• что такое «хорошо» (как работал мозг матери Терезы и Махатмы Ганди);
• что такое «плохо» (как работал мозг Адольфа Гитлера и других диктаторов);
• что такое «грех» (в Новом Завете греческое слово «грех» (герматиа) переводится как «непонимание знаков», что вполне согласуется с представлением о плохой работе мозга);
• что такое любовь (мозг благополучных в личных отношениях людей работает лучше, чем у тех, кто несчастлив в личной жизни);
• что такое ненависть (судя по моему клиническому опыту, у многих расистов мозг функционирует абнормально);
• откуда берется жестокое отношение к детям (часто это объясняется проблемами работы мозга).
Я видел множество пациентов Amen Clinics, которые отчаянно искали пути к лучшей, более полноценной, мирной и полной надежды жизни. Они хотели жить, любить и чувствовать привязанность к чему-нибудь. Вместо этого они были подавлены, озлоблены, одиноки, несчастны и изолированы от окружающих. Клинические техники исцеления мозга, описанные в этой книге, помогут вам оптимизировать работу мозга и улучшить личные и служебные отношения, а также духовную жизнь на самом глубоком уровне.
Но что мы знаем о душе? Могут ли нейробиологи исследовать душу?
Позвольте мне рассказать немного о себе.
Я вырос в очень религиозной семье и был воспитан в римско-католической вере. Моя семья эмигрировала в США из Ливии, у меня пять сестер и брат. До конца девятого класса я ходил в католическую школу и много лет служил алтарным мальчиком. Мне привили очень ясные представления о том, что правильно, а что нет, что есть добро, а что зло, что такое ад, рай и Страшный суд. Все эти представления перешли со мной и во взрослую жизнь.
Во время Вьетнамской войны моя дата рождения попала в призывную лотерею, и я вступил в армию США и проходил курс военного врача. К счастью, меня послали не во Вьетнам, а в Германию. Там я, одинокий солдатик, встретил Кристин — хорошенькую маленькую сотрудницу большой компании. Она пригласила меня сходить с ней на церковную службу. Оказалось, что это была церковь евангелистов-пятидесятников, в которой люди кричат, молятся на разных языках и переживают длительные интенсивные сеансы исцеления.
Сначала мне было не по себе в их церкви, особенно из-за ужасного шума. Как католик, я привык к тихим храмам, а та церковь была какой угодно, но не тихой. Она была наполнена эмоциями и поклонением. Я повстречал нескольких удивительных людей и стал активным участником христианской группы «Проблемы подростков» (Teen challenge), которая работала с наркоманами. Это было то, чем я интересовался в психиатрии. Теперь всем известно, что многие из пристрастившихся к наркотикам не поддаются врачебному лечению, но избавляются от зависимости, когда обретают веру и связь с Богом. А тогда для меня это были удивительные наблюдения.
Проведя три года в Германии, я был демобилизован и на протяжении года посещал Оранж Кост Колледж, а затем и Университет Вангард, колледж Ассамблеи Библии Бога в Южной Калифорнии и изучал биологию и Библию. Я мечтал стать врачом, но хотел, чтобы моя жизнь строилась на серьезной духовной основе.
Ничто в Библии не мешало мне изучать медицину и ничто в биологических науках не противоречило моей вере. В 1978 году мне повезло попасть в класс медицинского колледжа Университета Орала Робертса.
Священник и духовный целитель Орал Робертс напряженно работал, чтобы объединить знания о духовном исцелении и медицинском лечении. Я чувствовал, что это плодотворная идея. Думаю, что меня приняли туда из-за фамилии. Наверное, им нравилось, что выпускником их медицинского факультета станет доктор, чья фамилия означает «аминь».
Университет Орала Робертса был необыкновенным местом. Нас серьезно готовили к врачебной работе, но это происходило в атмосфере любви, сострадания и молитвы. Мы отличались от всех медицинских факультетов страны. Нас учили молиться вместе с пациентами, записывать их истории болезни как духовные и принимать во внимание при лечении одновременно разум, тело и дух человека. На занятиях мы разбирали тему греха и болезни. Многие фундаментальные христиане верят, что физические и эмоциональные заболевания происходят из-за недугов души — что обычно болеют те, кто грешит. Другие считают, что все мы когда-нибудь болеем и умираем, это неотъемлемая часть природы, а идеи греха только вгоняют людей в мучения бесполезного чувства вины, когда вы вините свою греховность в появлении болезни. Эта проблема весьма сложна и неоднозначна.
После медицинского факультета я проходил психиатрическую практику в Армейском медицинском центре Уолтера Рида в Вашингтоне — это самый большой военный госпиталь страны. В качестве сотрудника я посещал классы терапевтов и армейских священников, где нам рассказывали о взаимосвязи между медициной и духовностью. Я узнал, что 70 % населения США являются глубокими сторонниками фундаментальной религии, и медики, священники и раввины должны работать вместе, чтобы блюсти интересы своих пациентов.
Через год медицинской подготовки мне стало ясно, что в пазле, описывающем духовность и исцеление, отсутствуют многие элементы. Во время ординатуры я узнал, что чем больше человек был предан своей вере, будь то католицизм, протестантство, иудаизм, буддизм или ислам, тем здоровее он выглядел.
Такие пациенты реже нуждались в помощи психиатра, чем атеисты. Исследователи из Университетов Гарварда, Дьюка и Джона Хопкинса тоже подтвердили, что глубоко верующие люди обладают лучшим физическим и эмоциональным здоровьем. Конечно, можно возразить, мол, все наоборот: более здоровым людям проще поддерживать отношения с окружающими, и поэтому они посещают религиозные общины.
Следующая подсказка стала очевидной, когда я проходил практику по детской и подростковой психиатрии в Медицинском центре Рипли в Гонолулу, Гавайи. В то время я много работал с детьми, подростками и семьями.
Я консультировал в школах, работал с больными ребятишками, лечил тинейджеров с такими серьезными проблемами, что они не могли находиться в родном доме, и вел терапевтические группы для детей и родителей. Я узнал, что для здоровья мозга очень значим период раннего развития: положительная среда питает интеллект и эмоциональную зрелость, а негативная и бедная среда (что, увы, встречалось чаще) разрушает функции мозга и способствует развитию психических отклонений и отставаний в учебе.
Любой детский психиатр знает, что к подобным проблемам детей располагает генетический фактор, однако среда играет важнейшую роль в возникновении и проявлении этих проблем.
Третий кусочек пазла встал на место в 1990 году. После армейской службы я учредил частную психиатрическую клинику в Файерфилде, Калифорния, в 40 милях к северу от Сан-Франциско. У меня были как собственные пациенты, так и те, кого ко мне присылали больницы. Я также руководил отделением больницы, где лечили пациентов с пристрастиями к наркотикам и алкоголю, у которых одновременно были диагностированы психиатрические расстройства. На одной из больничных лекций я узнал о томографической технологии ОЭКТ — ядерном исследовании мозга, при котором впрыснутые в вену крохотные количества радиоактивного вещества позволяют отследить внутреннюю работу живого мозга.
В отличие от магнитно-резонансной томографии (МРТ) и компьютерной аксиальной томографии (КАТ), подробно демонстрирующих анатомию мозга, ОЭКТ (однофотонная эмиссионная компьютерная томография) оценивает только физиологию, функционирование мозга.
Мне рассказали, что ОЭКТ применяется при диагностике инсультов и травм головы, а также в научных целях — для изучения депрессии, расстройств внимания, шизофрении и обсессивно-компульсивных нарушений. С помощью ОЭКТ можно увидеть паттерны работы мозга, связанные с психиатрическими заболеваниями. С моей точки зрения, это означает, что многие душевные расстройства можно интерпретировать как заболевания мозга. От таких возможностей у Зигмунда Фрейда слюнки бы потекли, ведь они позволяют увидеть внутреннюю связь между работой мозга и поведением. Чем больше я узнавал об ОЭКТ и схожих технологиях, тем сильнее верил, что они изменят психиатрию еще при моей жизни, хотя в то время я не представлял, что сам стану частью этого процесса.
Проверять или не проверять?
Технология ОЭКТ позволяет получить картину активности мозга и с ее помощью заглянуть в аппаратное обеспечение души, то есть ее «железо», материальный субстрат. Получение первых томограмм у пациентов сильно изменило мое представление о сущности психических и душевных заболеваний. Требовалось лишь посмотреть на мозг людей, совершавших неадекватные поступки, чтобы начать понимать, что они не чувствовали связи со своим мозгом — органом, который сделал их людьми. Я был поражен, узнав, что многие клинические психиатры отказываются от применения томографических технологий для оценки серьезных эмоциональных и поведенческих расстройств.
