Зависимость понимания клиентской ситуации и событий от теоретической направленности понимающего иллюстрируется хрестоматийным примером интерпретации одного сновидения, сделанной 3. Фрейдом и К. Юнгом.
Представим, что человек поочередно обращается к представителям различных психотерапевтических школ. Он узнает много нового о своей проблеме, причинах ее возникновения и путях преодоления трудностей. Предположим, клиент тревожен.
...
Психоаналитик обратит внимание на бессознательные причины, вызывающие тревогу. Тревога оценивается только как симптом внутреннего неблагополучия, привлекающий внимание к внутренним конфликтам. Считается, что пациент переполнен деструктивными импульсами и тревога защищает его от них. Причины тревоги могут лежать в страхе кастрации и сепарации.
И. Ялом утверждает в качестве универсального источника тревоги переживание угрозы смерти. Патологическая тревога является результатом ранней травмы – конфронтации со смертью до того, как были сформированы адекватные механизмы защиты.
Социокультурный психоанализ причиной тревожности утверждает неудовлетворенную потребность в безопасности и принятии.
Бихевиорист считает, что тревожность лежит в основе невроза, и другие симптомы – навязчивость, заикание, экзистенциальные проблемы – побочный результат тревожности. Невроз формируется как стойкая дезадаптивная привычка тревожиться.
Рационально-эмотивная терапия утверждает связь тревожности с неправильными убеждениями, «абсолютистскими требованиями к миру быть предсказуемым и безопасным». Поэтому встреча с реальными жизненными проявлениями приводит к страху потерять контроль над ними и над своей жизнью.
Когнитивная терапия А. Бека обнаружит спрятанные в глубине когнитивные схемы опасности, сформированные в детстве и актуализирующиеся в определенных обстоятельствах.
Гештальт-терапевт признает недостаточное развитие способности к осознанию своих чувств. Укрывание некоторых нежелательных или отвергаемых чувств вызывает тревогу из-за сокрытого. А также укажет на существование кое-чего – «организмического экзистенциального центра», с которым лучше находиться в контакте.
Р. Мэй укажет на источник тревоги в угрозе ценностям, с которыми человек себя идентифицирует.
Попытки сравнить разные подходы делаются постоянно. Создается впечатление, что за этими попытками стоит стремление обнаружить не столько разное, сколько обнаружить общее, неизменное, лежащее в глубине. Особенно ярко эта тенденция поиска единства обнаруживается в работах, которые представляют разные подходы к одному и тому же случаю или проблеме. Так в книге Шнейдмана и Фарбероу «Крик о помощи» [26] , в статье «Случай из практики» [27] или в работе «Le suicide» [28] различие в подходах только сильнее выделяет общее, характерное для феноменов психологической помощи, проявляющихся в разных формах.
Исторические корни психотерапевтической культуры
Под психотерапевтической культурой мы понимаем смысловой контекст существования психотерапии и психотерапевтов в обществе: цели, ценности, установки. Распространено заблуждение, фокусирующее внимание психологов на техниках работы, на том, как делать. Переоценка значимости технической стороны психологической помощи характеризует состояние бескультурности. Культура должна включать понимание того, ради чего совершается усилие и чему служит терапевтическая техника. Понимание этого позволяет осознавать контекст производимых действий, осмыслять диалогичность существования психотерапии, в которой присутствуют и 3. Фрейд, и К. Роджерс, и А. Н. Леонтьев. Акцент на технической стороне оказания психологической помощи не позволяет находить точки соприкосновения между различными подходами и направлениями, то есть создавать единую культуру психотерапии современной психологии.
Окультуривание психотерапевтического пространства должно начаться с поиска исторических форм психотерапевтического опыта. В культуре можно выделить 4 сферы социального и духовного взаимодействия, включающие в себя отдельные составляющие терапевтического опыта и рассматриваемые как культурно-исторические предпосылки возникновения психотерапии и консультирования [29] .
1. Практики народного целительства. Это, прежде всего, шаманские практики, которые существовали в примитивных обществах. К. Леви-Стросс в книге «Структурная антропология» [30] приводит анализ шаманской песни через аналогию пения шамана с работой психоаналитика.
Параллель, проводимая им, интересна и достаточно обоснована, настолько, что некоторые последователи Фрейда стали смотреть на систему психоанализа как на мифологическое по природе построение.
...
В качестве примитивного общества было взято индейское племя. Обратимся к форме участия шамана в критической для индианки ситуации. В целом, для индианок ситуация родов достаточно обычна и беспроблемна. Правда, бывают исключительные случаи, когда индианка не может разрешиться от бремени. В таких случаях повитуха идет к шаману и призывает его на помощь. Шаман, приходя, помогает роженице разрешиться от бремени, причем без каких-либо физических манипуляций, исключительно пением специальной песни. Именно поэтому Леви-Стросс приводит этот случай в аналогию с тем, что делает психолог, называя его психологической помощью. Здесь проводится первое сравнение с работой психоаналитика, который тоже лечит только разговором, не прикасаясь.
Песня своеобразна и поется в определенном темпе, который убыстряется к окончанию. В ней рассказывается о текущей ситуации родов. Причем начинается она с подробных описаний того, как повитуха не может помочь роженице и решает идти за помощью к шаману, открывает дверь, выходит за порог и идет к дому шамана... потом так же подробно описывается приход шамана. Если вся песня состоит из 18 частей, то описанию собственно родов отводится только 2 части. Вся песня идет вокруг да около, не минуя многочисленных повторов.
Безусловно, примитивная культура – особая культура, которую можно назвать психотерапевтической культурой. Все пространство жизни в таком обществе – психотерапевтично, тогда как в цивилизованном обществе психотерапия ограничена рамками кабинета психоаналитика. Рождаясь, люди воспитывались в культуре психотерапии. Почему? Прежде всего, это культура – мифологична, в ней большое место занимают представления о духах, потусторонних силах, участвующих в делах людей, многие их которых персонифицированы.
...
В частности, у одного из индейских племен существуют представления, что у женщин в полости матки живут чудовища. Что это за чудовища – это боли, персонифицирующиеся в образе крокодила, который шевелит хвостом и делает больно. Персонифицируются добрые и злые силы. И шаман, и его соплеменники-пациенты живут в едином пространстве мифа, в отличие от психоаналитика, который должен транслировать пациенту представления о душе и причинах болезни.
В случае затяжных родов страдания нарушают гармонию мира, в которой живет индианка, так как в этом мире нет места ее страданиям. Шаман в песне описывает то, что происходит с ней, помогая понять и осмыслить, назвать неведомые силы. Дух, живущий в женщине, в общем-то добрый дух, повел себя неправильно и решил захватить других духов (или силы других органов), что нарушило общую гармонию. Его нельзя уничтожить, так как это дух жизненный, без него человек погибнет, его надо вернуть в рамки. Для этого шаман пойдет вместе с добрыми силами, и они освободят от его власти других духов, и женщина сможет родить. В результате женщина находит место своим страданиям и имя тому, что с ней происходит. Это нахождение имени – центральный момент не только для шамана, для психоанализа, но для всей нашей культуры – называние как овладение или приведение в сознание. Песня как воспроизведение динамики внутриутробной картины (для роженицы), борьбы.
Внешне в ситуации шаманизма все отличается от ситуации психоанализа. Психоаналитик молчит, шаман – говорит. У индианки проблемы органического происхождения, у пациента психоаналитика – невротического, то есть не имеющие органа. Шамана и индианку объединяет общее мифологическое поле, тогда как психоаналитик и его пациент разделены своими «индивидуальными мифами» у психоаналитика и пациента. У психоаналитика – это профессиональный миф о динамике и причинах невроза, у пациента – это индивидуальный миф невротика о своем заболевании.
При всей неодинаковости этих ситуаций они схожи по структуре того, что там происходит. Индианка отождествляется с шаманом в ходе пения, в начале песни роды приостанавливаются, в конце – они успешно завершаются. Психоанализ можно назвать современной формой шаманизма. Мифология является предметом веры для шамана и больного. То, с чем больная не может примириться, это страдания, которые выпадают из системы, кажутся чем-то произвольным, шаман же с помощью мифа (песни) воссоздает стройную систему мироздания, найдя в ней страданиям соответствующее место. Поняв свои муки, больная не только смиряется с ними, но и выздоравливает. Миф – это язык, с помощью которого могут непосредственно выражаться неизреченные состояния, что помогает их осознать и пережить настоящее, «разблокировав» физиологический процесс. Цель шаманского врачевания – создать переживание, которое потом самоорганизуется и саморегулируется. Больной-невротик в процессе противопоставления себя реальному лицу – психоаналитику изживает свой индивидуальный миф в процессе переноса; индейская роженица преодолевает реально существующее органическое расстройство, отождествляя себя с мифически перевоплотившимся шаманом. Чтобы подготовить отреагирование, психоаналитик слушает, а шаман говорит. Совершается переживание, невозможное в других условиях.
