И этим, конечно же, оно напоминает любую другую организацию — банковское отделение или отдел в крупной корпорации: некие «правила распорядка», приказы, обязательные для исполнения, порой — требование ношения определенной формы одежды. Здесь разница — в «знаке» так называемой «мотивации участия». Для клерка «более широкая социальная организация» вынуждена создавать «положительную мотивацию» (деньги, престиж, продвижение по службе и т. п.), в то время как для солдата/матроса главную роль играет собственно принуждение — т. е. страх испытать санкции за отказ от участия. Таким образом, «армейский коллектив» это одновременно и ГПЧ, и ОПЧ (организация принудительного членства, т. е. использующая «негативную мотивацию участия»).
Наконец, современный «армейский коллектив» — это ТОТАЛЬНАЯ ГРУППА (ТГ). Этим термином обозначается социальная группа, участники которой вынуждены в течение длительного времени общаться почти исключительно друг с другом. Как мы знаем, обитатели казармы проводят в самом тесном контакте не только дни, но и ночи в течение 2-х, а то 3 лет (флот). При этом общение с другими людьми ВНЕ казармы для них в этот период серьезно затруднено, а иногда (отдаленные гарнизоны, корабли в походе, подводные лодки) и вовсе невозможно.
Особенность «тотальных групп» в том, что в них гораздо быстрее идут процессы т. н. «групповой динамики» — т. е. самоопределения членов группы относительно друг друга, групповой идентификации и прочего. Эта особенность активно используется в некоторых школах групповой психотерапии — когда участников психотерапевтических групп на долгие часы, а то и дни изолируют в комнате наедине друг с другом и ведущим группы, без права покидать группу даже ненадолго (участники, покинувшие группу, лишаются возможности возврата и теряют все уплаченные деньги).
Итак, «армейский коллектив» в современной российской армии — весьма специфическое образование с точки зрения социальной психологии. Это организация принудительного членства, реализованная в форме тотальной группы принудительного членства. Есть все основания полагать, что внутригрупповые процессы в такого рода образовании должны также протекать достаточно специфично и бурно.
В следующей части мы поговорим уже о собственно «дедовщине» как одной из наиболее распространенных форм групповой динамики в ГПЧ армейского типа — и заодно сравним ее с характерной динамикой в ГПЧ тюремного типа.
Глава 2. Феномен гауптвахты
Гаупттвахта — средство «дисциплинарного взыскания», применявшееся в России еще в царской армии, успешно перешедшее потом в армию советскую, а из нее — в российскую. По сути, это аналог внутренней армейской тюрьмы. Командир, желавший наказать солдата или сержанта за какой-либо серьезный дисциплинарный (но не уголовный) проступок, вплоть до 2002 года мог своим приказом арестовать его и отправить отбывать наказание на гауптвахту. Ненадолго — 3,5, 15 суток… В июле 2002 года гауптвахту у нас отменили приказом Министерства обороны, и все упоминания о ней убрали из Уставов внутренней и караульной службы.
В качестве обоснования приводилась… общая демократизация российской жизни и приведение ее норм в соответствие с общеевропейскими. Мол, никакому российскому должностному лицу (в том числе, понятно, и воинским начальникам) не должно быть предоставлено право единолично принимать решение об аресте: ведь сказано же, что «никто не может быть лишен свободы иначе как по решению суда». Правда, вроде бы, в американской Конституции… Но и в нашей определенно есть что-то похожее. Министерство обороны, очевидно, поставленное перед выбором — или вводить в воинских частях суды, или отменять гауптвахту вовсе — остановилось на последнем.
Такая трогательная готовность наших высокопоставленных военных выполнить требования правозащитников, безусловно, изумляет. Однако обсудим это позже — а пока остановимся на этом, «благополучно отмененном» явлении армейской жизни (тем более, что в целом российские офицеры, как и военные прокуроры, восприняли отмену гауптвахты, мягко говоря, без всякого восторга, и практически с момента отмены не прекращаются попытки «вернуть ее на место»; подтверждения легко найти в интернете).
Среди солдатских баек истории типа «А вот какая у нас была гауптвахта!..» играют довольно заметную роль. Часть из них попала на страницы перестроечных изданий на пике интереса к «армейской» тематике. Сам я в свое время, еще будучи студентом психфака МГУ, опросил (то есть провел глубинные интервью) с примерно четырьмя десятками студентов родного Университета и еще нескольких ВУЗов, прошедшими армейскую «школу жизни» в период 1985–1989 гг. Парни отслужили буквально где угодно и как угодно — во всех родах войск и во всевозможных местностях. В моей «коллекции» — связисты, артиллеристы, матросы, подводники, пограничники, ПВО-шники, обслуга аэродромов, «военные советники», стройбатовцы и т. д.; рядовые, ефрейторы, сержанты и старшины; проходившие службу в Москве, за Полярным Кругом, на границе с Китаем, в пустыне Гоби, на Кубе, в ГСВГ, в Венгрии, Польше и, конечно же, в Афганистане. Материалы опроса легли в основу моей дипломной работы «Групповая динамика в группах принудительного членства». В дальнейшем изложении я буду часто опираться на данные, полученные в результате этих интервью…
Итак, гауптвахта! Откровенно говоря, от некоторых «живописных подробностей» буквально холодеет кровь в жилах. Не все опрошенные перенесли все «прелести» «губы» (так солдаты часто называют гауптвахту) так сказать, «на собственной шкуре», они часто опирались в своих рассказах на «страшилки», популярные в их воинских частях. Однако образ тут не менее важен, чем опыт.
Вот он, обобщенный «портрет» Губы: солдаты на «губе», к примеру, могли содержаться в нарочно неотапливаемых камерах, когда на улице температура зашкаливает за 30 градусов мороза; их также запирали в специальный карцер без какой-либо мебели. — сидеть или лежать запрещалось; в некоторых (очевидно, продвинутых в инженерном отношении) «внутренних тюрьмах» по стенам камеры пускались непрерывные потоки ледяной воды — затем, чтобы никому не пришло в голову прислоняться к стене и тем самым непозволительно расслабляться.
По-своему забавен рассказ о «веселом» прапорщике — начальнике армейской гауптвахты на Кольском полуострове. Он славился тем, что любил лично прибыть рано утром к арестованным солдатам и зычно крикнуть: «Ну что, студенты?! Разбирайте карандашики — и идем извлекать квадратный корень!» После чего все арестанты шли «в чисто поле», где при помощи ломов должны были по 10–12 часов в сутки раскалывать огромные валуны на камни поменьше. Обломки, что примечательно, были никому не нужны, камни кололи как бы «на всякий случай».
Подъем на «губе» официально на час раньше, чем у прочих солдат — в 5, а не в 6 утра. Особая статья — охрана «губы», о которой ходили истории почище, чем о пресловутом «вологодском конвое». Солдаты одной из частей, к примеру, с ужасом передавали друг другу, что охрана гауптвахты любит ни с того ни с сего врываться в камеры, строить арестантов и избивать любого из «непонравившихся», причем частенько экзекуции происходят по несколько раз за ночь. А другие «охранники», другой «губы» развлекались иначе — любили, опять же среди ночи, направлять в камеры струи ледяной воды из брандспойта, буквально «смывая» спящих людей с коек. Все это, естественно, под веселый смех…
На самом деле, в солдатских байках предстает довольно полный перечень известных, описанных в различных международных конвенциях пыток: тут и пытка холодом (неотапливаемые камеры), и лишение сна (ночные «побудки» и сокращение собственно времени на сон), и такая «популярная» в годы Второй Мировой пытка, описанная еще в Женевской конвенции, как «принуждение к заведомо бессмысленному и тяжелому физическому труду». А также элементарные избиения и унижения человеческого достоинства… Характерный момент — самими рассказчиками неявно подразумевалось, что жаловаться куда бы то ни было бесполезно; «губа» такая, потому что разве может она быть иной?
Спрашивается — с чего вдруг такой поистине изощренный садизм? И зачем я об этом рассказываю — неужто ради «очернения»? или из желания «пощекотать нервишки» читателям?
Ни в коей мере. Будем оставаться в рамках строго научного подхода. Нас интересует ПРИЧИНА столь неприкрытого садизма, причем, как это ни удивительно, садизма очевидно СИСТЕМНОГО. Едва ли столь однотипные и часто повторяемые эпизоды в разных концах необъятной «территории казарм» можно списать на простые «перегибы на местах».
А причина проста. Она — в изначальной абсурдности самой идеи «гауптвахты» как «внутренней армейской тюрьмы». Ведь суть тюремного заключения — в ограничении/лишении свободы. Задумаемся: можно ли лишить кого-то того, чем он изначально не обладает?
