Конечно, такую же харизму и невозмутимость под давлением можно найти и у тех, кто извлекает пользу из общества, — у аферистов и мошенников мирового класса. А в сочетании с гениальной хитростью эти качества производят сокрушительное действие.
Возьмем Грега Моранта. Он является одним из самых успешных и неуловимых американских аферистов. А если говорить о психопатах, то Морант входит в пятерку самых очаровательных и самых безжалостных из них. Мне повезло познакомиться с ним лично. Я встретил его в баре пятизвездочного отеля в Новом Орлеане. И только после того, как он приобрел напитки, бутылку шампанского «Cristal» за $400, он вернул мне бумажник.
«Одна из самых важных вещей, которой должен обладать мошенник, это хороший радар “уязвимости”», — рассуждал Морант, заставляя вспомнить работы психолога Анджелы Бук. (Если вы помните главу 1, то Бук обнаружила, что психопаты лучше непсихопатов выявляют потенциальных жертв для нападения просто по походке.) Большинство людей, с которыми вы сталкиваетесь, не обращают внимания на то, что именно они говорят, когда разговаривают с вами. Как только разговор закончен, слова забыты. Но мошенник обращает внимание на все… он пытается проникнуть внутрь собеседника, как психотерапевт. Понять, кто стоит перед ним, по мельчайшим деталям. А эти мелочи есть всегда. Дьявол в мелочах… ваше дело обнаружить их. Обычно для начала что-то рассказав о себе — у хорошего мошенника всегда имеется наготове история. А затем неожиданно сменить тему разговора. Случайно. Резко. Как будто вам на ум неожиданно пришла какая-то мысль… то, что прервало течение беседы. В девяти случаях из десяти ваш собеседник забудет то, что он только что говорил.
А затем вы можете приниматься за работу — не с места в карьер, вам нужно быть терпеливым. Один-два месяца спустя. Вы модифицируете то, что вам рассказали. Как правило, вас осеняет, на какие кнопки нужно нажать, — а затем рассказываете историю, как будто она ваша собственная. БАМ! С этого момента вы можете получить практически все, что хотите.
Я приведу вам пример… один парень, богатый, успешный, трудился как вол. Когда он был подростком, он пришел из школы и увидел, что его коллекция музыкальных записей пропала. Его отец, бездельник и пьяница, продал их, чтобы купить спиртного. Парень собирал эту коллекцию много лет.
«Подожди, — подумал я. — Ты рассказываешь мне это после трех или четырех часов, проведенных в баре? Что-то случилось». А потом до меня дошло. Поэтому-то ты и работаешь как проклятый. Это из-за твоего отца. Ты напуган. Твоя жизнь все эти годы висит на волоске. Ты — не президент компании. Ты тот маленький напуганный подросток. Тот, который в один прекрасный день придет из школы и обнаружит, что его коллекция канула в Лету.
«Господи! — подумал я. — Это великолепно». Угадайте, что я сделал? Через пару недель я рассказал ему, что произошло со мной. Как я вернулся с работы домой и обнаружил свою жену в постели с боссом. Как она подала на развод. И обчистила меня.
Морант сделал паузу и налил нам шампанского.
«Полная ерунда! — засмеялся он. — Но знаете, я сделал для того парня кое-что полезное. Вытащил его из отчаяния. Говорят, что лучший способ противостоять своим страхам — посмотреть им в лицо. Ну, кто-то же должен был стать его папочкой».
Слова Моранта ужаснули. Особенно сильно, учитывая, что я слышал их из первых уст. При близком общении. Я хорошо запомнил эту нашу встречу в Новом Орлеане. И что я чувствовал во время нее. Изнасилованным, но очарованным. Порабощенным, но пресмыкающимся — точно так же, как чувствовали себя клиницисты и сотрудники правоохранительных органов, которых опрашивал Рейд Мелой (см. главу 1). Несмотря на стиль и общий облик миллионера-яхтсмена, я был в плену тех же иллюзий, что и человек, с которым я имел дело. Передо мной во всем его блеске был психопат. Социальный хищник и хамелеон. По мере того как текло шампанское, а мягкое, южное садящееся солнце отбрасывало блики на его рол леке, он с легкостью захватывал ваш мозг, синапс за синапсом. А вы об этом даже не подозревали.
Но, будучи психологом, я видел простую и безжалостную гениальность того, что говорил Морант. Его образ действий подчинялся строгим научным принципам. Исследования показывают, что лучший способ убедить кого-то рассказать о себе — это рассказать сначала что-то о самом себе. Откровенность вызывает ответную откровенность. Исследования также говорят, что если вы хотите, чтобы человек перестал помнить о чем-то, нужно отвлечь его. И сделать это быстро.[24] В клинической психологии практически во время любого терапевтического вмешательства наступает момент, когда терапевт натыкается на золотую жилу: обнаруживает момент или событие, которые либо спровоцировали глубинную проблему, либо инкапсулируют ее, либо делают одновременно и то и другое. И это применимо не только к дисфункциям. Базовая структура личности, стиль межличностного общения, личные ценности — все эти вещи зачастую лучше всего обнаруживаются в мелком шрифте истории человеческой жизни.
«Когда вы опрашиваете кого-либо, вы всегда обращаете внимание на неувязки, — говорит Стивен Джозеф, профессор психологии, здравоохранения и социального обеспечения Центра травм, восстановления и развития Ноттингемского университета. — Скандал в офисе с Брайаном из бухгалтерии десять лет назад. Момент, когда учитель сказал вам, что вы опоздали и он не пустит вас в класс. Или когда вы проделали всю необходимую работу, а все почести достались этому-как-его-там. Вы ищете иголки, а не стога сена. Осколки жизни, спрятанные в глубинах мозга человека».
Так было ли на самом деле, что вы сделали всю работу, а ее приписал себе кто-то другой? Конечно, нет.
Аферист и тайный агент — это две стороны одной медали, если слова одного из старших сотрудников контрразведки Соединенного Королевства что-то значат для вас. Она подчеркнула, что и тот и другой полагаются на свою способность выдавать себя за тех, кем они не являются, способность поставить себя на место другого человека и умение проворно сплести паутину лжи.
Я бы удивился, если бы Эйаль Аарони не согласился бы с этим. В 2011 году Аарони, психолог-аспирант в Университете Нью-Мексико, задал вопрос, на который, как ни трудно в это поверить, никто не смог ответить. Если при определенных условиях психопатия действительно несет с собой определенные преимущества, то делает ли она человека более успешным преступником?
Чтобы выяснить это, Аарони провел опрос более 300 заключенных в нескольких тюрьмах общего режима, раскиданных по всему штату. Он вычислял показатель «преступной компетентности» для каждого заключенного, сравнивая количество совершенных им преступлений с количеством признаний его невиновности (например, если на 10 преступлений количество оправдательных приговоров составляет 7, то показатель «преступной компетентности» составляет 70 %). Исследователь выявил любопытную закономерность: наличие психопатии на самом деле позволяет прогнозировать успех преступления.
Но тут есть некая пограничная черта. Очень большая доза психопатии (когда все показатели достигают максимума) так же плоха, как и слишком малая. Максимальные «свершения» светят тем, кто продемонстрировал некий средний уровень психопатии.
Вопрос о том, как именно психопатия улучшает «преступную компетентность» правонарушителя, остается открытым для обсуждения. С одной стороны, психопаты являются признанными мастерами в сохранении спокойствия под давлением, что может сыграть им на руку, когда они сидят за рулем машины, приготовленной для бегства с места преступления, или в комнате для допросов. С другой стороны, они безжалостны и могут запугать свидетелей, чтобы никто не дал показания против них. Но вполне вероятно (и в равной степени пригодно для шпионов и мошенников), что психопаты преуспели не только в безжалостности и бесстрашии, но еще в одном, более тонком свойстве личности. Точно так же, как лучшие мировые игроки в покер, они могут лучше других людей контролировать свои эмоции, когда ставки высоки, а их загнали в угол, — и это помогает им как в самом зале суда, так и вне его, при планировании и осуществлении своих хитроумных схем и действий.
До 2011 года доказательства этому были по большей части косвенными. Хелина Хэкканен-Нюхольм, психолог из Университета Хельсинки, вместе с Бобом Хэером обнаружили, что психопатические правонарушители гораздо более убедительны, чем непсихопаты, когда дело доходит до демонстрации их раскаяния. И это по меньшей мере странно, потому что как раз угрызения совести они испытывать просто не в состоянии. Но быстрый просмотр контекста этих наблюдений — до суда и перед вынесением приговора; до суда и обжалования приговора; до беседы с психологами и начальником тюрьмы при вынесении решения об условно-досрочном освобождении — зародил сомнение у психолога Стивена Портера. Все дело было в «аффективной аутентичности». Портер не понимал, почему психопаты лучше имитируют угрызения совести, не испытывая их.
