Перевод вывода в такую «правильную» форму полного умозаключения вызывает какое-то внутреннее сопротивление. Рассуждение типа «Все млекопитающие дышат легкими. Кит — млекопитающее. Кит дышит легкими» кажется крайне искусственным, ужасно скучным, ненужно «разжеванным» и вообще «рассчитанным на дурака».
Почему?
Испытуемые в опытах, которые мы проводили, отвечали: «Потому что здесь много лишнего», «Все и так понятно», «Что млекопитающее дышит легкими, всем известно. Зачем это специально говорить?» и т.п.
Зато те лица, которые испытывали сомнение в истинности заключения, запрашивали добавочную информацию, обычно относившуюся именно к недостающей посылке: «А разве все млекопитающие обязательно дышат легкими?», «Элементы первой группы бывают только одновалентные?» и т.д.
Значит то, что «и так понятно», человеку не требуется формулировать «для себя» в виде особой посылки.
Ну, а если «все понятно» и «все известно»? Тогда и все умозаключение «для себя» человеку не нужно!
Действительно, кто, кроме абстрактного логика или человека, выжившего из ума, будет заниматься выведением утверждения «Кай смертен» из положений, что «Все люди смертны» и что «Кай — человек»? Все это и так ясно. Игра с посылками не даст нового знания, а посему будет переживаться как абсолютно ненужная и искусственная.
Таким образом, психологически вывод выступает для человека как умозаключение только в том случае, если он дает человеку новое знание. Так, например, утверждение «кит дышит легкими» для некоторых людей может нести новое значение. Тогда его вывод из утверждения «кит — млекопитающее» выступает психологически как умозаключение, как доказательство. Если... если человек знает о млекопитающих, что они дышат легкими.
Итак, психологическая структура умозаключения оказывается иной, чем логическая. Психологически отнесение кита к млекопитающим означает, что мы можем использовать всю информацию, содержащуюся в понятии «млекопитающее» для выяснения свойств кита. Или иначе, можем приписать киту все свойства, имеющиеся у млекопитающих. Это и есть те новые знания
о ките, которые дает связывание его с понятием «млекопитающие».
Дыхание легкими — только одно из этих свойств. И, значит, только одно из новых знаний о ките, скрытых в высказывании: «Кит — млекопитающее». Ведь понятие «млекопитающее» отображает еще и такие признаки, как «живородящее», «теплокровное», «позвоночное» и т.д. и т.д. И все эти признаки скрыто сразу приписываются киту высказыванием «кит — млекопитающее».
Все эти знания о ките содержатся уже в указанном суждении. Дедуктивное умозаключение только как бы раскрывает те или иные из этих сведений, содержащихся в высказывании «кит — млекопитающее». (Например, что он живородящий, что он дышит легкими и т.д.)
Сколько таких новых сведений о ките можно получить из этого высказывания? Столько, сколько у нас есть знаний о млекопитающих. Соответственно, столько можно будет сделать выводов о ките и столько построить умозаключений. Большая посылка формулируется только «для других», когда (для обоснования вывода) им надо указать, какие именно знания из всего, что известно о млекопитающих, мы используем в данном случае (например, то, что млекопитающие дышат легкими). «Для себя» этого, понятно, не требуется. Мы и так знаем то, что знаем. Поэтому фактически большая посылка не фигурирует в нашем мышлении как часть вывода. Психологически она переживается просто как часть наших знаний.
Отметим, что если посылки частично не сознаются, то формальные отношения, которые составляют основу вывода, как правило, вообще не осознаются. Об этом свидетельствует тот факт, что обнаружение и осознание этих отношений зачастую требуют от человека значительного труда, умения и специальных знаний (логики). Подобно герою Мольера, который не знал, что всю жизнь он говорил прозой, подавляющее большинство людей рассуждает, выводит, доказывает, опровергает, не подозревая, что они опираются при этом, или, вернее, подчиняются при этом определенным законам и правилам логики предикатов и логики высказываний.
Впрочем, «подчиняются» — это тоже сильно сказано и содержит изрядную долю идеализации. Так было бы, если бы на умозаключения и доказательства не влияли бы никакие другие факторы, кроме логических (т.е. формы и соотношения высказываний, а также законов и правил выведения). Фактически, как мы уже отмечали, что тоже далеко не так.
Психологические исследования показали, что даже в тех случаях, когда человек имеет дело с готовым формально построенным силлогизмом, его заключения определяются отнюдь не одними только логическими факторами.
Так, например, психологи Вудворте и Селлз в своих экспериментах давали испытуемым разнообразные готовые силлогизмы, среди которых были и верные и неверные. Испытуемые должны были оценить в них заключения по пятибалльной шкале: АИ (абсолютно истинно), ВИ (возможно истинно), Н (неопределенно), BJ1 (возможно ложно), AJI (абсолютно ложно).
Эксперименты обнаружили, что на характер заключения оказывает влияние фактор, который они назвали «атмосферным эффектом». Он заключается в том, что у каждого умозаключения как бы имеется характерный обертон, или «атмосфера», создаваемая тем, как оно сформулировано. Так, если посылки сформулированы утвердительно, это создает у человека тенденцию формулировать утвердительно и заключение. Аналогично для отрицательных, общих и частных посылок. Если же в качестве посылок выступают суждения различного вида, то ситуация воспринимается как более неопределенная и сомнительная. Соответственно, общее утвердительное суждение имеет «все — да» атмосферу и создает ожидание общеутвердительного заключения. Частное отрицательное суждение имеет «некоторые — нет» атмосферу и создает ожидание частноотрицательного заключения и т.п.
Опыты Джениса и Фрика, построенные аналогичным образом, показали, что на оценку доводов влияет отношение человека к доказываемому положению. Если человек согласен с заключением, то он значительно чаще принимает ошибочные доводы, чем отклоняет верные. При несогласии с заключением испытуемые значительно чаще отвергали даже состоятельные доводы, чем соглашались с ошибочными.
Ряд экспериментов показали, что на выбор и оценку вывода оказывают значительное влияние личные убеждения (Морган и Мортон), а также эмоциональное отношение к содержанию посылок и выводов (Леффорд).
В общем, по оценке некоторых исследователей, выбор заключения в нейтральных ситуациях на 44% определяется «атмосферным эффектом», на 21% — неизвестными и случайными факторами и на 27% — логикой. В ситуациях же, где содержание аргументации затрагивает убеждения и чувства человека, заключение на 36% зависит от этих личных убеждений и чувств, на 26% — от «атмосферного эффекта», на 18% — от неизвестных факторов и на 20% — от логики (Вайнеке).
Если это так, то ясно видно, насколько относительно слабо могут влиять логические факторы на мышление даже в искусственной ситуации оценки готовых и полных силлогизмов. Правда, надо оговориться, что эти результаты были получены для людей, не знакомых с логикой.
Впрочем, ничего удивительного во всем этом нет. Ведь умозаключение достигается, как мы видели, привлечением всего опыта и знаний человека относительно определенного класса объектов (малая посылка) и отбора в этих знаниях того, что относится к выводу (большая посылка). Но в этот опыт и знания входят также убеждения, эмоции, привычки человека. Естественно, что они влияют на выбор и оценку истинности вывода.
Так же как и логические отношения и правила, все эти факторы, влияющие на умозаключение, обычно совершенно не сознаются человеком. Субъективно он руководствуется не анализом, а чувством убедительности доводов, переживанием очевидности вывода.
Когда именно возникают у человека такие «логические» чувства и переживания? Оказывается, что чувство убедительности доводов, переживание очевидности вывода возникают в подавляющем большинстве случаев именно тогда, когда умозаключение, вывод, рассуждение, доказательство складываются по правилам логики и в соответствии с убеждениями, ожиданиями, чувствами человека.
Таким образом, чувство убедительности, переживание очевидности, ощущение истинности выступают как синтетические субъективные сигналы «правильной» работы ума. Они же, по принципу обратной связи, выступают как регуляторы хода переработки информации мышлением. Если «внешние» эмоции, с которыми мы уже знакомились, выступали как отражения отношения человека к объектам и событиям внешнего мира, то эти «интеллектуальные» эмоции выступают как отражения отношения человека к событиям и процессам деятельности его собственного мозга.
Решающая роль этих «логических переживаний» в управлении ходом мышления и переработки им информации с драматической яркостью проявляется при некоторых психических заболеваниях, в частности, при бреде. Известно, что больной с бредом не поддается никаким доводам и логическим доказательствам. Он недоступен переубеждению. Причина этого заключается как раз в особом чувстве достоверности, которым сопровождаются для больного все его дикие идеи, выводы и рассуждения. «Но, как видно, — отмечает психиатр В. Леви, — чувство достоверности есть и у всех обычных здравомыслящих людей... Здоровые также не-переубедимы в своей здоровой логике, как больные *— в своей бредовой. Для больного бред как раз то, в чем его стремятся убедить окружающие».
