Я перехожу к обсуждению определенных черт мужской психологии. Я не буду заниматься исследованием индивидуального развития, хотя с точки зрения аналитика было бы очень поучительно проследить, например, почему даже мужчина, чье сознательное отношение к женщинам весьма позитивно и который по–человечески уважает женщин, в то же время всегда прячет в глубине души тайное недоверие к ним. Не менее интересно было бы рассмотреть и то, как это недоверие произросло из чувства, которое он питал к матери в решающем для дальнейшего развития детском возрасте. Я опущу это и остановлюсь на некоторых типах отношения к женщинам в разные исторические периоды и в разных культурах, при этом — не столько на сексуальных отношениях с женщинами, сколько на внесексуальных, так как именно в них проявляется общая оценка женщины мужчиной.
Я возьму наудачу несколько примеров, начиная от Адама и Евы. Еврейская культура, как она описана в Ветхом Завете, безусловно патриархальна. Это отражено как в самой религии, где нет ни одного женского божества, так и в нравах и обычаях — муж имеет право разорвать брачные узы попросту выгнав жену. Только на этом фоне мы можем понять мужскую пристрастность в изложении истории Адама и Евы. Прежде всего я хочу обратить внимание на то, что способность женщины давать жизнь частично отрицается и частично обесценивается: Ева сделана из ребра Адама и на нее наложено проклятье — рожать в муках. Во–вторых, путем интерпретации искушения Адама вкусить от древа познания как сексуального искушения, женщина трактуется как совратительница, ввергающая мужчину в несчастье. Я уверена, что оба этих элемента, один порожденный завистливой обидой, а другой — тревогой, наносили и наносят ущерб отношениям мужчин и женщин. Рассмотрим их кратко. Мужской страх перед женщиной глубоко укоренен в сексе, что доказывается элементарным фактом — мужчина страшится именно сексуальной привлекательности женщины и поэтому для исполнения своих страстных желаний он должен держать ее в рабском состоянии. Старой женщине, напротив, всегда оказывается почет, даже в тех культурах, где молодых женщин боятся и, следовательно, подавляют. В некоторых первобытных культурах старухи даже имеют решающий голос в делах племени и пользуются–властью и уважением среди азиатских народов. Но во всех первобытных культурах женщина окружена табу в течении всего периода сексуальной зрелости. У племени Арунта, например, существует поверье, что женщины могут оказывать магическое воздействие на мужские гениталии: если женщина произнесет заклинание над некой травинкой, а затем укажет ею на мужчину или бросит ею в него, он заболет или полностью утратит свои гениталии. Женщина, таким образом, навлекает на него гибель. В некоторых восточно–африканских племенах муж и жена не спят вместе, потому что ее дыхание может ослабить его. Существует и масса других предрассудков. Так, в одном южно–африканском племени считается, что если женщина оплетет своими ногами ноги спящего мужчины — он не сможет бегать: отсюда общее правило сексуального воздержания за два — пять дней до охоты, войны или рыбной ловли. Еще сильнее страх перед менструацией, беременностью и деторождением. Во время менструации женщина окружена сильнейшими табу — мужчина, тронувший ее, умрет. Через все это проходит сквозная мысль: женщина — таинственное существо, она поддерживает связь с духами, имеет магическую власть и может использовать ее во вред мужчине. Он должен оберегать себя от ее могущества, держа ее в покорности. Мири в Бенгалии не позволяют своим женщинам есть тигриное мясо, чтобы они не стали слишком сильными. Ватавела в Восточной Африке держат в тайне от женщин искусство добывания огня, чтобы женщины не стали их правителями. Индейцы из Калифорнии устраивают специальные ритуалы для подчинения женщин: мужчины одевают маску дьявола, чтобы напугать своих женщин. Арабы из Мекки не допускают женщин на религиозные празднества, чтобы исключить фамильярность между ними и их повелителями. Мы найдем подобные обычаи и в средневековье — культ Девы идет бок о бок со сжиганием ведьм, поклонение «чистому» материнству, полностью лишенному сексуальности, соседствует с жестоким уничтожением сексуально соблазнительных женщин. Здесь опять включается скрытый страх — ведьма всегда связана с дьяволом. В наши дни, когда агрессивность вошла в рамки гуманности, мы сжигаем женщин только фигурально — иногда огнем неприкрытой ненависти, иногда показным дружелюбием. В любом случае «еврей должен гореть». На нешумных аутодафе в дружеском кругу говорится масса очень милых вещей о женщинах, вот жаль только, что Бог не сотворил их равными мужчине. Мебиус указывает, что мозг женщины весит меньше мужского, но не надо понимать его прямо и грубо. Женщина не хуже мужчины, она просто другая, хотя, к сожалению, не владеет совсем или владеет, но гораздо слабее, всеми теми культурными ценностями, которым мужчина придает такое значение. Она слишком укоренена в личной, эмоциональной сфере, и это замечательно, вот жаль только, что это мешает ей быть справедливой и объективной, а значит лишает возможности занять положение в судебных и правительственных органах, а также в интеллектуальных кругах. Сидеть ей дома, в царстве Эроса. Духовные материи чужды ее внутренней сути, и глуха она к культурным течениям. Она, как откровенно говорят на Востоке, второсортное создание. Ее можно использовать на производстве, но она, увы, не способна к творческой и независимой деятельности. Ей, из–за достойной слез, кровавой трагедии менструации и деторождения, конечно же недоступны реальные достижения. И каждый мужчина молча, а набожный еврей вслух на молитве, благодарит Бога, что он не создал его женщиной. Мужское отношение к материнству — большая и сложная тема. Некоторые не видят проблем в этой области. Даже женоненавистник всегда готов уважать женщину как мать и чтить материнское начало при определенных условиях, которые я уже упоминала, говоря о культе Девы. Чтобы достичь ясности, мы должны различать две установки: мужскую установку по отношению к идеальному материнскому началу, представленную в чистом виде в культе Девы, и установку по отношению к материнству как таковому, с которым мы сталкиваемся в символизме древних богинь–матерей. Мужчины всегда были благосклонны к материнскому началу как выражению определенных духовных качеств женщины: вскармливаю–щей, самоотверженной, жертвенной матери, ибо это воплощенный идеал женщины, выполняющей все ожидания и желания. В древних материнских божествах мужчина чтит не духовное материнство, а скорее материнство в его элементарном значении. Мать–богиня — раннее божество, плодородное, как сама земля. Она рождает новую жизнь и вскармливает ее. Именно это жизнетворное могущество женщины, эта стихийная сила, наполняет мужчин восхищением. Тут–то и начинаются проблемы. Ибо противно человеческому естеству испытывать восхищение и не держать зла на того, чьими способностями не обладаешь. Так, минутная причастность мужчины к сотворению новой жизни становится для него сильнейшим стимулом к созданию тоже чего–нибудь нового, еще небывалого. И он создает то, чем мог бы гордиться. Государство, религия, искусство и наука — в сущности его творение, да и вся наша культура носит отпечаток маскулинности. Однако, и в этой области происходит то же самое, что и во всех других: даже величайшее удовлетворение или успех, достигнутые путем сублимации, не могут полностью возместить нечто, чем мы не одарены от природы. Это и составляет ядро завистливой обиды мужчин на женщин. Она выливается, даже в наши дни, в оборонительных маневрах мужчин, направленных против угрозы вторжения женщин в их владения; отсюда же идет тенденция пренебрежительного отношения к беременности и родам и выпячивание мужской генитальной сферы. Такая установка выражается не только в научных теориях, но распространяется в последующем на все отношения между полами и сказывается на сексуальной морали в целом. Материнство, особенно внебрачное, очень плохо защищено законом, за исключением недавней попытки улучшить положение дел, предпринятой в России 8. В отличии от этого, мужчины имеют предостаточно возможностей для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Потакание сексуальной безответственности и низведение женщины до объекта, необходимого лишь для удовлетворения чисто физической нужды — дальнейшие последствия маскулин–ной установки. Из исследований Бахофена 9 мы знаем, что верховенство мужчины в культуре существовало не всегда. Вначале центральное положение занимала женщина. Это была так называемая эра матриархата, когда закон и обычай фокусировались вокруг матери. Матрицид (убийство матери) был тогда, как показал Софокл в «Эвмениде» — непростительным преступлением, в то время как патрицид (убийство отца) считался сравнительно меньшим грехом. Только в летописные времена мужчина начал играть лидирующую, с незначительными вариациями, роль в политике, экономике и законодательстве, также, как и в области половой морали. В наше время мы, кажется, вступили в третий период схватки, в который женщина еще раз осмелилась вступить в борьбу за свое равенство. Чем и когда это кончится — пока еще не видно. Я хочу, чтобы меня правильно поняли: я вовсе не пытаюсь намекнуть, что все беды идут от господства мужчин и что отношения между полами изменятся к лучшему, если верх возьмут женщины. Однако, давайте же спросим себя, почему она вообще должна существовать — эта борьба полов. Дело в том, что в любой отрезок времени более могущественная сторона создавала идеологию, необходимую для обеспечения своего главенствующего положения и для того, чтобы положение слабой стороны тоже было приемлемым. В этой идеологии отличия слабых трактовались как второсортность и доказывалось, что эти отличия — фундаментальные, неизменные, от Бога данные. Одна из задач такой идеологии — отрицать или скрывать существование борьбы. Вот один из ответов на первоначальный вопрос — почему мы так мало отдаем себе отчет в том, что между полами идет борьба: мужчины заинтересованы в том, чтобы этот факт был покрыт мраком, а акценты, которые они расставляют в своей идеологии, заставляют и женщин принимать их теории. Наша попытка разобрать эти рационализации п и рассмотреть маскулинную идеологию с точки зрения основополагающих побудительных мотивов — и это лишь еще один шаг по пути, указанному Фрейдом. Мне кажется, что мое толкование пока яснее показало происхождение обиды, чем происхождение страха, и поэтому я хочу кратко обсудить и вторую часть проблемы. Мы убедились, что мужской страх перед женщиной направлен против нее как сексуального существа. Как это следует понимать? В самом ясном виде аспекты этого страха выражены у мужчин племени Арун–та. Они верят, что женщины обладают магической властью над их гениталиями. Это и есть то, что мы понимаем под страхом кастрации в психоанализе. Это тревога психогенного происхождения, восходящая к чувству вины и старого детского страха. Ее анатомо–психологическое содержание состоит в том, что во время полового акта мужчина должен «вверить» свои гениталии телу женщины, что он оставляет в ней свое семя; при этом он интерпретирует это как отказ от жизненной силы в пользу женщины, по аналогии с прекращением эрекции сразу после коитуса, которое оценивается как свидетельство ослабления женщиной. Хотя следующая идея и не проработана еще до конца, весьма вероятно, что (согласно анатомическим и этнологическим данным) отношения с матерью сильнее и прямее ассоциируются со страхом смерти, чем отношения с отцом. Принято считать, что влечение к смерти — это стремление воссоединиться с матерью. В африканских сказках именно женщина приносит в мир смерть. Великая богиня–мать принесла также смерть и разрушение. Похоже, что мы одержимы идеей, что тот, кто дает жизнь, способен и отобрать ее. Существует и третий аспект мужского страха перед женщиной, который труднее всего понять и доказать, но можно продемонстрировать на некоторых повторяющихся явлениях из мира животных. Мы знаем, что очень часто самец обладает специфическими стимуляторами для привлечения самки или специальными приспособлениями, чтобы захватить и удерживать ее во время копуляции. В этом не было бы нужды, если бы сексуальная потребность самок была такой же сильной и частой, как у самцов. А мы видим, что самка безусловно отвергает самца после оплодотворения. И хотя примеры из жизни животных следует прилагать к людям с величайшей осторожностью, в данном контексте, вероятно, допустимо задать следующий вопрос: возможно ли, что мужчина сексуально зависит от женщины в большей степени, чем она от него, потому что у женщины часть сексуальной энергии уходит на обеспечение репродуктивной функции? Может ли быть, что мужчина, таким образом, жизненно заинтересован в том, чтобы удерживать женщину в зависимости? Уже этих трех, имеющих психогенную природу и относящихся преимущественно к мужчине факторов, более чем достаточно, чтобы заложить основы великой борьбы за власть между мужчиной и женщиной. Многоликое чувство, называемое любовью, наводит мосты от одного одиночества к другому. Эти мосты могут быть сказочно красивы, но редко строятся навечно. Часто они не выдерживают слишком большого груза и рушатся. Вот и другой ответ на поставленный вопрос о том, почему любовь между полами мы видим более отчетливо, чем ненависть — потому что союз полов предлагает нам величайшие возможности быть счастливыми. И поэтому мы не хотим видеть, как могущественны те разрушительные силы, которые постоянно работают над уничтожением наших шансов на счастье.
