Для специалистов в этом случае все достаточно прозрачно, и можно было бы не давать к нему никаких примечаний, но привести некоторое обобщение стоит.
* * *
Разрешение эдипального конфликта моей пациентки, скорее всего, не было связано с особыми чувствами, направленными на отца (отстраненного, замкнутого и, судя по ее рассказам — мало привлекательного физически). В итоге она не «соперничала» с матерью (за отца), а исходно идентифицировалась с ней, что в значительной степени определило типичный для нее жизненный сценарий. Виктор, по сути, стал ее ребенком, с которым она долго проигрывала (ненавистный ей когда-то) материнский паттерн поведения: «всё для вас, всё для вас». Можно было бы обратить внимание и на то, что «мама тоже много работала», что характерно и для моей пациентки. К этой же группе фиксаций можно было бы отнести размышления пациентки на тему супружеских отношений: «Я как-то поняла, что папа и мама — не родственники», — не близкие люди. Примечательно, что свою идентификацию с матерью пациентка реально осознавала и до нашей совместной работы: «Мне в юности очень не нравилась мама. Причем тем, что я делала так же, в силу своих генов и характера», — но для адекватного понимания этого паттерна, конечно, требовался анализ. В приведенном материале есть фраза о ее сомнениях в гетеросексуальной ориентации Виктора. А на одной из предыдущих сессий она рассказывала, что, впервые узнав о наличии различных сексуальных ориентаций и наблюдая жизнь отца и матери (в разных комнатах), она некоторое время подозревала и даже обсуждала с сестрой, что, может быть, и их отец имеет к этому какое-то отношение? Но, поразмыслив, юные сестры пришли к более чем обоснованному выводу: «А откуда бы мы тогда взялись?».
Жизнь у матери «как-то не сложилась», и у пациентки жизнь тоже не складывалась, но она с упорством шла именно по этой (проторенной матерью) дороге. Вспомним еще одну фразу пациентки: «Отец был намного моложе матери, скрытный, неразговорчивый, в семье жил как-то особняком, в другой комнате». Виктор — это как бы зеркальное отображение отца, как бы — отец, который — не отец. Мы могли бы предположить здесь доигрывание эдипальной ситуации, которая не была в полной мере преодолена в детстве. Пациентка уже в процессе первых сессий сообщает, что Виктор моложе нее, но ей не хочется говорить, что он не просто моложе, а значительно моложе, поэтому реальная разница в возрасте обнаруживается только тогда, когда она говорит о Лёле: «Она моложе меня на 13 лет. Его ровесница».
Не менее существенна для понимания ситуации ее конкуренция с младшей сестрой, которая «не сильно радовала родителей», «вела беспорядочный образ жизни», тем не менее «родители уделяли «последышу» куда больше внимания». К тому же, сестра, в отличие от нее, затем удачно вышла замуж. Ее отношения с Лёлей (возлюбленной Виктора) — это продолжение все той же конкуренции с младшей сестрой. И даже ее ревность — только отголосок ревности к сестре. Напомню ее фразу: «… Лёли давно нет. А я его все равно ревную. Такая ревность без повода…». Специалисты сказали бы — безобъектная ревность. Но объект есть, только он совсем в другом месте, вне актуальной ситуации. И поэтому вполне естественно, что, когда Лёли не стало, «никакого ощущения победы не было». Пациентка вообще не с ней «сражалась».
По этой же причине такое неизгладимое впечатление на нее произвела опера «Трубадур» («Ужасный сюжет… Брат убивает брата…»). И далее пациентка добавляет, что это «как если бы я убила сестру». Конечно же, она не хотела убивать сестру и никогда об этом не думала. Но в ее бессознательном детская ревность могла приобретать самые причудливые формы и, как следствие, провоцировать чувство вины. Исходя из этих же отношений, можно было бы объяснить ее отказ о детской мечты о том, что у нее будет шестеро детей, которая затем трансформируется в убежденность, что «если будет, то только один». То есть она (опять же — бессознательно) принимает решение не «обрекать» своего будущего ребенка на соперничество за любовь родителей.
Переломным моментом в терапии был ее сон: «…Львы— статуи такие, на постаментах. А потом один лев ожил, постамент рассыпался, а мне нужно перейти через какие- то руины, и никак. А лев меня догоняет… Весь сон. Никакого смысла не вижу… Скажете что-нибудь?». Я тогда ничего не стал объяснять пациентке, так как был еще не готов к этому. Но перелом почувствовал — он был достаточно очевидным. Потом пациентка сама интерпретировала этот сон. — И лев, который ожил — это она («ее знак зодиака»), и тот, кому нужно перейти руины, убегая от льва, — тоже она. Остальные львы (ее семья) так и остались — на постаментах, а под ней он рассыпался. Я спросил ее, а что случилось потом — догнал ли лев того, за кем он погнался. Ее ответ был очень глубоким: «Догонять самого себя трудно, но вероятность того, что догонишь — всегда есть».
Именно этот путь мы проделали с ней в терапии.
Часть 3. Криминальная психология
На протяжении ряда лет мне приходилось участвовать в психолого-психиатрической экспертизе различных происшествий и преступлений, и от некоторых из них сохранились копии материалов уголовных дел и мои записи о встречах с подозреваемыми и подсудимыми, следователями, адвокатами, судьями и прокурорами. Надеюсь, что эти официальные (и не очень) заключения экспертов, постановления следователей, консультации с адвокатами и личные заметки позволят мне достаточно последовательно восстановить эти, в основном — уже давние, события и предоставить читателю печальные, иногда трагические и одновременно поучительные истории. Это новый для меня опыт, и пока не знаю — насколько он будет удачным. Естественно, что имена, время и место действия мной были изменены.
Повторю еще раз сказанное в «Предисловии» — это уже не является рассказом о конкретной аналитической ситуации, изложенной от лица психотерапевта. В данном случае мной предпринимается попытка литературной реконструкции событий, в расследовании которых мне приходилось участвовать в качестве эксперта. Поэтому даже автор говорит здесь совсем другим языком.
Майор Лакин
Было около 16 часов нетипично жаркого даже для этого южного города июньского понедельника, когда майор Лакин подъехал к офису своего бывшего сослуживца, а с некоторых пор — компаньона, с которым они не так давно организовали не слишком прибыльный, но вполне законный бизнес. Правда, для майора не все в этом деле было законным. Жить на денежное довольствие старшего офицера с женой учительницей, даже не имея детей, было сложно, а участвовать в какой бы то ни было коммерческой деятельности — офицерам было запрещено. Поэтому весь бизнес числился на Вадиме, который три года назад снял погоны, но в одиночку ему было не справиться, и Алексей Лакин без особых сомнений согласился стать его внештатным заместителем и главным менеджером. Так делали многие — жить-то на что-то надо.
Было еще одно обстоятельство, которое оправдывало в общем-то вполне приличного боевого офицера и законопослушного гражданина. После девяти лет брака у них все еще ничего не получалось с детьми, и год назад они приняли решение об экстракорпоральном оплодотворении. Но это требовало или попадания в государственную программу, или солидной оплаты для проведения всей процедуры за собственный счет в порядке очереди. Впрочем, как сказал главный врач клиники, — ив том, и в другом случае деньги, и немалые, все равно потребуются.
Вадим запаздывал, и Алексей вышел покурить рядом со своим внедорожником, точнее — не своим, а предоставленным фирмой для деловых поездок и доставки товаров заказчикам. Июнь выдался жарким, а на ремонт кондиционера неплохой, но уже семилетней иномарки у фирмы средств пока не было.
Девчонка опять была здесь. Она сидела на той же скамейке с вставленными в уши клипсами от какого-то допотопного плейера и раскачивалась в такт только ей слышной музыке. Они уже встречались несколько раз и даже познакомились. Началось с того, что она попросила закурить, а когда ей (по малолетству) было отказано, выклянчила сникерс. Несмотря на свои — на вид — 12–13 лет, держалась она уверенно и просьбы излагала «изыскано»: «А не согласится ли солидный мужчина угостить сникерсом девочку из бедной семьи?».
Узнав его имя, она тут же сообщила, что будет звать его Лешей — ей «так больше нравится», и она со всеми предпочитает быть на «ты». В другой раз она попросилась погреться в машине и послушать музыку. Накрапывал дождь, и Алексей не смог ей отказать, но после несколько навязчивых расспросов: «Чем занимается? Женат ли? Много ли зарабатывает?» — вышел из машины, оставив ее наслаждаться тяжелым роком, на который она настроила приемник, и теперь он убедительно демонстрировал окружающим мощность японской стереосистемы. Выйдя из машины, Алексей, правда, подумал: «Не сперла бы чего», — но никаких ценностей в машине и даже в «бардачке» не было, и он спокойно покурил минут пятнадцать под балконом соседнего дома, ожидая, пока выйдет его друг. Вернувшись к машине, он застал свою юную знакомую лежащей на заднем сиденье с дымящейся сигаретой и уже почти пустой бутылкой пива, извлеченной из заднего кармана его водительского сиденья. При этом одна нога девочки была переброшена на место водителя, а второй она упиралась в потолок. Ее короткая юбка была где-то на уровне талии и никак не скрывала детское белье, а частично и все остальное, что под ним находилось. Несколько секунд Алексей рассматривал эту живописную картинку, и лишь когда Олеся игриво поинтересовалась: «Нравится?», — скомандовал: «Ну-ка, убирайся отсюда!». Надевая туфли, перед тем как выйти из машины, она как бы между делом сообщила, что у нее «есть еще один друг, и он обещал подарить ей новый плейер или мобильник, но он ей не нравится, а вот Леша — нравится».
