ее ничья рука, уж тем более руки этих странных существ снизу. Тогда она побежала быстрей вверх, и трое охотников тоже заспешили.
Первым решился «на дело» капитан, охотник. В середине ночи, оставив спящих товарищей, он стал подбираться к тому месту, где спала Лань. Он ничего не видел, как назло, ночь была слишком темная. Он подкрался к обрыву и стал ждать хотя бы краешка рассвета, держа начеку винтовку. Вот небосклон стал светлеть… Капитан Тигробой прильнул к искателю своей винтовки, обшаривая пространство, где могла спрятаться на ночь Лань. Прошло полчаса… вот уже показались первые лучи… Все произошло одновременно: Лань проснулась, он увидел ее, и Солнце ударило к нему в видоискатель отражением в ее глазах… А больше он ничего не видел, потому что стекла видоискателя взорвались, и дальше он скользил по склону и падал – уже наощупь. Один-одинешенек, он летел с обрыва в огромную пропасть, и Лань провожала его своими прекрасными глазами, и светло улыбалась подошедшему Медведю.
И вот оставшиеся искатели пошли за Ланью вдвоем, и прошли еще, кружа за нею по склонам гор все выше и выше, три дня. Там решился расставить свои ловушки его сиятельство Граф Живомор. Он сделал это со вкусом да умом, и выбранная им ловушка была самой лучшей в его коллекции. Она хватала жертву за любую часть тела и пришпиливала наглухо, так, что было уже не отлепиться. Он зашел сверху того места, где, как он высчитал, остановилась на ночь Лань, чтобы спугнуть ее утром и найти уже в ловушке… Он поставил ловушку и тихо-тихо вернулся вниз, где спал Ваня (а Ваня-Чудик, между тем, действительно спокойно ходил по всем этим кручам в своем пальтишке, и спал в нем же, и насмерть все никак не замерзал).
Графу не спалось в эту ночь… Он сидел и смотрел на луну, на звезды, и ждал утра, а оно никак не наступало. Он подумал – может, Ваню пока убить? – ну, чтоб утром после поимки разногласий не было. Но потом решил, что это всегда успеется, да к тому же, он еще может пригодиться для транспортировки… Так Граф Живомор замечтался и не заметил, как заснул.
Разбудил его Медведь, проходивший мимо. Он вскочил: не проспал ли? И сразу же, не оглядываясь на Ваню и на вещи, побежал вверх. По дороге он начал кричать: Э-ге-ге-гей! – чтобы спугнуть эту проклятую Лань… Он бежал и кричал, подымая снег своими сапогами, падал пару раз, даже кувыркался, и опять бежал. Очень хотелось! А уж когда он увидел Лань, стоящую посреди его ловушки, он просто заорал как сумасшедший и бросился на нее. Лань легко отпрыгнула в сторону, а он вихрем влип в свое супер-липкое детище… Как? Почему? Может быть, он спал? Может быть, и спал, может быть, даже сумел от этого проснуться, но мы о том уже ничего не ведаем. Вряд ли, впрочем, он попал тогда в приятную реальность. На горе между тем началась снежная буря, первая со времени начала охоты, и она скрыла в снегу и графа в своей ловушке, и саму ловушку, и следы всего, что произошло. Буря бушевала до ночи.
На следующий день за Ланью шел уже только Ваня-Чудик. Слегка, конечно, околевший, но по привычке светлый и тихий.
Еще три дня – еще три дня – и вот Лань добралась до вершины горы, совсем усталая и замерзшая. Никогда с ней не было ничего подобного. Ни сладкой травы, ни восторженного шепота – ничего не было вокруг, и только с Медведем она встретилась накануне утром, как обычно, прекрасно, легко, горячо. Но вот к ночи, когда она добралась до вершины горы, она была настолько измождена, что даже не выбирала места, куда лечь, просто упала в какую-то расселину и заснула.
А ночью подошел к краю этой расселины Ваня-Чудик.
Стал на краю и глядел на Лань, такую сумасшедше прекрасную, что таких не бывает.
Тут-то он понял, что ни разу толком не задумывался, чего он, собственно, поперся за ней в такую даль.
