Отсутствие физического наказания у животных можно объяснить и иначе. Например, тем, что они взаимодействуют, не используя насилие, в том числе и такую его разновидность, как психологическое давление[382].
Шимпанзе и беличьи обезьяны непрерывно просят еду у тех, кто ее имеет. При этом они используют набор разных тактических приемов — от более тонких, таких как постоянное преследование и пристальное разглядывание, до жестикуляции перед носом того, кто ест. Цель подобных действий, по-видимому, состоит в том, чтобы раздражать тех, у кого есть еда, и ждать, пока они сдадутся и поделятся ею или не обратят внимания на того, кто ее стащил. Во всяком случае у обоих видов обезьян раздражающие действия приносят им еду, а отсутствие каких-либо действий — нет. Можно предположить, что такое поведение — своеобразный способ стимулирования кооперации, не требующий особых усилий. Хотя это и важно, мы пока остаемся с неизменным выводом: в сообществах животных наказание является слабой или вообще призрачной формой возмездия для тех, кто оказался во власти соблазна обмануть.
Несколько лет назад мой друг прислал мне по электронной почте набор фотографий утки с утятами, идущими по тротуару. Первая фотография напомнила мне классическую детскую книжку Роберта Мак-Клоски «Пропусти утят». На других фотографиях утка с утятами постепенно подходили к решетке метро. Гордая мамаша шла прямо по решетке. Ее детки, послушно следуя за ней, падали один за другим сквозь решетку навстречу своей судьбе, ожидавшей их внизу. Следовать за матерью — это правило, жестко запрограммированное головным мозгом всех утят и многих других видов, детеныши которых являются зрелорождающимися и способными самостоятельно двигаться на раннем этапе развития. Обычно это разумный поступок или правило, у которого долгая эволюционная история[383]. Но иногда в природе происходят такие резкие изменения, что прежнее правило либо устаревает, либо, по крайней мере, необходимо подумать о его модификации, которая является частью программы развития.
Похожая ситуация наблюдается у бабуинов, живущих в дельте реки Окаванго в Ботсване. Их пример еще более удивителен, так как изменение окружающей среды не столь радикально, как решетка метро, это изменение вызвано естественными причинами, а не искусственно создано. Каждый год, когда в дельте идут дожди, одна из главных рек, которая протекает через участок, где живут бабуины (за ними наблюдали Чейни и Сейфарт), переполняется водой. Иногда бабуины оказываются на одном берегу реки, и по целому ряду причин им необходимо перебраться на другой берег. Переплывать реку опасно не только потому, что бабуины не увлекаются водными видами спорта и не проводят в воде все свое свободное время, но и потому, что в реке есть крокодилы. Когда бабуины переплывают реку, они делают это быстро и осторожно. Но об одном они иногда забывают, переплывая реку: о своих детенышах на животе. В некоторых случаях самки плывут вместе с детенышами, которые держатся за их живот. Когда мамаши выходят на берег, их детеныши мертвы: они захлебнулись во время плавания. В этих случаях детеныши бабуинов, очевидно, до заплыва не карабкаются вверх, чтобы оказаться в безопасности на спинах своих матерей, а матери не предпринимают необходимых усилий, чтобы поднять детеныша на спину и спасти его. «Транспортирование» детенышей на животе не является правилом у бабуинов. Обычно детеныши с удовольствием перемещаются верхом на спинах своих матерей, которые с неменьшим удовольствием относятся к такому способу передвижения. Эта форма поведения неадаптивна, однако она устойчиво воспроизводится у бабуинов, живущих в дельте Окаванго. Иногда в целом удачные модели поведения используются в новых условиях, а результат оказывается отрицательным. То, что в общем плане носит адаптивный характер, в частных случаях может привести к плохим адаптивным последствиям, если окружающая среда изменяется, в особенности если это происходит непредсказуемо.
Примеры с утятами и бабуинами свидетельствуют о том, что типичные модели поведения могут привести к негативным последствиям. Но, как показали две последние главы, есть много случаев, когда особи следуют правилам, в том числе определенным социальным нормам, и последствия оказываются положительными. Десятки животных учатся тому, что и как есть, наблюдая за тем, как это делают другие, в результате появляются местные кулинарные традиции. Это, во-первых, экономит время и, во-вторых, предохраняет от возможности съесть что-то опасное, что может привести к отравлению или даже к смерти. Иерархические организации создают для особей похожие преимущества: им не нужно мучительно думать, как и когда бороться за ресурсы. Усвоив иерархическую структуру и выполняя правила, по которым ведется борьба за ресурсы и за доступ к ним, особи могут сэкономить время и избежать ненужных потерь. Следовательно, в сообществах животных нормы выполняют адаптивную функцию, определяя надежные перспективы, связанные с оказанием помощи и нанесением вреда другим. Для того чтобы нормы выполняли свою адаптивную функцию, необязательно их воспринимать на сознательном уровне. На самом деле эффективность норм оптимальна, если их действие носит скрытый характер, как они, вероятно, и проявляются в большинстве случаев у животных, да и у людей тоже.
Есть несколько причин, по которым я уделяю так много внимания нормам, связанным с сотрудничеством, и в частности с взаимодействием, которое составляет сущность Золотого правила. Последнее возникает в той или иной форме во всех культурах — либо как открытое религиозное учение, либо как скрытые социальные нормы. Универсалии часто являются отражением общего биологического механизма, частью генетического наследия видов. Они также часто воспринимаются как наследие нашего прошлого, элементы психологической организации, которую мы получили от наших предков. В отличие от других форм взаимодействия, которые можно объяснить правилом Гамильтона или мутуализмом, взаимность требует другого объяснения и других психологических составляющих, включая правила, которые определяют, когда можно наносить вред другой особи. Хотя в моральном суждении заложено нечто гораздо большее, чем решение вопросов кооперации, это одна из проблем, которая является общей для нас и для животных. Терзания, вызванные желанием быть хорошими, связаны с искушением быть эгоистичными. Соблазн нарушить обязательства коренится в конкурентных стремлениях организма, направленных на оптимизацию получения еды, сексуальных отношений или власти.
Между животными устанавливаются хорошие взаимоотношения, когда их гены родственны. Животные могут рассчитывать на помощь на основе генетического родства, т. е. получать ее от близких родственников. Когда неродственники имеют возможность вступать в длительное взаимозависимое альтруистическое взаимодействие, искушение нарушить обязательства нередко оказывается сильнее систем контроля, исключая какие-либо чрезвычайно напряженные ситуации. Другие факторы, не связанные с контролем, также, вероятно, нарушают устойчивость взаимообязывающих отношений. Учитывая отсутствие наказания в ситуации взаимодействия, те, кто нарушает обязательства, вполне могут безболезненно избежать ответственности, что, в свою очередь, может провоцировать дальнейшие попытки заниматься обманом. Сочетание отсутствия контроля, власти искушения и психологических ограничений является препятствием для возникновения длительных взаимообязывающих отношений.
Мы вернулись к началу: оказывается, люди наделены уникальной способностью, которая делает возможным широкое взаимодействие у неродственных индивидуумов и позволяет поддерживать устойчивые отношения на основе взаимности. Здесь, в этом последнем разделе, я объясню причину появления лакуны в таксономии; это объяснение вернет нас к I части, где я описывал приводящее многих в замешательство наличие разных суждений о моральных дилеммах и разных объяснений этих суждений. Однако, для того чтобы обосновать свое объяснение, вначале я опять вернусь к логике лингвистической аналогии и к вопросу о том, какие данные требуются для ее реализации.
Чтобы понять, в чем состоит уникальность нашей моральной способности, мы должны определить, какие характеристики являются уникальными для людей и какие черты уникальны для сферы нравственности. Это предполагает проведение двух отдельных операций вычитания: в одной из них исключается то, что является общим для человека и для животных, и остается то, что характерно исключительно для людей, а в другой исключается то, что имеет место и в других областях знания, и остается то, что связано исключительно с областью морали. Я соединю то, что нам известно об этой проблеме, и выделю несколько аспектов, которые для нас пока неизвестны, и сделаю некоторые поверхностные предположения.
