как я к этим препятствиям отношусь.
Свои первые полнометражные фильмы я выпустил только в 2017 году — через 10 лет после регистрации компании и через 20 лет после того, как окончательно понял, что буду снимать кино. Так вот, оказалось, что с премьерой проблемы фильма вовсе не заканчиваются, а иногда даже только начинаются. В кино финишная ленточка может отодвинуться в любую секунду на любое расстояние даже тогда, когда ты уже ее пересек, — это не чья-то мысль, а мой личный опыт.
На данный момент я не только продюсер, но и прокатчик. В работе прокатчика есть куча своих сложностей, свои уроки и кризисы. Как-то в беседе с режиссером и продюсером фильма, который предстояло выпустить, мы обсуждали его непростые перспективы на российском рынке, и общий смысл был такой: уровень риска в киноиндустрии — запредельный. Шанс потерять все время и все деньги как для продюсера, так и для прокатчика огромен, он асимптотически приближается к 100 %. Имеет смысл браться только за то, что точно стоит этих потерь. Ради чего и в кризис не жаль попасть.
И это мы еще не трогаем короткий метр: в стране их делают около 3000 в год, а в поле зрения публики попадают только сливки пары фестивалей, фильмов пять в самом лучшем случае. При этом режиссер успешной работы, актер, кто-то еще из группы может получить предложение от крупнейших игроков, а продюсер — нет, и денег он не заработает. Один такой крупный игрок как-то просто спросил меня, зачем я вообще сделал столько короткометражек (на данную минуту — 71). Не знаю! Потому что хотел, например.
Поэтому на 13-м году жизни кинокомпании HHG мы, разумеется, производим разные расчеты и вполне понимаем диапазон риска того или иного фильма. Это все-таки бизнес, хоть и в области искусства. Но единственный подлинный критерий, на основе которого я берусь за тот или иной проект как продюсер или как прокатчик, — собственное желание. Зрителям нужен гарантированно только Marvel, и то это не навсегда, а вот все остальное предсказать крайне трудно. Для зрителя цена билета — 285 рублей (средняя цена по РФ) и пара часов, не считая времени на дорогу. Для продюсера или прокатчика — миллионы и годы. Так что я просто прикидываю — вот будущий фильм, а вот кризис, в который он меня ввергнет почти неизбежно. Точно ли я готов за возможность снять этот фильм попасть в ад, от которого не убежишь? Если да, то можно браться. При этом готовый фильм может не иметь вообще никакого успеха. Есть ли смысл все равно его сделать? Или он все же не тянет даже на 285 рублей и два часа?
Я не отношусь к кино как к работе. Работа никаких кризисов не стоит. Просто единственный способ в итоге смотреть то кино, которое я хочу, — это продюсировать и прокатывать его самому. А кинобизнес — это метод.
Тамара Бочарова, режиссер, сценарист
Эту историю я никому не рассказывала. Потому что любой, кто меня знает, не поверил бы. Или решил бы, что я рисуюсь. Поскольку с самооценкой у меня всегда было все в порядке, как и с уверенностью в прекрасном будущем. В школе — золотая медалистка, в университете, еще не закончив учебу, — автор молодежной телепрограммы на областном телевидении, потом — Москва и работа спецкором в самых известных телепередачах крупнейшего федерального канала, авторские репортажи и фильмы с персональным промо на «Первом». Вспомнить приятно.
Потом я решила подучиться — на режиссера. В этом не было никакого профессионального кризиса или смены парадигмы, скорее естественный путь развития. Два года на Высших курсах сценаристов и режиссеров (ВКСР) только раззадорили. Еще несколько лет ушло на сценаристику — уже будучи режиссером, поняла, что без этого никак не обойтись. А сразу после учебы ушла в свободное плавание по продакшнам.
Надо сказать, что рядом со мной работали талантливые люди — почти все «выросли» по вертикали. Те, с кем я начинала на «Первом», сейчас — известные продюсеры, владельцы интернет-каналов и продакшнов.
А я — сценарист и режиссер. Фрилансер. Никакой уверенности в будущем. Точнее, уверенность есть, но она показная. Почему?
Рассказываю.
Это было на фестивале Future в Катаре. Крупнейший фестиваль телевизионных фильмов со всего мира. Грандиозный отель, около двух десятков кинозалов, отданных специально под фестиваль, и сам Катар с его небоскребами — как декорация к какому-то сну... Для меня это был первый международный фестиваль, и я ходила слегка пришибленная, под впечатлением от всего.
А потом наступил день моего показа.
Я пришла заранее, спряталась в угол. Судорожно листала афишу, чтобы прикинуть, какие фильмы идут в параллели, — и слегка расслабилась, потому что хороших фильмов было достаточно: я почему-то решила, что раз так, то на мой показ народу придет немного. И зал действительно оставался незаполненным.
За пять минут до начала вошла делегация телеканала Би-би-си (это была самая многочисленная делегация на фестивале, человек тридцать) — в полном составе. В руках у них были блокноты и ручки. Они заняли три ряда сразу, и я поняла: вот он, самый страшный момент в моей жизни. Никакие другие показы не стояли рядом: для теленачальников, для друзей или для врагов — все это была полная ерунда по сравнению с показом для небожителей из Би-би-си.
Я едва досидела до конца, в сотый раз посмотрев свой фильм — с дичайшей ненавистью к каждому кадру и к самой себе. На финальных титрах я незаметно вышла из зала и, не задумываясь, отправилась в туалет — спрятаться. За три метра до двери меня окликнули по имени. Это были двое англичан — мужчина и женщина, в деловых костюмах, лет по пятьдесят, с фестивальными бейджиками на груди. В руках они держали открытые программки — с моей фотографией на странице фильма. От ужаса у меня закружилась голова.
Отпираться было бесполезно, и я созналась — да, это я, приготовившись к тому, что меня закидают тухлыми яйцами. Но мужчина схватил меня за руку и стал ее крепко жать, сыпать благодарностями. Я не верила своим ушам — им понравилось. Я даже переспросила: о чем речь? Сейчас смешно, но тогда вся эта история казалась мне дичайшим недоразумением. Я искренне считала, что недостойна похвалы.
Этот страх оценки, мне кажется, сопровождает каждого творческого человека, но в случае со сценаристикой он особенно жгуч. Можно писать картины, или поэзию, или литературу
