Кейн Сьюзан - Интроверты. Как использовать особенности своего характера

Мне кажется, что выход из этой ситуации заключается не в том, чтобы отказаться от тесного сотрудничества, а в том, чтобы усовершенствовать подход к нему. Во-первых, следует найти такой способ взаимодействия между интровертами и экстравертами, при котором лидерские и другие задачи распределялись бы с учетом темперамента и врожденных сильных сторон. Согласно результатам исследований, самые эффективные команды представляют собой оптимальное сочетание интровертов и экстравертов; то же самое можно сказать и о многих руководящих структурах.

Необходимо также создавать такую рабочую среду, в которой люди могли бы свободно вращаться в непрерывно меняющемся калейдоскопе взаимодействий, и при этом уединяться в своем личном рабочем пространстве, когда им нужно сосредоточиться или просто побыть в одиночестве. Наши школы должны обучать детей навыкам взаимодействия с другими людьми — групповое обучение может быть весьма эффективным, если этот метод применяется правильно и в умеренном объеме. Однако детям нужно также предоставлять достаточно времени и дать им необходимую подготовку, чтобы они могли заниматься осознанной практикой самостоятельно. Очень важно признать, что многим людям (особенно интровертам, таким как Стив Возняк) нужна тишина и уединение, чтобы они могли выполнять свою работу на самом высоком уровне.

В некоторых компаниях начинают понимать ценность тишины и уединения и организуют офисы с так называемой «гибкой открытой планировкой»{59}, с изолированными рабочими местами, тихими зонами, зонами для неофициальных встреч, кафе, читальными залами, компьютерными уголками и даже «улицами», на которых люди могут пообщаться друг с другом в непринужденной обстановке, не мешая другим работать. В самом центре кампуса Pixar Animation Studios{60}, площадью около 6,5 гектара, был построен атриум размером с футбольное поле, в котором есть почтовые ящики, кафетерий и даже ванные комнаты. Этот атриум предназначен для того, чтобы у сотрудников была возможность как можно больше общаться друг с другом в неформальной обстановке. В то же время в Pixar поддерживают стремление сотрудников обустраивать кабинеты, кабинки, письменные столы и рабочие зоны по своему усмотрению, украшая их так, как они сами пожелают. В компании Microsoft у многих сотрудников тоже есть свои персональные кабинеты, но в них установлены раздвижные двери, разборные стены, а также предусмотрены другие возможности, для того чтобы их обитатели сами могли решать, когда они хотят работать вместе со своими коллегами, а когда им необходимо уединиться, чтобы поразмышлять над той или иной задачей{61}. Мэт Дэвис, который занимается исследованиями в сфере системного дизайна, сказал мне, что такая организация рабочего пространства приносит пользу как интровертам, так и экстравертам, поскольку обеспечивает больше возможностей для уединения, чем в офисах с традиционной открытой планировкой.

Допускаю, что Стив Возняк тоже одобрил бы такой подход. Прежде чем Воз занялся созданием персонального компьютера Apple, он разрабатывал калькуляторы в компании Hewlett-Packard. Ему нравилась эта работа — отчасти потому, что в HP можно было без проблем пообщаться с коллегами. Каждый день в десять часов утра и в два часа дня менеджеры выкатывали на столике пончики и кофе, чтобы люди могли побеседовать друг с другом и обменяться идеями. Эти встречи отличались тем, что проходили в спокойной, раскованной обстановке. В автобиографии Стив Возняк вспоминает о компании HP как о меритократии, в которой не имело значения, как ты выглядишь, никто никого не вынуждал играть в светские игры и в которой никто не заставлял Стива переключаться с любимой работы инженера на управление. Именно это и означала для Воза совместная работа — возможность съесть пончик и обменяться блестящими идеями со своими спокойными, не склонными судить других, плохо одетыми коллегами, которые нисколько не возражали, когда он удалялся в свою кабинку, чтобы заняться делом.

Два часа ночи, мне не спится. Я хочу умереть.

Я не отношусь к числу людей, склонных к суициду, но в ночь перед важным выступлением мой разум наполнен пугающими мыслями «что, если». Что, если у меня пересохнет во рту и я не смогу произнести ни слова? Что, если слушателям будет скучно? Что, если меня вырвет прямо на сцене?

Мой друг Кен (который стал затем моим мужем) наблюдает за тем, как я мечусь в постели. Мои страдания вызывают у него недоумение. Раньше он был миротворцем ООН и попал как-то раз в засаду, но даже тогда, мне кажется, ему было не так страшно, как мне сейчас.

— Попытайся подумать о каком-то счастливом моменте, — говорит он, поглаживая меня по голове.

Я смотрю в потолок, а слезы так и льются из глаз. Подумать о счастливом моменте? Кто может быть счастлив в мире трибун и микрофонов?

— В Китае живет миллиард людей, которым наплевать на твое выступление, — пытается поддержать меня Кен.

Это помогает — примерно на пять секунд. Я поворачиваюсь на бок и не свожу глаз с будильника. Наконец его стрелка доходит до половины седьмого. По крайней мере, самое худшее — ночь накануне выступления — осталось позади; завтра в это же время я уже буду свободна. Но сначала мне нужно пережить этот день. Кен дает мне непрозрачную бутылку для воды, наполненную ирландским ликером Baileys. Я не увлекаюсь спиртными напитками, но ликер Baileys мне нравится, потому что у него вкус шоколадного молочного коктейля.

— Выпей это за пятнадцать минут до начала выступления, — говорит Кен, целуя меня на прощание.

Я спускаюсь вниз и сажусь в автомобиль, который доставит меня на место — к главному офису крупной корпорации, расположенному в Нью-Джерси. По пути туда у меня остается достаточно времени, чтобы поразмышлять над тем, как я же позволила себе попасть в такую ситуацию. Незадолго до этого я бросила работу юриста на Уолл-стрит и открыла консалтинговую компанию. Как правило, я работала с клиентами один на один или с небольшими группами людей и чувствовала себя достаточно комфортно. Но когда один мой знакомый, главный юрист крупной медиакомпании, предложил мне провести семинар для всего руководящего состава компании, я согласилась (даже с большим энтузиазмом!) — по причине, которую сейчас не могу понять. Я ловлю себя на мысли, что молю о какой-нибудь катастрофе. Пусть это будет наводнение или небольшое землетрясение — что угодно, лишь бы мне не пришлось проходить через это испытание. Затем появляется чувство вины за то, что я готова вовлечь в свою трагедию целый город.

Автомобиль останавливается у офиса моего клиента, и я выхожу, пытаясь излучать энергичную уверенность в себе успешного консультанта. Организатор мероприятия провожает меня в аудиторию. Я спрашиваю, где находится туалет и, уединившись в кабинке, делаю глоток из своей бутылки с ликером. Затем несколько минут не двигаюсь в ожидании, что алкоголь сделает свое дело. Но ничего не происходит — мне по-прежнему страшно. Может быть, нужно сделать еще глоток? Нет, сейчас только девять часов утра — вдруг кто-то почувствует, что от меня пахнет ликером? Я подкрашиваю губы помадой и направляюсь в аудиторию, где раскладываю на кафедре свои карточки с заметками, пока зал наполняют деловые люди, имеющие очень важный вид. Я говорю себе: как бы там ни было, сделай так, чтобы тебя хотя бы не стошнило.

Некоторые из присутствующих бросают на меня мимолетные взгляды, но большинство из них сосредоточенно всматриваются в свои смартфоны. Разумеется, я отрываю их от срочной работы. Удастся ли мне удерживать их внимание достаточно долго, чтобы они прекратили набирать срочные сообщения на своих крохотных пишущих машинках? Я тут же клянусь сама себе, что больше никогда не буду выступать перед публикой.

С тех пор я провела немало таких выступлений. Я не преодолела свой страх полностью, но со временем мне удалось найти методы, которые помогут любому человеку преодолеть страх перед выступлением. Более подробно об этом рассказывается в главе 5.

Между прочим, я рассказала вам историю о том, какой ужасный страх я тогда испытывала, поскольку она непосредственно связана с некоторыми из самых насущных вопросов, возникших у меня по поводу интроверсии. Мне кажется, что на глубинном уровне мой страх публичных выступлений связан с теми аспектами моей личности, которые я ценю (особенно это касается моей любви ко всему спокойному и интеллектуальному). Мне приходит в голову мысль, что не такое уж и редкое это сочетание качеств. Но действительно ли они связаны между собой и каким образом? Может быть, это результат воспитания — роли среды, в которой я росла? Мои родители — тихие люди, погруженные в свои размышления; моя мама тоже не терпит публичных выступлений. Или это мои врожденные качества — заложенные в генах?