"как сделать это самому", в нашем случае это означает научиться любить. Боюсь, что всякий, кто приступает к этой последней главе с таким настроением, будет глубоко разочарован. Любовь — личное переживание, которое каждый может пережить только сам и в себе. В самом деле, вряд ли найдется хоть кто-то, кто не знает или не знал этого переживания хотя бы в малой степени в детстве, юности или в зрелом возрасте. Рассмотрение практики любви может сосредоточиться на предпосылках искусства любить и подступах к нему, а также на осуществлении этих предпосылок и подступов. Шаги к этой цели можно сделать только самостоятельно, а рассмотрение закончится прежде, чем будет сделан решительный шаг.
Практика любого искусства имеет определенные общие требования, прежде всего дисциплины. Я никогда ни в чем не достигну хороших результатов, если не буду исполнять свое дело упорядоченно; если я делаю что-то только, когда я "в настроении", это может быть приятным или забавным хобби, но я никогда не стану мастером в этом искусстве. Но проблема не исчерпывается дисциплиной только в практике какого-либо отдельного искусства (заниматься, скажем, определенное количество часов каждый день), но требует придерживаться порядка во всей собственной жизни. Можно подумать, что для современного человека нет ничего легче, чем этому научиться. Разве он не проводит ежедневно восемь часов на работе, которая подчинена строгому регламенту? Факт, однако, в том, что современный человек имеет чрезвычайно низкий самоконтроль за пределами рабочей сферы. Когда он не работает, ему хочется предаваться лени, ничего не делать или, выражаясь изящнее, "отдыхать". Само это желание безделья в значительной степени служит реакцией на однообразный жизненный шаблон. Из-за того, что человек пребывает в напряжении восемь часов в день, используя свою энергию не для своих собственных целей, не по своему усмотрению, а в предписанном для него ритме работы, он бунтует, и его бунт принимает форму детского потворства себе. К тому же в борьбе с авторитаризмом он становится недоверчив ко всякой дисциплине, ощущая ее как принуждение, приказание извне или сделанное самому себе по необходимости. Без такой упорядоченности, однако, жизнь становится расхлябанной, хаотичной и лишенной сосредоточенности.
Едва ли нужно доказывать, что сосредоточенность составляет необходимое условие для овладения искусством. Всякий, кто когда-либо пытался обучиться какому бы то ни было искусству, знает это. Сосредоточенность, однако, еще более редка в нашей культуре, чем самодисциплина. Напротив, наша культура ведет к ни с чем не сравнимой распыленности и беспорядочному образу жизни. Ты делаешь много вещей сразу: читаешь, слушаешь радио, говоришь, куришь, ешь, пьешь. Ты — потребитель с открытым ртом, готовый поглощать все — картины, напитки, знания. Это отсутствие сосредоточенности станет очевидным, если вспомнить, как трудно нам оставаться наедине с собой. Для большинства людей невозможно сидеть спокойно, не разговаривая, не куря, не читая, не выпивая. Они становятся нервными и взвинченными и должны что-то делать со своим ртом и своими руками. (Курение — один из симптомов такого отсутствия сосредоточенности, оно занимает руку, рот, глаза и нос.)
Еще одно условие овладения людьми искусством — терпение. Опять же всякий, кто когда-либо пытался чему-либо учиться, знает, что терпение необходимо, если вы хотите чего-то достичь. Если кто-то гонится за быстрыми результатами, он никогда не придет к успеху. Однако для современного человека терпение столь же трудно достижимо, как дисциплина и сосредоточенность. Наша современная индустриальная система содействует прямо противоположному — поспешности. Все машины предназначены для быстроты: автомобиль и самолет быстро переносят нас к месту назначения — и чем быстрее, тем лучше. Машина, которая может производить то же количество за половину времени, в 2 раза лучше старой и более медленной машины. Конечно, для этого существуют важные экономические причины. Но, как и во многих других отношениях, человеческие ценности стали определяться материальными факторами. Что хорошо для машины, должно быть хорошо и для человека — такова нынешняя логика. Современный человек думает, что он теряет время, когда не действует максимально быстро, однако он не знает, что затем делать с выигранным временем, кроме как убить его.
Последним условием обучения всякому искусству служит искренняя заинтересованность в обретении мастерства. Если искусство не есть для него предметом первой важности, ученик никогда не обучится ему. Он останется в лучшем случае хорошим дилетантом, но никогда не станет мастером. Это условие столь же необходимо в искусстве любви, как и в любом другом искусстве. Однако, по-видимому, в искусстве любви больше, чем в каком-либо другом, пропорция между мастерами и дилетантами нарушается в сторону последних. Наряду с общими условиями обучения всякому искусству следует уделить внимание еще одной частности. Искусству начинают учиться не впрямую, а как бы исподволь. Прежде чем приступить к нему самому, нужно научиться большому числу, казалось бы, далеких от конечного результата вещей. В столярном искусстве ученик первым делом учится строгать простую доску; юный пианист начинает с гамм; ученик в дзенском искусстве стрельбы из лука начинает с дыхательных упражнений. Если человек хочет стать мастером, этой цели должна быть подчинена вся его жизнь или, по крайней мере, вплотную с ней связана. Собственная личность становится тем инструментом в практике искусства, который нужно поддерживать в таком состоянии, чтобы он мог исполнять свои особые функции. В отношении искусства любви это означает, что тот, кто стремится стать подлинным мастером, должен начать с тренировки дисциплины, сосредоточенности, терпения во всех сферах жизни.
Наши деды были, казалось бы, гораздо лучше дисциплинированы, чем мы. Они рекомендовали вставать рано утром, не предаваться ненужным излишествам, упорно трудиться. Однако этот тип дисциплины имеет очевидные недостатки, так как чрезвычайно суров и авторитарен, сосредоточен на ценностях умеренности и бережливости, словом, во многих отношениях враждебен жизни. Как реакция на этот вид дисциплины возникла все усиливающаяся тенденция неприятия всякой дисциплины и потворства своим прихотям в качестве противовеса будничному шаблону, навязываемому нам в течение рабочего дня. Вставать в определенный час, посвящать определенное количество времени размышлениям, чтению, музыке, прогулке; не переедать и не перепивать, знать меру в чтении детективов и просмотрах кинобоевиков — вот несколько ясных и простых правил. Однако камень преткновения в том, что дисциплина не может проявиться под действием каких-то извне навязанных правил. Надо, чтобы она стала выражением собственной воли человека, воспринималась как что-то естественное, даже приятное, а для этого надо постепенно себя к ней приучать. Один из неудачных аспектов нашей западной концепции дисциплины (как и всякой добродетели) отражает мнение, что ее соблюдение должно быть чем-то мучительным. Восток же давно осознал, что то,
