Согласно существующим в феноменологии психологии представлениям сильная эмоция-аффект создает в человеке движение, направленное против его организма и чувства Я (В. Подорога). Переживая чувство аффекта, субъект воспринимает себя вне связи с собственным телом; его внимание сосредоточивается на самом процессе переживания эмоции, который для него обретает значение более важное, чем оценка состояния собственного организма. Тело в таком состоянии определено как тело-аффект или «тело без органов» (А. Арто).
Бунт – это действие, при котором субъект преодолевает границы самовыражения, превозмогает границы собственного тела. В состоянии аффекта субъект воспринимает свое тело, которое для него предстает как «совершенно живое и все-таки не органическое» (Ж. Делез, Ф. Гваттари).
Резюмируя вышесказанное, можно сделать предположение о жизненности абсурда и бунта для человека. Бунт в трактовке Камю – это признак силы субъекта, нацеленной на утверждение его индивидуального начала и достижение им в мире высокой степени внутренней и внешней свободы.
Трансгрессия как форма преодоления абсурда
Вопрос, как человеку преодолеть чувство абсурда, остается актуальным в современной философии. Наиболее примечательным видится решение этого вопроса путем исследования феномена трансгрессивного перехода в сознании. «Трангрессия – это жест, который обращен за предел», – писал Поль-Мишель Фуко[54]. Трансгрессивный переход человека из одного состояния сознания в другое не «вытекает» из предыдущего. Трансгрессивный акт характеризуется отрицанием «табуированности предела той или иной культурной традиции». Не в этой ли непредсказуемости хода событий трансгрессия смыкается с парадоксом как явление, соединяющее в себе несоединяемые начала?
Согласно постмодернистским представлениям трансгрессивное событие взламывает систему табуированных запретов, обновляет ее содержание, не позволяет ей стать гипертекстом, замыкающим сознание субъекта в границах определенной заданности и тем самым лишающим его возможности обновлять стратегии познания. Однако даже в рамках навязываемой обществом модели метазнания индивидуальность познает реальный мир и себя не посредством усвоения гипертекста, а благодаря осуществлению трансгрессивных актов, не «вытекающих» из предыдущего опыта бытия.
Что же делает возможным такой трансгрессивный переход, благодаря чему осуществляется скачок в сознании? При трансгрессии опыт прошлого теряет значение как источник направленности действий субъекта: человек принадлежит исключительно настоящему, его потребности и чувства определяются характером разворачивания события (праздника, ритуала) и потому не поддаются точному определению (рисунки 21–24). Рассудок уступает свои позиции интуиции, которая ведет субъекта по ходу действия. По-видимому, речь может идти о возможности формирования принципиально новых, т. е. не детерминированных наличным состоянием системы эволюционных перспектив: трансгрессивный переход скорее воспринимается как причудливое скрещение фигур бытия, при котором мысль сразу теряется. Как это созвучно основным положениям философии дзен и йоги! Рождение нового качества сознания – событие, не вытекающее как логическое продолжение из предыдущего. Практика коанов не предполагает логического разрешения поставленных вопросов. Прозрение человека – непредсказуемое, не предполагаемое событие. Оно может и не наступить. Намерения субъекта и использование им парадоксальной системы познания еще не являются необходимыми условиями для совершения скачка в сознании. Природа трансгрессивного перехода остается нераскрытой.
В то же время при допущении возможности спонтанного изменения сознания исключается другая возможность – признание универсальных смыслов существования человека как целесообразной необходимости. Индивидуальность выступает как уникальное образование – единичное и однократное. С позиций теории ценностей Г. Риккерта «истолкование смысла не есть установление бытия, не есть также понимание ценности, но лишь постижение субъективного акта оценки с точки зрения его значения для ценности»[55]. Таким образом, субъект предстает как самоценное образование, непостижимое и непредсказуемое.
Трансгрессивный переход совершается вне речевого акта; субъект следует за своей интуицией. Его тело является средой, в которой он обнаруживает иное, внерассудочное знание. «Погружение» в бессознательное происходит в состоянии транса, в котором рассудок не имеет силы. Формы трансгрессии меняются в зависимости от времени и типа культуры: от медитативного созерцания до экстатического танца, от шаманских ритуалов до театральных зрелищ. Так, в театре жестокости Антонена Арто «искусство не является подражанием жизни, но сама жизнь – это подражание некоему трансцендентному принципу в контакт с которым мы вступаем благодаря искусству»[56].
С точки зрения феноменологии трансгрессивный переход можно рассматривать как переживание праздничных чувств, благодаря которым некий предел мироощущений, мирочувствования становится преодолимым. Праздник для человека – это событие, обладающее некоей тайной, непредсказуемостью происходящего. Он желаем, потому что в нем человек ищет чудо. Само его ожидание преднастраивает сознание на восприятие необычного. Праздник помогает человеку прожить ранее не проявленные аффекты. Данное отреагирование свидетельствует о бурных переменах в психике субъекта – переменах, которые делают его открытым для восприятия нового. Временное вхождение личности в иное пространство отношений между Я и миром и пребывание в нем – событие неповторимое: в процессе позитивного переживания субъектом нового опыта экзистенции на время стирается некая заданность форм чувствования, думания и действия.
Трансгрессивный переход обнаруживает себя в «народной Смеховой карнавальной культуре», открытой М. Бахтиным[57]. Для Бахтина смех есть раскрепощающая, индивидуализирующая сила, которая, по мнению В. Махлина, помогает определить индивидууму его место в мире других: место «смеховой вненаходимости»[58]. Человек смеется над собой, над своим абсурдным положением в мире потому, что он не может видеть и понимать своего в нем предназначения. Благодаря смеху человек способен увидеть себя со стороны как субъекта, разыгрывающего роли по сценариям других людей. По мнению Кэрола Эмерсона, «смысл целостности, который я извлекаю из своих собственных актов чувствования и видения, также является опытом любого другого человека, несмотря на то, что каждый приходит к различной целостности»[59].
Трансгрессивный переход, как скачок в сознании, имплицитен. Его природа сокрыта и не подлежит рационализации и объективации. По мнению Фуко, трансгрессивному еще только предстоит найти язык[60]. Трансгрессивный переход иллюстрирует серия рисунков художника А. Лобанова (рисунки 25–36).
Какова же природа познания человеком мира при трансгрессивном переходе? По В. Виндельбанду, дерево познания произрастает в процессе обращения человека к двум моделям исследования мироздания: первая ориентирована на номотетику (естественная модель), вторая построена на идеографике (гуманитарная модель)[61].
Номотетический подход (греч. nomos – закон, tetio – устанавливаю) исходит из необходимости открытия и описания закономерностей, наблюдаемых и фиксируемых человеком в ходе систематизации им приобретаемого знания. В идеографической модели познания акцент ставится на единичности – сингулярности, противящейся любой попытке универсализации.
В рассматриваемой нами модели парадоксального познания особое место занимает номадологический подход как отказ исследователя от выделения фундаментальных оппозиций: внешнего – внутреннего, прошлого – будущего. Здесь речь идет о принципиальном снятии идеи жестко линейной оппозиции, исключающей возможность бинарных отношений как таковых и ориентацию субъекта на внеструктурный, нелинейный способ организации процесса познания. «Деконструировать оппозицию значит, прежде всего, немедленно опрокинуть иерархию», – отмечал Деррида[62].
Отказ от жесткой дифференциации признаков по принципу «плохо – хорошо», «сознательно – бессознательно» и т. д. позволяет ранее незначимое для субъекта сделать значимым, изменить саму структуру его восприятия мира, благодаря которому он сможет опираться на переживание непосредственно наблюдаемых феноменов. Данный принцип работы применяется в психотерапевтической практике и позволяет изменить, трансформировать ведущие дискурсы субъекта, т. е. характер его объективации воспринимаемой информации. Так, проживание протагонистом спонтанно проигрываемого события в парадоксальном пространстве психодраматического действия (например, в театре абсурда Беккета) вызывает изменение в характере его мышления, ранее сформированного той или иной социокультурной средой.
