93
Наиболее развернутая версия аргумента от логической возможности представлена Кирком (Kirk 1974). Его можно найти также в (Campbell 1970), (Nagel 1974), (Robinson 1976) и в других работах. Моя версия этого аргумента отличается от других главным образом использованием понятия супервентности для создания унифицированного контекста обсуждения и рассмотрением роли апостериорной необходимости. Близкий аргумент, отталкивающийся от возможности инвертированных спектров, представлен также в (Seager 1991).
Кажется, что мы вправе сказать, что в известном смысле фразы «вода мокрая» и «Н2O мокрая» выражают разные факты, так же как, кстати, и «вода есть Н2O» и «Н2O есть Н2O». В этом смысле мы индивидуализируем факты скорее с помощью первичных, чем вторичных интенсионалов выражающих их терминов.
Об этом, по сути, говорит Локвуд (Lockwood 1989, с. 136–137). Он полагает, что незнание кого-то о том, что каждому из модусов презентации соответствует один и тот же факт, должно быть связано с его незнанием какого-то существенного факта или фактов при любом модусе презентации. Сходный тезис высказывает Кони (Сопее 1985а).
Лор высказывает предположение, что феноменальные понятия — это распознавательные понятия, и доказывает, что вполне оправданным было бы ожидание, что распознавательное понятие R будет «вводить» то же самое свойство, что и теоретически специфицированное свойство Р. В качестве примера он говорит о том, что некто может распознавать какие-то кактусы в Калифорнийской пустыне, не имея теоретических познаний о них. Представляется, однако, что это не так: если субъект не может априори знать, что R есть Р, то референция к R и Р фиксируется по-разному и фиксирующие ее интенсионалы могут расходиться в ряде представимых ситуаций. Если мы не прибегнем к помощи дополнительных механизмов сильной метафизической необходимости, то различие первичных интенсионалов будет соответствовать различию фиксирующих референцию свойств.
В одном месте Лор допускает, что распознавательные понятия осуществляют референцию «напрямую», без содействия фиксирующих референцию свойств (первичных интенсионалов), но и это представляется неверным. Сам факт того, что понятие могло бы отсылать к чему-то другому (к примеру, к другому множеству кактусов) в иной представимой ситуации, говорит нам о том, что в этом случае задействован содержательный первичный интенсионал. Так что референция не может быть по-настоящему «прямой» в релевантном смысле этого слова.
Тот, кто увлечен проблемой индексикальности, мог бы сказать, что локализация центра центрированного мира может иметь онтологическое значение, или, быть может, что могло бы существовать различие индексикальных фактов между обычными возможными мирами (скажем, если бы существовало нечто подобное нагелевскому «объективному я»?). Эти вопросы, так же как и те, что связаны с онтологическим статусом индексикальности в целом, не вполне ясны для меня. Обсуждая эти темы, я исхожу из того, что мой оппонент признает, что индексикальность не ведет к онтологическому провалу, чтобы отметить, что даже в этом случае аналогия с провалом, имеющимся в области феноменального, не проходит.
Мысли об опыте действительно могут походить на индексикалы и еще в одном случае, а именно когда мы указываем на опыт как на «этот опыт». Когда кто-то отсылает к одному из двух качественно тождественных опытных переживаний (как в сценарии с двумя трубками в (Austin 1990)), представима ситуация, когда знание всех «объективных» фактов могло бы оставлять неопределенным вопрос о том, к какому именно переживанию мы отсылаем. (Отметим, что проблема здесь связана с отсылкой не к типам, а к конкретным случаям.) Если материалист захочет использовать этот пример как довод против аргумента знания, то я обращаю его внимание на то, что: (1) в данном случае эпистемически дополнительный факт независим от феноменальных фактов (даже знание всех феноменальных фактов не говорит мне о том, какой из них является этим опытным переживанием); (2) он не демонстрирует нам такую ситуацию, в которой имеется представимый нецентрированный мир, отличающийся от данного мира, и поэтому он не может быть использован для построения онтологического аргумента, подобного тому, который представлен в тексте; (3) этот дополнительный факт в лучшем случае может послужить локализации того, что происходит в центре мира, сообщая нам, какая сущность — эта, так же как индексикальные факты говорят нам о том, какая сущность — я.
Реально все это означает то, что в некоторых случаях нужно более информативно представлять центр мира: маркировать не только индивида и время (как «я» и «здесь»), но и опыт (как «этот»). Нечто подобное, похоже, справедливо и относительно ориентационных демонстративов, таких как «левое» и «правое» (знание объективных фактов о мире могло бы не говорить о том, какое из направлений является левым, какое — правым). Все это связано с эпистемическими провалами относительно неопасной индексикальной разновидности: ни в одном из этих случаев нет нецентрированных миров, где есть базовые, но нет добавочных фактов.
Выдвигая сходное возражение, Черчленд (Churchland 1985) высказывает предположение, что аргумент Джексона играет на двусмысленности слова «знает»: Мэри обладает совершенным пропозициональным или сентенциальным знанием о физических фактах, но ей недостает знания по знакомству с переживаниями красного. Ответ аналогичен. В той мере, в какой знание Мэри о переживании красного сужает способ данности мира, это фактическое знание, и аргумент проходит (в нем не требуется признания, что фактическое знание должно быть «сентенциальным»). Поэтому, как и Льюис с Немировым, Черчленд обрекает себя на неправдоподобный тезис, что знание Мэри о переживании красного ничего не говорит ей о том, каков мир.
Лайкан (Lycan 1995) приводит девять (!) аргументов в пользу того, что знание Мэри будет содержать новую информацию.
Есть и множество других ответов на аргумент знания, которые я не обсуждал, но моя реакция на них должна быть предсказуема. Упомяну лишь один: Дретске (Dretske 1995) доказывает, что Мэри недостает знания о ее окружении. Если бы она больше знала об устройстве красных вещей, она знала бы, что именно репрезентируют переживания красного, и поэтому (согласно теории Дретске) знала бы, каковы переживания красного. Странно, но Дретске не рассматривает очевидное возражение: даже если Мэри знает всё об устройстве красных объектов, она по-прежнему не знает, каково это — видеть красное!
Спасибо Фрэнку Джексону за обсуждение этого обстоятельства.
Сам Крипке признает (Kripke 1972, прим. 74), что вывод об одном лишь отсутствии тождества может быть слабым. Он, однако, отмечает, что модальными аргументами можно атаковать и более общие виды материализма.
Аналогичным образом аргументы от развоплощения могли бы устанавливать, что ментальные свойства не идентичны физическим свойствам, так как физические свойства могут быть реализованы только физическими объектами; подобный аргумент можно найти у Билера (Bealer 1994). Но вывод о подобной нетождественности опять-таки слаб: он по-прежнему совместим с логической супервентностью, а поэтому и с материализмом. В самом деле, подобный аргумент о нетождественности может быть выдвинут по отношению к чуть ли не любому высокоуровневому свойству.
В ходе тщательного анализа Бойд (Boyd 1980, с. 98) отмечает, что возможность зомби, в отличие от возможности развоплощения, влечет ложность материализма. Поэтому он выдвигает отдельный аргумент против такой возможности, но этот аргумент оказывается схематичным и неубедительным. Бойд проводит аналогию с компьютером, исчисляющим какую-то конкретную функцию, доказывая, что (1) нам может показаться, что все электрические цепи, которые есть в компьютере, могли бы остаться неизменными, притом что он не исчислял бы эту функцию, хотя в действительности это невозможно, и что (2) кажущаяся возможность зомби аналогична этому случаю. Между тем аналогия не проходит. Ситуация с компьютером аналогична (очень трудноуловимой) «кажущейся возможности» того, что могла бы существовать моя физическая копия, которая не обучалась бы в ситуации, в которой я обучался бы, или не различала бы там, где я различал бы. Ничто в этой аналогии не может объяснить гораздо более наглядный характер кажущейся возможности такой копии, которая была бы лишена сознательного опыта.
