Практически никто не использует все пять одинаково часто. Обычно у человека есть один-два ведущих способа и еще один – в резерве, на крайний случай. Например, товарищ в основном прошибает головой все встречающиеся ему стены, но если уж не получается, то измышляет что-то на месте или уходит. На помощь не зовет и обходных путей не видит в принципе. В ситуации описанного выше тестирования (стена – человечек) свои ведущие способы человек всегда называет первыми. Последний, пятый способ обычно всем приходится подсказывать.
Ведущие способы выделяются очень рано или вообще являются врожденными (я точно не знаю, а в литературе не встречала ссылок на убедительные исследования по этому поводу). Во всяком случае, в песочнице уже все видно. Фрустрация – отняли лопатку. Вот ребенок, который сразу бежит к матери: «Мама, мама, он у меня лопатку отнял!» (ведущий способ – звать на помощь). Вот ребенок, который, не глядя на размеры обидчика, кидается в драку: «Отдай, гад, мою лопатку!» («прошибатель стен»). Вот еще один ребенок, который берет другую игрушку и продолжает невозмутимо играть, как будто бы ничего не произошло (ведущий способ – уход). И так далее.
Наследование способов работы с фрустрацией (биологическое или сигнальное – тоже точно не знаю), несомненно, имеется. Часто ребенок имеет в активе два способа – один от матери, другой от отца. Это гармонично.
Очень плохо, если естественные для ребенка способы не принимаются семьей. Например, мальчик ищет обходные пути или зовет на помощь. Отец, сам «прошибатель стен», требует: «Ты должен сражаться или уж сам соображать, что делать. Зовут на помощь только слабаки!» Или робкая мать-одиночка (обойти или отказаться) воспитывает сына-«прошибателя» и все время долбит ему: «Люди не любят, когда высовываются! Учись подчиняться, учись обуздывать свои желания…»
Если у ребенка только один способ работы с фрустрацией (уход у Бори, сына Алины, прошибание стен у Ларисы, дочери Лидии), то ситуация выправляется не запрещением этого способа, а активизацией дополнительных.
Например, Боря вполне принимал доброжелательно предложенную помощь семьи и впоследствии – друзей, а также искал обходные пути (уже в третьем классе он, так и не преуспев в решении задач и выступлениях у доски, оказался обладателем качественного дисканта и солистом школьного хора). А сильная телом и духом Лариса почти отказалась от драк, когда интеллектуальная мама научила ее относиться к разрешению межличностных конфликтов как к решению сложной задачи по преодолению стены – «постройке катапульты».
То, как человек преодолевает возникающие трудности, – важная характеристика личности. «Стена – человечек» – много лет назад придуманный мною тест на определение ведущих способов работы с фрустрацией. Он занимает ровно пять минут. Уважаемые читатели, вы вполне можете попробовать провести его со своими родными, друзьями или коллегами (начальником). Узнаете много интересного…
Мать говорила о каких-то пустяках: дочка иногда просыпается ночью, один раз описалась во время долгой прогулки, как-то после посещения гостей у нее возникло раздражение на руке… Девочка тихо переставляла кукол на банкетке и выглядела совершенно обычной. У матери было лицо трагической актрисы во время произнесения заглавного монолога. Я ничего не понимала. Может быть, девочка тут вообще ни при чем и все дело во взаимоотношениях родителей?
– Ваша семья состоит из?..
– Мы с мужем, Аня и моя мама.
Вроде бы ничего трагического. Объединила себя с мужем, стало быть, там отношения в любом случае не катастрофические.
– Какие у вас отношения с матерью?
– Хорошие. А почему вы спросили? – удивилась.
Уже хорошо. Я решила идти напрямую, потому что мой небогатый набор обходных маневров был исчерпан.
– Ваше выражение лица и масштаб проблем, о которых вы рассказываете, решительно не совпадают между собой. Есть что-то еще?
– Да, – тут же ответила она (явно ждала моей реплики; и чего я тянула?). – Все дело во мне самой. Я на грани самоубийства.
– Стоп! – я подняла вверх обе ладони. Девочке уже восемь лет, ей это надо? Хотя мамочка и дома наверняка все это транслирует по полной, но все равно… – Придете ко мне завтра в девять утра. Без Ани.
Про себя я решила: поскольку проблема моей посетительницы, в чем бы она ни заключалась, явно не касается ребенка, буду уговаривать ее обратиться к взрослому психотерапевту. Вполне может оказаться, что ей нужны медикаменты. Мысленно подбираю аргументы. Весь мир – театр…
– Я не могу общаться со своей дочерью. Виню ее, себя, Бога, всех вокруг, не могу жить. Мне кажется, если меня тоже не будет, всем будет легче…
«Тоже»? Кого уже нет? Все вроде бы на месте. Ее отец, дедушка Ани? Но при чем тут девочка?
– В чем вы вините свою дочь?
– Это абсурд, я понимаю…
– В чем?
– В том, что она убила свою сестру, мою вторую дочь.
Оп-ля! Приехали!
– Расскажите, когда и что конкретно случилось. Если вам нужен платок, достаньте из сумки или возьмите у меня, вон там есть одноразовые.
Если честно, то я так и не поняла, от чего именно скончалась младшая девочка. Какой-то спазм? Чем-то подавилась? Разрыв аневризмы? Бывают ли у пятилетних детей инсульты? Но это не так и важно.
Девочки были погодками. Младшая слегка приболела, и в детский сад не повели обеих. Бабушка и папа на работе. Матери понадобилось в магазин, и еще она, воспользовавшись тем, что на больничном и время дневное, решила получить какую-то справку в конторе. Сестер и раньше оставляли дома одних, они прекрасно играли вместе, ничего не портили и очень редко ссорились. Мать пообещала быстро вернуться, купить им шоколадки – и ушла. Они даже не вышли ее проводить, только весело помахали руками из детской, где расставляли на ковре кукольный городок.
Когда младшая девочка упала, забилась, а потом замерла в неподвижности, Аня вроде бы пыталась ее звать, трясти, а после убежала и спряталась в ванной.
В конторе оказалась очередь. У сестер был мобильный телефон, которым Аня прекрасно умела пользоваться и часто звонила с него второй бабушке и даже подружкам по детскому саду. Обе сестры знали телефон 01 – служба спасения. Уходя, мать положила телефон на комод в детской. Там он и остался лежать. Аня никуда не позвонила. Психиатр сказал, что у нее был шок. Она почти ничего не помнит.
– Я все понимаю, она ребенок, ей было всего шесть лет. Мама и муж пытаются меня как-то увещевать, психиатр прописал таблетки, я их почти год пила, но я все равно не могу… – странно, но трагическая маска с лица женщины исчезла. Теперь на ее лице вообще нет никакого выражения. И почему меня это не радует? – Не могу говорить, слушать, дотрагиваться, смотреть, а она… Неделю назад Аня за ужином сказала нам с мужем: «Слушайте, я понимаю, что вы другого ребенка, вместо Светы, пока не хотите. Но я же не привыкла одна играть, мне без нее скучно, заведите мне тогда хотя бы собаку вместо нее, что ли…» В этот момент я почувствовала, что могу… Нет, такое нельзя говорить вслух!.. Я записалась к вам… но тут ничего уже не поделать, лучше, если меня вообще не будет…
– Да что вы заладили: не будет, не будет! – с досадой проворчала я, не имея ни малейшего представления о том, что предпринять дальше. Убеждать в чем-то мать? Бесполезно: близкие, лечащий ее психиатр и она сама уже сказали ей все возможное. Работать с Аней? Но кончать с собой нешуточно собирается именно мать. Действительно удалить ее на время из семьи? Вот будет им всем радость… Да еще и она получит возможность невозбранно и непрерывно грызть себя изнутри и лелеять свои несчастья…
Парадоксальная интенция! – решила я наконец. Виктор Франкл, сознательное усиление симптома до его абсурдизации. Хуже, скорее всего, не будет, потому что хуже уже некуда. Если же ничего не предпринимать, то неизвестно, что она реально сделает с собой, но семью точно разрушит, а оставшуюся дочь доведет до невроза или чего-нибудь похуже.
– Теперь пусть ко мне придет ваш муж. Один. Мне нужно знать обстановку в семье с разных сторон.
Слава богам, мужик оказался здравомыслящий и спокойный.
– Вы купите Ане собаку. Что-нибудь небольшое, но прыткое и противно лающее. Вроде фокстерьера.
– Жена с ума сойдет! Хотя…
– Да-да, вы, кажется, меня понимаете… А что вообще любит Аня?
– Да она веселая вообще-то девочка, сейчас только притихла. Учится от страха на одни пятерки. Музыкальная, кстати. Любит петь, танцевать, бренчать на старом бабушкином пианино. Но жена так смотрит на нее, когда она танцует…
– Бренчать на пианино? Отлично! Завтра пойдете в музыкальную школу.
– Но ведь середина года!
– Вас возьмут. Сейчас я напишу душераздирающую справку для тамошнего начальства. Часть психотерапии, музыка, чтобы ребенок мог выразить горе утраты. Они там проникнутся, я уверена…
