Опыт в конце концов выделяет из сонма мнимых причин реальные и начинает строить здание истины. Беспорядочное комбинирование приводит к открытиям.
Магия — бабушка науки. Внучка шаг за шагом осуществляет ее несбыточные мечты. Но никакие достиження, никакое развитие экономики и культуры еще не делает разум руководителем человека.
Магическое мышление не исчезает и в самых цивилизованных обществах. Остатки его можно проследить и в некоторых наших обычаях (например, в застольном чоканье), во множестве суеверий и предрассудков, даже у вполне образованных людей. Спортивный болельщик вряд ли подозревает, что его радости и огорчения коренятся в магии. Молодой математик, отправляясь защищать диссертацию, зачем-то берет с собой маленький талисман…
Даже боязнь сквозняков скорее магична, нежели научно обоснована. Изгнание магии из сознания, тем паче из подсознания, — дело не такое уж легкое, корни глубоки…
Что же требовать от людей, разум которых изолирован от потока общечеловеческой культуры, скован обычаями и суровыми законами группового соподчинения?
Они вовсе не лишены задатков высокого развития.
В привычной среде, в практических ситуациях, выверенных опытом, они могут быть трезвы и близки к разумности. Только там, где начинается неподвластное, где Непонятное обрушивается на них неожиданными препятствиями, угрозами и несчастьями, их деловая ориентировка уступает место слепому страху.
Там, где начинается страх, кончается мысль.
Он нужен — этот человек, бесстрашно вступающий в связь с Непонятным. Он нужен — заклинатель, вырывающий милости духов и ограждающий от их произвола.
Пусть он, тайновидец, ведет и прорицает, исцеляет и вершит правосудие, пусть пользуется почетом и всеми мыслимыми привилегиями. Они выделяют его из своей среды.
Многоликий манипулятор. Настоящие колдуны, как и сказочные, бывают и добрыми и злыми.
Но каким бы он ни был, колдун может играть свою роль лишь при одном условии — полной духовной власти.
Первейшая забота — любыми способами доказать, что всеведущ и всегда прав. Фокусничество, жульничество, провокации — рядовые средства. Делать хорошую мину при плохой игре, ни в коем случае не показать, что беспомощен, уметь представить дело так, что все было предвидено. Если добиваешься желаемого, авторитет возрастает; если не добиваешься, — сумей представить это виной тех, кто не понял, ослушался или злостно препятствовал. Благо сородичей — забота, оправдывающая и убийства.
Если же хоть единожды выказал бессилие, если поражение очевидно, — это конец.
Страх и слепая вера… Ведомы ли они им самим? Вероятно, да, колдуны тоже люди. Но страх противопоказан, преодоление его — главный момент психологической подготовки. Что же касается веры, то здесь двойственность… С одной стороны, надлежит верить сильнее, чем кому бы то ни было, иначе не сможешь веру внушать. С другой — быть трезвым скептиком и, обманывая других, остерегаться самообмана. Смесь цинизма и фанатизма…
Жизнь колдуна полна риска и напряжения, неведомого сородичам. Испытательный отбор на должность весьма суров. Всегда угрожает позорное падение; вместе с почитанием, раболепием — злоба, месть, зависть, жесточайшая конкуренция. Борьба за власть, при всех временных сговорах, не знает пощады и не признает никаких правил. Колдун колдуну — всегда враг.
Почему вакансия эта никогда не пустует?..
Психологическое порабощение одних людей другими старо как мир. На земле всегда были люди, жаждавшие власти. Но искусная, хорошо продуманная практика овладения человеческим сознанием, контроля над ним, практика превращения этого сознания в глину, из которой можно вылепить все что угодно, — это вклад, за который общество обязано прежде всего знахарям».
«… В любом случае он тонкий психолог. Он должен быть и политиком, и артистом. Он понимает свою аудиторию, которая ждет от него и развлечения, и заботы…»
«Колдун часто бывает человеком ущербным — физически или социально. Он может быть слабовольным или калекой, даже эпилептиком… Зачастую он подвержен видениям, трансам и другим анормальным психологическим состояниям. В некоторых племенах знахаря называют тем же словом, что и помешанных…»
На первый взгляд парадокс: «физическая или социальная ущербность» должна мешать? Однако недаром в народных сказках колдун обыкновенно горбат и уродлив.
Многие тысячелетия уродство властвовало над красотой, болезнь — над здоровьем…
Роль колдуна задана сознанием его соплеменников: на земле всегда было достаточно людей, жаждавших, чтобы над ними властвовали.
Внушение вчера и сегодня. Как же лечат колдуны?
Многовековая практика знахарства дала медицине множество лекарств. Часть из них известна широко (хинин, кураре, кокаин и т. д.), другие знакомы только фармакологам. И сегодня еще некоторые знахари применяют какие-то сильнодействующие средства, неизвестные медицине.
Однако могущество колдунов заключается не столько в необыкновенных лекарствах, сколько в умелом использовании средств самых обычных.
«Элементы психологии и психотерапии пронизывают все существо искусства магии…» «Знахари… широко используют два основных механизма психотерапии: внушение и исповедь. Знахарь… ослабляет тревогу и внушает веру. Все это полностью соответствует принципам психоанализа и психотерапии. Однако знахарь простейшими приемами за несколько минут достигает результатов, для которых нашим высокооплачиваемым психиатрам требуются месяцы и даже годы».
Эти приемы, впрочем, не всегда просты. Не так уж легко, в самом деле, провести массовый сеанс гипноза с внушенными галлюцинациями, как это произошло в «танце леопарда», описываемом Райтом. Если галлюцинацию испытал и скептически настроенный белый человек, значит, воздействие было сильным…
Из наблюдений Райта явствует, что в некоторых местах колдуны используют какие-то особые приемы, сущность которых науке еще надлежит постичь. Как объяснить, например, ясновидение жрецов Бали, которое Райт тоже испытал на себе? Отмечу лишь один момент: для послушников жрецов Бали главное — «верить, что „желаемое“ значит „возможное“.
Вот главное:
„Габрио (излеченный пациент. — В. Л.) верил во всемогущество знахаря так же безраздельно и искренне, как ребенок, воспитанный в католическом духе, верит в мудрость своего приходского священника. Он верил во всемогущество знахаря еще до того, как тот его проявил…“
Вера, слепая вера. Колдуну необходимо знать мир пациента и говорить с ним на знакомом языке. Но понятным должно быть не все: „секреты фирмы“ ревностно охраняются. Чем больше непонятного, тем внушительнее…
В типичных случаях колдун выстраивает перед пациентом нелепую, но убедительную „концепцию“ болезни.
Затем столь же убедительно инсценирует устранение причины. Одной болезнью вытесняет другую, одним страхом — другой.
Человек, по всем признакам мертвый, вдруг оживает под действием магических заклинаний и музыки. Умирают люди, выпившие испытательное зелье. Другие и сам колдун выпили яд в еще большем количестве, но умерли только те, кому было внушено сознание вины и неотвратимости наказания. Быстро погибает человек, обвиненный в преступлении. Его не убивали, не наказывали, не отравляли. Его… „убедили умереть“.
Читая это, я вспомнил известный опыт, проводившийся в дореволюционное время. Преступнику, приговоренному к смерти, сообщили, что он будет казнен посредством вскрытия вены. Его привели к месту казни и, показав ее орудия, завязали глаза. Далее был имитирован надрез скальпелем, и на обнаженную руку полилась теплая вода — „кровь“. Через несколько минут началась агония, и приговоренный скончался. Вскрытие показало смерть от паралича сердца. Опыт этот доказал возможность внушенной смерти.
Непонятное и неподвластное присутствует и в жизни цивилизованного человека. В обыденном благополучии оно оттесняется за порог сознания. Но вот внезапная угроза — болезнь, личная или социальная драма, — и демоны снова всплывают. Не хватает мужества и интеллекта — пробуждаются пласты примитивной внушаемости — душа снова обнажена и для мрака и для света…
Н., женщина средних лет, случайно поперхнулась куском пищи. Несколько дней ощущала затруднение при глотании. Как раз в это время одна из ее родственниц умерла от рака пищевода. Н. завладела мысль, что раком больна и она. Расстройства глотания стали нарастать, появились сильные боли, бессонница. Хирурги и терапевты никаких признаков поражения пищевода не установили, но это не успокоило Н.; мысли о раке продолжали терзать, боли усиливались, стала быстро худеть… „Это рак, а меня просто успокаивают, обманывают, ведь о раке больным никогда не говорят…“
Передо мной сидела изможденная женщина, по виду действительно раковая больная. Она уже почти не могла ни есть, ни пнть, положение было действительно угрожающим.
