История Фауста со времен Гете не потеряла своей актуальности. Как пишет Бертрам Джессап в предисловии к своему переводу «Фауста»[2], «магия шестнадцатого века и наука двадцатого схожи в своем стремлении или намерении доминировать и распоряжаться жизнью. Более того, значимость этого многократно усилилась с падением авторитета всемогущего Бога». Элиас Карретти говорит: «Человек сам у себя украл Бога[3]. Человек получил власть осуждения и уничтожения, власть, бывшую прерогативой наказывающего Вседержителя. И теперь, при наличии власти, кажущейся неограниченной, и при отсутствии сдерживающих сил, что может помешать человеку уничтожить самого себя?
Важно понимать, что все мы, подобно доктору Фаусту, готовы уступить дьявольским посулам. Дьявол есть внутри каждого из нас, воплощенный в эго, он обещает исполнение желаний при условии, что мы подчинимся его стремлению доминировать. Господство эго над личностью не что иное, как дьявольское извращение сущности человека. Эго не должно быть хозяином тела, но лишь его верным и преданным слугой. Тело, в противоположность эго, стремится к удовольствию, а не к власти. Телесное удовольствие является источником всех наших приятных чувств и позитивных мыслей. Отнимите у человека телесное удовольствие, и его переполнят фрустрация, злоба и ненависть. Его мышление станет извращенным, творческий потенциал иссякнет. У него разовьется установка саморазрушения.
Удовольствие является творческой силой. Только в нем достаточно мощи, чтобы противостоять потенциальной разрушительности власти. Многие люди верят, что роль эта принадлежит любви. Но любовь, если она не пустое слово, должна опираться на удовольствие. В этой книге я покажу, как переживание удовольствия или боли влияет на наши эмоции, мышление, поведение. Я опишу психологию и биологию удовольствия, исследую его истоки в теле, в природе и во вселенной. Это поможет нам понять, что удовольствие — это ключ творческой жизни.
Глава 1. ПСИХОЛОГИЯ УДОВОЛЬСТВИЯ
Случайному наблюдателю может показаться, что Америка — страна удовольствия. Люди там, кажется, изо всех сил стремятся наслаждаться жизнью. Они тратят большую часть свободного времени и денег в погоне за удовольствием. Реклама, в свою очередь, отражает и эксплуатирует подобную одержимость. Почти любой продукт или услуга продаются с обещанием превратить рутину повседневной жизни в веселье. Приобрели новое моющее средство — теперь вам весело мыть посуду, новые консервы помогут легко, безо всякого труда приготовить обед, а новая машина обязательно превратит в сплошное веселье езду по нашим перегруженным дорогам. Если вам по какой-то причине все же не удалось получить обещанное от всех этих продуктов удовольствие, то на каждом шагу реклама убеждает вас сняться с места и отправиться в то или иное чудесное место, где каждый может вволю повеселиться.
Само собой, напрашивается вопрос: на самом ли деле американцы так искренне наслаждаются жизнью? Большинство серьезных исследователей убеждены, что нет. По их мнению, одержимость весельем выдает отсутствие удовольствия[4]. Норман М. Лобсенс опубликовал в 1960 году результаты исследования, посвященного стремлению американцев к развлечениям, подзаголовком «Хоть кто-нибудь счастлив?» Не найдя счастливых, Лобсенс в заключительной главе размышляет над тем, способен ли человек добиться счастья. Что же ему удалось обнаружить в своем исследовании? Что «под маской веселья скрывается растущая неспособность получения истинного удовольствия»[5]. Лобсенс раскрыл новую мораль веселья, существующую в Америке, которую описал следующим образом: «В наши дни важно веселиться или выглядеть так, будто вам весело, или думать, что вам весело, или хотя бы притворяться веселым… Не веселящийся человек подозрителен»[6].
Такого человека считают отступником от этого нового морального кодекса. Если его попытки присоединиться к компании весельчаков заканчиваются неудачно, ему можно просто посочувствовать: «Бедный Джо!» Но если он находит такую деятельность неинтересной и бессмысленной, лучше ему тогда извиниться и подобру-поздорову поскорее покинуть группу. Он не осмелится раскрыть царящий здесь самообман, а его присутствие в трезвом и критическом настроении может произвести именно такой эффект. Он понимает, что не имеет права разрушать иллюзии и портить игры, разыгрываемые людьми друг с другом ради веселья. Став частью группы, добровольно или вынужденно, человек не может критиковать ее ценности.
Мораль веселья — не что иное, как попытка воссоздать через притворство удовольствия детства. Большинство детских игр, особенно те, которые подражают деятельности взрослых, содержат явную или подразумеваемую установку: «Давай притворимся». Притворимся, что пирожки из грязи настоящие или что Джонни «по правде» доктор. Такое притворство необходимо, поскольку оно позволяет ребенку безраздельно отдавать себя игре. Если к детской игре присоединяется взрослый, он должен принять выдуманные ситуации за реальные, в противном случае он окажется здесь посторонним. Не притворяясь, дети не смогли бы всецело и самозабвенно отдаваться игре, а без этого не было бы удовольствия.
Взрослый, который притворяется, что получает удовольствие, ставит этот процесс с ног на голову. Он занимается такими серьезными делами, как выпивка или секс, с установкой, что он делает это ради забавы. Он пытается превратить такие серьезные виды активности, как зарабатывание денег и содержание семьи в развлечение. Не удивительно, что такой подход заканчивается неудачей. Во-первых, эти виды деятельности сопряжены с серьезной ответственностью, а во-вторых, отсутствует самоотдача, столь характерная для детской игры. Мораль веселья, кажется, придумана именно для того, чтобы не допускать подобной самоотдачи. Если цель деятельности — веселье, то незачем посвящать ей себя целиком.
Одна из главных идей этой книги заключается в том, что полная самоотдача в любой деятельности является основным условием получения удовольствия. Частичная вовлеченность ведет к отделению от деятельности и возникновению напряжения. Дети обладают способностью полностью отдаваться своей игровой активности. Когда ребенок говорит, что игра была веселой, то это вовсе не означает, что ему было смешно. Он имеет в виду, что благодаря выдуманной ситуации он участвовал всем своим сердцем в игровой активности, из которой извлек море удовольствия через самовыражение.
Всем известно, что в игре дети проявляют творческий импульс, свойственный человеческой личности. Часто в этой деятельности задействована большая доля воображения. Легкость, с которой ребенок может притвориться или выдумать, указывает на богатство его внутреннего мира, являющегося для него неисчерпаемым источником эмоций и переживаний. Благодаря относительной свободе от обязанностей и давлений, воображение преобразует окружающий ребенка мир в сказку, давая неограниченные возможности для творческого самовыражения и получения удовольствия.
Творчество взрослых берет начало в том же источнике и имеет те же самые мотивы, что и творческая игра детей. Оно происходит из стремления к удовольствию и потребности самовыражения. Оно отмечено таким же серьезным отношением, которое характеризует детскую игру. И подобно детской игре, оно продуцирует удовольствие. В творческом процессе есть даже элемент веселья, ибо любое творчество начинается с фантазии — оно требует временно отказаться от всего, что известно о внешней реальности, позволяя возникнуть чему-то новому, неожиданному, В этом отношении любой творческий индивид подобен ребенку.
Взрослые не только могут притворяться и фантазировать как дети, но и делают это, хотя и с меньшей легкостью. Их воображение способно преобразить внешний вид вещей в целях игры или работы. К примеру, женщина в своем воображении полностью изменяет вид комнаты и находит немало удовольствия в применении своего творческого таланта. Она также может охарактеризовать этот процесс как приятный или забавный. Разумеется, когда дело касается реальных изменений, элемент развлекательности снижается по мере возрастания серьезности последствий. Как правило это касается работы, и тем не менее работа тоже может доставлять удовольствие. Если и игра, и работа включают творческое воображение и являются приятным опытом, разница между ними заключается в значимости последствий. Взрослым может быть весело, если их деятельность не связана с серьезными последствиями и осуществляется с установкой «давай притворимся». Так, клоун становится смешным, когда притворяется, что он серьезен. Если бы он был серьезен на самом деле, это было бы не смешно. Весь юмор основан на возможности отстраниться от внешней реальности и дать свободу игре воображения.
