Мы ничего не можем с этим поделать, мы должны принять это как факт. Не осуждать, не пытаться с этим каким-то образом бороться, основываясь на убеждении, что это неправильно. Это для нас – неправильно, а для них – норма. Принимая другого, мы должны принимать его во всей этой его внутренней логике. Нельзя иначе. Нельзя принять в человеке половину, а вторую отправить на переделку. Если это дорогой, близкий нам человек, мы можем улучшать условия его жизни, помогать ему в каких-то делах, которые он на себя добровольно взваливает. Но осуждать нельзя. Наша праведная борьба не приведет ни к чему, кроме как к разрушению его и наших с ним отношений. А это не созидательно. Нам же все почему-то кажется, что вот сейчас мы как-то напряжемся, откроем ему глаза, он все поймет, тут же переменится и скажет нам: «Елки-палки, я же всю жизнь жила неправильно! Спасибо, дочка! Я все поняла – зря я себе отказывала в удовольствиях, зря положила на тебя и твоего отца свое здоровье и молодость свою проворонила! Зря! Спасибо! Сейчас все брошу и буду жить в свое удовольствие!» Конечно…
– Мне кажется, что люди старшего поколения не только не умеют получать удовольствие от жизни – они не очень хорошо понимают, от чего, от каких вещей его можно получать. Как правило, их интересы очень ограничены.
Я по-настоящему завидую западным пенсионерам. Вот идут они по нашим историческим улицам, осматривают наши достопримечательности – вроде бы совсем старенькие, но с такими молодыми горящими глазами!
Мы же безошибочно определяем иностранцев, и давно уже не по одежке, а по выражению лиц. Смотрю на них и завидую: они ЗНАЮТ, как залихватски жить после выхода на пенсию, и умеют это делать.
Наверное, дело не только в том, что у европейцев, американцев, японцев есть деньги на путешествия по миру, а у наших пенсионеров – увы, нет. Мне кажется, что просто у них шире спектр интересов, они умеют увлекаться многим, и поэтому им просто интереснее жить.
У нас же обычно у людей интересов ближе к пенсии остается совсем немного. Копаться на своем садовом участке, собирать на книжных полках русскую классику и протирать там пыль, иногда перечитывать исторические романы, смотреть какое-то кино и сериалы. Да, грибы-ягоды. Ходить в театры и музеи – это было принято и положено в советские времена, и вот осталась некая ностальгия по театру, Третьяковке и Эрмитажу. А что еще? И может ли появиться это «что-то еще»?
– Могут ли сформироваться в зрелом, пожилом возрасте, «за пятьдесят», какие-то новые интересы, хобби, которые приносили бы нашим родителям радость? Как сделать так, чтобы эти интересы возникли?
– Если вашим родителям или другим близким людям 40–50 лет – можно, потому что это уже люди, которые так или иначе приспособлены к «разрушению границ». А вот если им за 60 и, как говорится, все в этом смысле «запущено», то, думаю, уже нельзя.
– Андрей, ну это почти приговор, честное слово. Вы говорите о том, что после выхода на пенсию каких-то новых интересов у человека появиться не может?
– Может, но все равно это будет некая отсылка к чему-то прошлому, что было там, в их предыдущей жизни. Чего-то принципиально нового, скорее всего, не возникнет. Интересы – они ведь тоже тренируются, как обычные навыки и умения. Если нам в детстве не рассказали, как замечательна живопись, то в зрелом возрасте у нас будет не так много шансов стать поклонниками изящных искусств. Эстетические потребности тоже необходимо развивать, прививать, говорить о них. Чтобы это случилось «вдруг» в преклонном возрасте – такое явление скорее исключение, чем правило.
Возможны отсылки к прежней жизни. Причем, скорее всего, это будет что-то практичное, они не будут делать ничего, что бы не имело некого практического выхода: если вязать, то – носочки. Есть, конечно, отдельные вещи, которые делаются исключительно «для красоты», ведь длительное время мы существовали в условиях жуткого дефицита красоты. Пожилые люди, у которых от природы есть эстетическое чувство, будут, конечно, его реализовывать. Правда, зачастую весьма специфическим образом. Например, моя бабушка все время делала какую-то «красоту» у себя дома – бесконечную и аляповатую. Какие-то рамочки, вазочки, цветочки, вязались разные салфеточки. Не было красоты в их жизни, а ей всегда этого хотелось, вот на пенсии и реализовалась мечта.
Мне кажется, что в целом человеку может быть вполне комфортно, если он имеет возможность просто делать то, что ему хочется делать, не встречая при этом негативной оценки. Если же пожилой человек слышит: «Ну зачем ты это делаешь?!», то он начинает сердиться, и его вполне можно понять. А если уже в ответ на эту его реакцию мы добавляем: «А чего ты сердишься, я же дело говорю!», то таким образом мы бьем сразу по двум позициям, по его действиям и по его реакции, которая нам тоже кажется «неправильной». Так что зачастую это наша, а не их проблема. Наша, а не их ошибка.
А вот наше стремление навязать пожилым людям свои увлечения, свои способы получения удовольствия – это, знаете, из оперы «благими намерениями…» Это как гетеросексуал, который рассуждает о гомосексуальном человеке: «Ну что же он с женщинами-то не спит?» Ну не получает он от этого удовольствия, что с этим поделаешь?! И вы ему никогда не объясните, что он устроен неправильно и все на самом деле по-другому. Ну расскажете вы ему, как здорово с женщиной. Он вас послушает внимательно, покивает головой и… все, спасибо за ценную информацию.
Мы уже говорили с вами об одиночестве. Весь драматизм этой ситуации в том, что когда вы говорите своей маме: «Я не могу этого принять, потому что я хочу, чтобы тебе было лучше», а она вам отвечает: «Ты говоришь какую-то ерунду, потому что мне тут надо идти помогать подружке или соседке», – вы друг друга не слышите. И в этот момент увеличивается ощущение одиночества. У обеих…
Для того чтобы пережить конфликт с родителями, нужно понять, что вы не можете их изменить. У вас никогда не будет другой мамы, только та мама, которая есть, или та мама, которую вы любите. Я могу скептически относиться к каким-то взглядам своих родителей, но при этом я прекрасно понимаю, что это мои родители и хорошо, что они именно такие. Были бы они другими, я был бы другим. Хотел бы? Нет, и так нормально.
На самом деле, тут все достаточно просто: выйти из состояния конфликта – это наш сыновний и дочерний долг, а вот искать развлечений для своих родителей – это уже не наша обязанность. Наш долг – принять их такими, какие они есть. Это не значит, что мы должны потакать им в том, что кажется нам глупостью, но это и не повод строить своих родителей в соответствии с нашим личным представлением о жизни. Всегда можно найти разумный компромисс.
Наши родители хотят, чтобы мы звонили им просто так, а не по делу. Они не знают, что сейчас такая жизнь, что не по делу друг другу не звонят. И очень хорошо, когда есть некое дело к другу, товарищу, родственнику, потому что это повод оставить другие заботы и провести какое-то время с ним под благовидным предлогом «дела». Ну не знают они. И если мы звоним «по делу», они обижаются – мол, я тебе только для того-то и того-то нужен, а так тебе на меня наплевать и так далее. Допустим. Но вы знаете это о своих родителях. Что вам мешает позвонить им два раза? Сегодня – «просто так», а завтра – с тем делом, которое у вас к ним возникло позавчера. Ничего не мешает, но вы находите форму, не травмируя их, не пытаясь переделывать и переучивать, привести ваши отношения с ними в счастливое состояние.
– Такое ощущение, что включаешься при этом в какую-то игру, в которой теряются настоящие человеческие чувства…
– Для любого родителя важно, чтобы мы звонили ему «просто так» (если, конечно, он не аутист и не интроверт-шизоид по типу личности). Нашим родителям хочется чувствовать, что их дети о них беспокоятся, что их детям интересно, как у них идут дела, что у них со здоровьем все в порядке, какие у них домашние хлопоты и заботы. Ну хочется! Хочется чувствовать, что у них есть сын или дочь – настоящие, живые, внимательные и заботливые, такие, какими их хотели воспитать. И это родительское желание – абсолютно искреннее, настоящее.
Возможно, мы с вами как-то иначе представляем себе счастье родительской любви. Возможно, мы хотим, чтобы нас любили иначе, другое в нас видели, иначе нас понимали. Возможно, мы хотим, чтобы наши интересы ими тоже учитывались и они понимали, что нам действительно скучно слушать мамин рассказ о том, что она где-то купила какую-то ерунду, сэкономив при этом три копейки, а папа выступил на собрании домоуправления с разгромной речью. А интересует нас, например, чтобы они, наконец, уже сходили к врачу и сделали электрокардиограмму, как мы договаривались, чтобы мы поняли – надо нам уже их госпитализировать немедленно или еще время терпит и можно на время об этом забыть и заняться насущными делами. Да, возможно, мы хотим, чтобы нас любили и понимали иначе. Но!
