Следующим важным признаком, характеризующим психотерапевтов, является то, что они приходят в психотерапию с готовым набором подсознательных стереотипов, что дает огромную вероятность неудачи их деятельности. Когда психотерапевт начинает работу, он прежде всего настроен на поиск неадекватности в содержании. Они хотят знать, в чем же состоит проблема, чтобы помочь человеку найти решение.
Это всегда происходит именно так, и независимо от того, получал ли психотерапевт подготовку в академическом институте или в комнате с подушкой на полу. Это происходит также с теми, кто считает себя «ориентированными на процесс». Где-то в глубине их сознания постоянно звучит голосок: «Процесс, следи за процессом». Такие люди скажут вам: «Да, я – психотерапевт, ориентированный на процесс. Я работаю с процессом. Я работаю с процессом.» Каким-то образом процесс превращается в вещь – вещь в себе и для себя.
И еще один парадокс. Огромное большинство психотерапевтов считают, что быть хорошим психотерапевтом – это делать все интуитивно, что означает иметь развитое подсознание, которое все делает за вас. Так прямо они об этом не говорят, так как не любят слово «подсознание», но они делают то, что они делают, не зная, как они это делают. Мне кажется, что действия, совершаемые с помощью подсознания, могут быть очень полезными и хорошими. Но те же самые психотерапевты говорят, что целью психотерапии является осознанное понимание своих проблем, инсайт. Таким образом, психотерапеты – это группа людей, которые утверждают, что они не знают, как они что-то делают и вместе с тем убеждены, что единственный путь достижения чего-либо в жизни – это знание того, каковы же на самом деле проблемы человека!
Когда я начал впервые исследовать процесс психотерапии, я спрашивал терапевтов, к какому результату они стремятся, меняя тему разговора или приближаясь к пациенту и прикасаясь к нему определенным образом, либо же повышая или понижая голос. Они отвечали примерно следующее: «Ах, у меня не было никаких особых намерений». Я тогда говорил: «Ну хорошо. Давайте же тогда вместе с вами исследуем то, что произошло и определим, каким же был результат». На что они отвечали: «Нам это вовсе не нужно». Они считали, что если они будут делать определенные вещи с целью достижения определенного результата, то будут совершать что-то плохое, называемое «манипулированием».
Мы считаем себя людьми, которые создают «модели». Мы придаем очень мало значения тому, что люди говорят, и очень большое значение тому, что люди делают. Затем мы строим модель того, что люди делают. Мы не психологи, не теологи и не теоретики. Мы не думаем о том, какова же «реальность» на самом деле. Функция моделирования – создавать описание, которое является полезным. Если вы заметите, что мы опровергаем что-то известное вам из научных исследований или из статистики, то попробуйте понять, что мы предлагаем здесь просто иной уровень опыта. Мы не предлагаем ничего истинного, а предлагаем только полезное.
Мы считаем, что моделирование является успешным, если можно систематически получать результат, которого достигает моделируемая личность. А если мы можем научить еще кого-то систематически достигать тех же самых результатов, то это является еще более сильным тестом на успешное моделирование.
Когда я сделал свои первые шаги в области изучения коммуникации, мне случилось попасть на конференцию. В зале сидело 650 человек. Очень известный человек поднялся на трибуну и сделал следующее утверждение: «Самое важное, что мы должны понять относительно психотерапии и коммуникации – это то, что первым шагом является установление личного контакта с человеком, с которым вы общаетесь». Это утверждение поразило меня в том смысле, что мне оно всегда казалось очевидным. Этот человек говорил еще 6 часов, но ни разу не сказал, как же установить этот контакт. Он не указал ни на одну специфическую вещь, которую каждый мог бы сделать, чтобы лучше понять другого человека, или, по крайней мере, создать иллюзию, что его понимают.
Затем я посещал курс «активного слушания». Нас учили перефразировать то, что мы слышим от человека, что означает искажать услышанное. Впоследствии мы обратились к изучению того, что в действительности делают люди, которые считаются «корифеями» в психотерапии. Когда мы сравнивали двух таких терапевтов, как В.Сатир и М.Эриксон, то пришли к выводу, что, по видимости, трудно найти два более различных способов действия. По крайней мере, я более резкого различия никогда не видел. Пациенты работавшие с тем и другим терапевтом, также утверждают, что получили при этом совершенно различный опыт. Тем не менее, если рассмотреть их поведение и основные стереотипы и последовательность действий, то они оказываются сходными. В нашем понимании, последовательности действий, которые они используют, чтобы достигать, скажем так, драматических эффектов, весьма и весьма сходны. Делают они одно и то же, но «упаковывают» совершенно по-разному.
То же самое справедливо относительно Ф.Перлса. По сравнению с Сатир и Эриксоном – у него меньшее количество стереотипов действия. Но когда он действует сильно и эффективно, у него обнаруживаются те же самые последовательности действий, что и у них. Фриц обычно не стремится к достижению определенных результатов. Если кто-то придет к нему и скажет: «У меня истерический паралич левой ноги», то он не будет прямо стремиться к определенному устранению этого симптома. Милтон же и Вирджиния нацелены на достижение определенного результата, что мне очень нравится.
Когда я захотел обучаться психотерапии, то попал на учебный курс, где ситуация была такова: вас высаживали на необитаемый остров и в течении месяца каждый день бомбардировали информацией, ожидая, что так или иначе вы что-нибудь себе подберете. Руководитель этого практического курса имел очень богатый опыт и умел делать такие вещи, которые никому из нас не удавались. Но когда он говорил о том, что он делает, то мы отнюдь не обучались делать это. Интуитивно, или как мы говорим, подсознательно, его поведение было систематизировано, но он не осозновал, как оно систематизировано. Это – комплимент его гибкости и способности отличать полезное от неполезного.
Например, мы очень мало знаем о том, как порождается фраза. Умея говорить, вы так или иначе создаете сложные построения из слов, но ничего не знаете о том, как же вы это делаете, и не принимаете сознательного решения о том, какой же будет фраза. Вы не говорите себе: «Так, я собираюсь себе что-то сказать… Сначала я поставлю существительное, потом прилагательное, затем глагол, а в конце наречие, чтобы, знаете, покрасивее немножко получилось». Но все-таки говорите – на языке, который имеет синтаксис и грамматику, т.е. правила настолько же четкие и ясные, как и математические. Люди, называющие себя трансформационными лингвистами, истратили много государственных денег и бумаги для того, чтобы определить эти правила. Они, правда, не говорят, что с ними можно делать, но это их не интересует. Их совершенно не интересует реальный мир, и я, живя в нем, иногда понимаю почему.
Итак, человек, говорящий на любом языке, имеет безошибочную интуицию (языковую). Если я скажу: «Понять вы да можете идею эту», то ваше впечатление от этой фразы будет совершенно иное, чем если бы я сказал: «Да, вы можете понять эту идею», хотя слова, составляющие обе фразы, совершенно одинаковы. Что-то на подсознательном уровне говорит вам, что вторая фраза сформулирована правильно, а первая нет. Задача моделирования, которую мы себе ставим, заключается в том, чтобы выработать подобную систему различения для вещей более практических. Мы хотим выделить и показать в ясном виде то, что одаренные терапевты делают интуитивно или подсознательно, и сформулировать правила, которые желающий может выучить.
Когда вы приходите на семинар, происходит обычно следующее. Руководитель семинара говорит: «Все, что вы должны делать, чтобы научиться тому, что я умею как опытный коммуникатор, это прислушиваться к тому, что делается у вас внутри». Это верно в том случае, если у вас внутри вдруг окажется то же самое, что и у руководителя. И мы догадываемся, что, по всей вероятности, этого у вас нет. Я думаю, что если вы хотите иметь такую интуицию, как у Эриксона, Сатир или Перлса, вы должны пройти через период тренинга, чтобы это приобрести. Если вы пройдете через такой тренинг, то можете приобрести такую интуицию, настолько же бессознательную и систематическую, как языковая.
Если вы понаблюдаете за тем, как работает В.Сатир, то на вас обрушится огромный поток информации – о том, как она двигается, каким тоном говорит, как меняет тему, какие сенсорные сигналы использует, чтобы определить свою позицию по отношению к каждому члену семьи и т.д. Это невероятно сложная задача – проследить за всеми выделяемыми ею сигналами, ее реакциями на них и реакциями членов семьи на ее вмешательство.
