Но расстройства личности не только причиняют неудобства в повседневной жизни. Они вызывают постоянные стычки и в клинической психологии. Одним из камней преткновения является слово «расстройство». Расстройства диагностируют у 14 % населения, поэтому возникает вопрос: а можно ли вообще эти состояния считать расстройствами? Может быть, для описания лучше использоваться слово «личности»? Не исключено. Однако, возможно, мы должны задаться вопросом: а что именно означают расстройства личности? Представляют ли они собой отдельный архипелаг патологий, эпидемиологически отделившийся от побережья континента личности? Или, напротив, образуют часть полуострова Большой пятерки — аванпосты темперамента, исхлестанные яростными штормами?
Факты в пользу второй, антисепаратистской, точки зрения предлагает широкомасштабный обзор, опубликованный Лизой Саулсман и Эндрю Пейджем в 2004 году. Саулсман и Пейдж просмотрели клиническую литературу — исследования, посвященные взаимосвязи между каждым из десяти расстройств личности, перечисленных в МКБ-10, и каждым из параметров личности Большой пятерки, и поместили все свои находки в один большой плавильный котел данных. Анализ показал, что все десять расстройств личности умещаются в рамки модели Большой пятерки, но при этом можно выделить Большую двойку — Нейротизм и Конформность, берущую на себя основную тяжесть ноши.
Вот один пример. Саулсман и Пейдж обнаружили, что расстройства, характеризуемые эмоциональным дистрессом (параноидные, шизотипические, антисоциальные, пограничные и нарциссические), подпадают, что неудивительно, под юрисдикцию Конформности. Были задействованы также, хотя и в меньшей степени, Экстраверсия и Добросовестность. Расстройства личности соприкасались с тем, что мы могли бы назвать водоразделом Светский человек/Отшельник, с гистрионической и нарциссической личностями на одном полюсе и шизоидной, шизотипической и избегающей личностями — на другом (и демонстрирующими соответственно большое или малок количество баллов в графе Экстраверсии). Либо же, если речь шла о добросовестности, расстройства личности имели аналогичный биполярный характер и были связаны с границей Беспечный ездок/Фанатик контроля (антисоциальная и пограничная личности на одном полюсе и обсессивно-компульсивная на другом).
Все вышеизложенное кажется достаточно убедительным. Если всемогущая Большая пятерка составляет солнечную систему нашей личности, тогда отклоняющееся от нормы созвездие расстройств явно образует часть небосвода.
Но, опять-таки, что все это означает для психопатов?
Психопатия, как и сама личность, впервые упоминается в причудливых, хотя и безошибочных описаниях еще в Древней Греции. Философ Теофраст (371–287 гг. до н. э.), сменивший Аристотеля на посту руководителя школы перипатетиков в Афинах, в своей книге «Характеры» дает блестящий список тридцати нравственных темпераментов. Один из них выбивается из общего ряда.
«Безнравственный человек, — горестно сокрушается Теофраст, — пойдет и возьмет в долг у кредитора деньги, которые никогда не вернет… Приобретая мясо на рынке, он напомнит мяснику о тех услугах, которые некогда оказал ему, а стоя около весов, стащит, если сумеет, кусок мяса и суповую кость. Если он преуспеет в этих начинаниях, то прекрасно; если же нет, он украдет кусок требухи и сбежит, смеясь».
И этот человек убежал, смеясь.
Но спустя пару тысячелетий, в начале XIX века, безнравственный человек вернулся — и на этот раз стал одним из ключевых метафизических игроков в спорах по поводу свободы воли. Может ли так быть, ломали голову философы и врачи, что некоторые нарушители моральных границ, бессовестные и никчемные люди, — не просто «плохие», но в отличие от остальных негодяев очень плохо осознают последствия своих поступков (если вообще осознают их)? Один из участников этих дебатов явно считал, что все обстоит именно так.
В 1801 году французский врач Филипп Пине ль написал в своем блокноте слова manie sans delire, после того как некий человек спокойно, хладнокровно и невозмутимо забил собаку до смерти прямо на его глазах. Позже, в том же году, Пинель составил педантичное, всестороннее и чрезвычайно точное описание этого синдрома. Если не считать того, что убийца собаки не продемонстрировал ни малейшего сожаления по поводу своих действий, во всех остальных отношениях он казался абсолютно здравомыслящим человеком. Пинель создал выражение, которое повторяли с тех пор все, кто контактировал с психопатами. Мания без бреда.
Как выяснилось, француз, убивший собаку, оказался не одинок в своих пристрастиях. Врач Бенджамин Раш, работавший в Америке в начале 1800-х, оставил записи, напоминавшие отчеты Пине ля: о таком же гнусном поведении — при сохранных мыслительных процессах. Тем, кто совершал подобные деяния, Раш приписывал «врожденную неестественную нравственную испорченность», при которой «возможна исходная дефектная структура тех частей организма, которые отвечают за моральные качества разума».
«Воля, — продолжает Раш, — может быть сломлена даже у людей, обладающих хорошим пониманием происходящего… воля становится инстинктивным инструментом порочных поступков из-за вмешательства страстей».
Раш предвидел рождение современной нейробиологии еще два столетия назад. Другими словами, цунами безумия вовсе не обязательно обрушиваются на хрустальные берега логики. Ваш ум может быть одновременно и здравым, и нездоровым.
А сейчас давайте перенесемся на полтора столетия вперед. В Медицинском колледже Джорджии американский врач Герви Чекли составил более подробный список la folie raisonnate. В своей книге «Маска здравомыслия» («The Mask of Sanity»), изданной в 1941 году, Чекли собрал приведенный ниже, в чем-то эклектичный, композиционный портрет психопата. Он отмечает, что психопат является умным человеком, характеризуемым бедностью эмоций, отсутствием чувства стыда, эгоцентризмом, поверхностным очарованием, отсутствием чувства вины, отсутствием тревоги, невосприимчивостью к наказанию, непредсказуемостью, безответственностью, манипулятивностью и неустойчивым жизненным укладом в том, что касается отношений с другими людьми. Примерно так же видят картину этого расстройства клиницисты XXI века (хотя с помощью программ лабораторных исследований и разработанных методов электроэнцефалографии и функциональной магнитно-резонансной томографии сейчас мы лучше понимаем, почему именно все это происходит).
Но в портрете Чекли видно то, что выглядит гениальностью. Психопата описывают как человека с «проницательным и живым умом, наделенного даром красноречия и обладающего “невероятным очарованием”».
В одном из ярких мест своей книги Чекли так описывает внутреннюю работу разума этих социальных хамелеонов, повседневную жизнь за завесой ледяной бесчувственности:
«Психопату неизвестны главные факты и данные о том, что можно было бы назвать персональными ценностями, и он вообще не способен понимать такие вещи. У него не может возникнуть ни малейшего интереса к трагедиям, радостям или стремлениям людей, изображенным в серьезной литературе или искусстве. Он безразлично относится к этим вещам и в жизни. Красота и уродство, за исключением самого поверхностного уровня, добро, зло, любовь, ужас и юмор не имеют для него никакого значения, они не в состоянии тронуть его.
Более того, он лишен способности видеть, что трогает окружающих. Как будто, несмотря на свой острый ум, в этой сфере человеческого существования он видит все в черно-белом цвете. Эти вещи невозможно объяснить ему, потому что в его сфере осознания нет ничего, что могло бы перебросить мост через эту пропасть с помощью сравнения. Он может повторять ваши слова и бойко говорить, что он все понимает, но у него нет никакой возможности осознать то, чего он не понимает».
Можно сказать, что психопат понимает слова, но не музыку эмоций. Я остро почувствовал то, что описывал Чекли, воъремя одной из своих первых встреч с психопатами. Джо было двадцать восемь лет, он выглядел лучше Брэда Питта, а его коэффициент интеллекта был равен 160. Почему он ощутил потребность без всякого смысла ударить девушку на парковке, отвезти ее в пригород, многократно изнасиловать под угрозой ножа, затем перерезать ей горло, а затем швырнуть лицом вниз в вагонетку на заброшенной строительной площадке, находится за пределами понимания. Некоторые части ее тела потом нашли в «бардачке» его машины.
В безликой, душной комнате для бесед, пахнущей антисептиком, я сидел за столом напротив Джо — за миллион миль и пять лет его «поля смерти». Меня интересовало, как он принимал решения, стохастическая настройка морального компаса его мозга. И у меня в запасе было секретное оружие, жестокий психологический трюк, чтобы выяснить это. Я поставил перед ним такую дилемму.
