Навыки
Если чувствительность связана с доступностью терапевта, то навыки связаны с его выразительностью. Вместе эти два свойства подчёркивают важность подлинного присутствия терапевта для встречи с присутствием клиента во время взаимодействия в ходе терапевтического часа.
Много лет назад я слышал историю о клиенте, который пришёл на сессию с диктофоном в руке. Он сказал: «Док, ночью мне приснился такой мощный сон, что утром я первым делом записал всё, что смог о нём вспомнить, и все ассоциации, которые пришли мне в голову в связи с ним. Очень важно, чтобы вы прослушали это, прежде чем мы сможем делать что-то ещё. Так что я просто включу запись, а потом пойду в кофейню внизу и позавтракаю, поскольку ещё не успел это сделать». Сказав это, клиент включил запись и ушёл. Через несколько минут терапевт сидел на стуле в кофейне рядом с клиентом. Когда клиент озадаченно посмотрел на него, терапевт сказал: «Вообще-то мне тоже не удалось позавтракать, так что я поставил свой диктофон рядом с вашим, чтобы записать ваши ассоциации из сновидения. Я послушаю их позже».
Эта история создаёт образ двух диктофонов, серьёзно ведущих терапевтическую работу, пока два человека встречаются за кофе и пончиками. Однако она также иллюстрирует распространённое среди многих людей, включая терапевтов, заблуждение. Содержание сказанного — сновидения и ассоциации — считается существующим независимо от клиента, терапевта, их встречи и даже конкретного дня и часа этой встречи.
Если в тот день и велась какая-то терапевтическая работа, она прошла в кофейне, а не в кабинете.
Определение навыков терапевта — тонкая задача, поскольку в фундаментальном смысле это те же навыки коммуникации, которые есть у всех нас, хотя в данном случае они немного отличаются. Отличие — это конкретная форма культивации, направленная на развитие чувствительности и эффективности ответов, выражения идей, вызывания чувств, эмпатического выражения, эффективной конфронтации и уместной поддержки.
Тот факт, что навыки терапевта относятся к повседневной жизни, приводит некоторых людей к доброжелательному, но довольно ошибочному выводу о том, что психотерапия может быть только нетренированной, недисциплинированной и полностью спонтанной — или лучше всего получается, когда она такая. Ничто не может быть дальше от истины. Напротив: я считаю, что по-настоящему профессиональный психотерапевт, с полной ответственностью подходящий к этому призванию, непрерывно занят совершенствованием терапевтических знаний и навыков. Подобно тому как виртуозом становится пианист (или другой артист), полностью овладевший основами ремесла, чтобы иметь свободу настоящего творческого выражения, мастер терапии усвоил механику процесса до такой степени, что она стала невидимой. Пианист уже не «играет на фортепиано» — он извлекает музыку из инструмента, ставшего его неотъемлемой частью. Терапевт уже не «ведёт терапию» — он вступает в аутентичные отношения с клиентом, поскольку навыки полностью интегрированы в способ существования профессионала.
Личный эпилог
Быть терапевтом для меня — очень оживляющий, расширяющий и познавательный опыт. Временами этот опыт также был пугающим и оказывался источником мучений и личных столкновений. И всё же я чувствую себя одним из счастливчиков, смакующих занятия своего дня. Сейчас, в мои поздние годы, я наслаждаюсь новыми плодами, обнаруживая удовольствие в осмыслении того, что я наблюдал, а также в том, чтобы учить этому и писать об этом, как я делаю в этой книге, которой делюсь с вами.
4. Проводник должен знать судно, а путешественник — доверять ему
Основы процесса исцеления / роста
Выбор судна, на котором пройдёт путешествие, должен в основном являться ответственностью проводника, которому следует знать различные виды кораблей, их особые характеристики, их надёжность, скорость и слабые места. Жизнь путешественника скоро подвергнется риску на борту выбранного судна. У некоторых путешественников также есть собственные взгляды на это, однако в конечном счёте большинству из них приходится доверять опыту проводника в подобных путешествиях.
Клиент выбирает терапевта отчасти на основании того, как он представляет себе взгляды терапевта на человеческих существ и терапевтический процесс. Часто клиент приходит с довольно фиксированными представлениями: «Я не хочу никакой групповой движухи», «Я работал с аналитическим типом, который никогда ничего не говорил, и больше такого не хочу» или «Никаких разговоров о детстве». Иногда эти предписания в равной степени порождаются неосознаваемым страхом клиента или его знаниями, но как бы там ни было, терапевту стоит уделить им трезвое внимание и дать на них честные ответы.
Фундаментальная важность жизненной заботы
Человек приходит в терапию из чувства возможного, из ощущения потенциала того, что жизнь может быть другой. Для конкретного человека в конкретный момент это «другое» может заключаться в уменьшении боли или тревоги, большей реализации внутреннего потенциала, улучшении отношений с другими или обнаружении более богатых возможностей жизни, чем до сих пор были известны. Иногда чувство возможного наиболее осознанно проявляется в форме поиска решения проблемной ситуации, такой как всепроникающее и непрерывное чувство одиночества, вины или страха, ощущение, что клиент постоянно обрекает себя на несчастье или находится в плену болезненных и фрустрирующих обстоятельств (брак, профессия, отношения), которые невозможно улучшить и от которых невозможно отказаться. В общем, человек приходит на интенсивную психотерапию с намерением изменить жизнь и с готовностью исследовать возможность того, что, если изменится его собственное эго, что-то действительно станет по-другому.
Мне кажется полезным дать название этому созвездию чувств, куда входят:
• переживания страданий, боли или тревоги (не всегда осознанные);
• желание новых возможностей в жизни;
• готовность посвятить себя самоисследованию;
• надежда, что внутренние изменения могут стать путём к реализации желаемых возможностей.
В качестве такого названия будет использоваться слово «забота», или «жизненная забота»2. На следующих страницах я очерчу базовый угол осмысления предприятия интенсивной психотерапии. Концепция заботы является основополагающей для этого видения.
Способность иметь дело с жизненной заботой
В конечном счёте способность иметь дело с жизненной заботой существует в основном внутри человека, обладающего этой заботой. В этом утверждении нужно пояснить фразу «иметь дело». Я не пытаюсь утверждать отсутствие вполне реальных проблем, вызванных обстоятельствами мира, в котором мы живём. Это было бы наивно. Я определённо не имею в виду, что человеку следует просто принимать эти обстоятельства как данность и не пытаться их изменить. Вообще-то я убеждён, что чем мы здоровее, тем меньше готовы сидеть без движения при виде некоторых примеров безумия нашего мира. Вот что я действительно имею в виду: осознание того, что мы делаем, следуя за внешним давлением, оценка того, где и как мы могли бы повлиять на это давление, а также мобилизация наших самых эффективных усилий для того, чтобы сделать это, — всё это с наибольшей вероятностью увенчается успехом, если у нас есть внутренняя ясность. Основание для того, чтобы иметь дело с жизненной заботой, — это наличие у человека такой жизненной заботы, даже если для работы с ним придётся выйти за привычные рамки и что-то поменять в работе, браке, дружбе и т. д.
Разумеется, во многих примерах забот самые важные источники сложностей находятся прямо у нас дома — они заключены в наших способах бытия. То, как мы относимся к другим, та степень, в которой мы берём на себя ненужную вину или смущение, сложности, которые мы испытываем, пытаясь наладить свою жизнь и использовать собственную силу наилучшим для себя образом, запутанность в своих «хочу» и «должен» — все эти и многие другие заботы не разрешить сменой супруга, работы, школы или чего-то ещё, хотя в итоге какое-то из этих действий может оказаться полезным. Основная работа ведётся в нашей собственной голове, кишках и взглядах.
