Правда, Юркун еще и рисовал - и Арбенина тоже.
"Всю жизненную силу, всю волю я отдала на спасение и сохранение НАШИХ картинок, НАШИХ писем. Мы - умрем, но ЭТО бы могло жить века, и в этом была бы моя и Ваша душа, мое и Ваше сердце, моя и Ваша кровь, быть может (?), Ваш и мой гений".
... Проще и обидней.
Письмо XIV
24 мая 1995
Иосифу Бродскому - пятьдесят пять лет, у него день рождения.
Пока он пишет стихи, какие пишет, - наше поколение от старости заговорено - и Роберт Фишер никому не проиграет.
Все понимать, но ничего не бояться, обращая неизбежность утрат в свободу отказа.
Бродский - автор последней иллюзии: будто жизнь без иллюзии смысла имеет смысл. Только в этой иллюзии реальность похожа на себя - пока звук, распираемый силой такого смысла, наполняет нас невеселым счастьем.
Бродский храбр настолько, что верит в существование Вселенной без него. Собственно говоря, он только и делает, что испытывает данность чьим-нибудь отсутствием - чаще всего, своим, - выказывая необыкновенное присутствие духа.
Он самый привлекательный герой нашего времени и пространства. Метафизика его каламбуров посрамляет смерть и энтропию и внушает читателю нечто вроде уважения к человеческой участи - ведь это ее голос:
Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром, не все метла,
широко забирая по двору, подберет...
Как знать, как знать, хотя насчет Иосифа Бродского я совершенно уверен. Важней и несомненней, что не будь мы зрителями Феллини, читателями Бродского - нипочем не догадались бы: кто мы, где мы и с кем.
Но что если сама догадка - просто сон птичьего двора о перелетном гусе?
Все равно - это лучший из снов.
Письмо XV
10 июня 1995
Оказывается, "Молодая гвардия" пылает непримиримой враждой к "Нашему современнику" - никогда не догадаетесь, за что. За одну якобы нечаянную обмолвку академика Шафаревича - ныне именуемого в "МГ" не иначе, как Авторитет Измены. Забыты его заслуги, под сомнением его "Русофобия" - а все потому, что осмелился пискнуть в каком-то интервью, будто математика "наука космополитическая". Ну и полощут же его!
"... Разве не было ясно чуткому, пусть и "необразованному" уму, что это - вряд ли голос русcкого ученого?.. Не присущи людям русской науки "нечаянные" оговорки, "обмолвки" на этот счет..."
Мне сказали, что в этом номере - ноябрьском, прошлогоднем - один наш пишущий согражданин вроде как поставил рекорд неблагородства, - и я приневолил себя прочитать всю книжку, но теперь не жалею.
Хотя вообще лучше ничего такого руками не трогать. Прочитаешь рассердишься и вряд ли промолчишь, а беседовать с людоедом о вегетарианстве нелепо и даже как бы низко.
Свобода слова есть, а общественного мнения нет - стало быть, все дозволено и скучно.
Разумный человек не удостоит вниманием автобусного хама: пусть хам во все горло хоть из матери в мать - разумный человек беседует как ни в чем не бывало с прелестной спутницей о смысле, например, искусства или жизни, - это приличней, чем искать разбитые очки под ногами равнодушных свидетелей. Держитесь подальше от подвалов, если вы не крысолов, не крысобой... Так, бормоча, я все же одолел упомянутый журнал и в нем пресловутую вещицу согражданина.
... Сюжет из истории советской литературы. Поэт Олейников ("Маленькая рыбка, жареный карась...") одно время дружил с поэтом Маршаком ("Жил человек рассеянный..."), затем они рассорились. В 37-м Олейникова посадили и расстреляли, а Маршака - не успели, он уехал в Москву и умер своей смертью через много лет. Факты известные, но имена-отчества персонажей подсказывают автору новую трактовку.
Маршака звали Самуил Яковлевич. Это позволяет уверенно утверждать, что свою детскую литературу он создавал под непосредственным руководством ОГПУ Тамошние Наумы Абрамовичи и Яковы Ефимовичи ему поручили
"создать детскую литературу для русских людей, которая помогла бы им вырасти такими, какими хотело их видеть новое еврейское начальство".
А Олейников был Николай Макарович, из казаков. Из этого мы заключаем: в глубине души он был зоологический антисемит и ненавидел советскую власть, что прекрасно, - а в большевики подался и с евреями дружил из шкурных соображений, - что понятно и простительно. Это дает ключ к творчеству Олейникова: презирая опасность, он в книжках для детей тонко пародировал "еврейско-большевистскую болтологию", - ну, а стиль его трагикомической лирики разгадать легче легкого:
"Попав в Ленинграде в среду еврейских деятелей искусств, заполнивших квартиры расстрелянных или высланных Сергеем Мироновичем из города русских интеллигентов, он чувствовал себя достаточно неуютно среди местечкового визга и грязи. Поэтому обращение его в стихах к "галантерейному языку" было единственным способом выразить себя и тем самым сохраниться от растления".
Не с очевидностью ли вытекает из вышесказанного неизбежный заключительный вывод: Олейникова взяли по наводке Маршака? Не вправе ли автор прямо переходить к художественному описанию Левашовской пустоши?
"... И снова чудятся в этой сумрачной непогоде странные зловещие силуэты, вот промелькнула между темными деревьями тень, схожая с обликом Самуила Яковлевича Маршака... Страшно...".
Действительно, ужас. Но какими скупыми средствами достигнут эффект. Ведь сведений, порочащих врага, не имеется - кроме ФИО, буквально ничего, а возможности открываются необозримые:
"Если наше предположение верно и Маршак действительно был напрямую связан с руководством органов НКВД, то понятно, что и обязанности ближайших помощников его были весьма специфическими...".
Если верно, то понятно, - и отчего же не харкнуть в спину еще кому-нибудь... ах, простота!
Принцесса была настолько невинна, что не подозревала, как называется человек, оглашающий подобные предположения наугад, по наитию, без доказательств. А что документы, здесь же, прямо в тексте приведенные, предположениям противоречат, - это разве космополитическую какую-нибудь логику смутит, а национальной - хоть бы хны.
Кстати, о документах. Вот сочинителю выдали в Большом Доме протокол допроса, снятого с ныне здравствующей, но очень немолодой петербургской писательницы.
Тогда, в 37-м, под побоями, она будто бы подписала обвиняющие показания на своего любимого учителя - С. Я. Маршака. Теперь их публикуют без ее ведома - и корят ее, и попрекают, и стыдят...
Моральный аспект, разумеется, в сторону, - а вот нет ли тут признаков преступления, хотел бы я знать.
Или в самом деле каждый гэбэшник имеет право продать, подарить, проиграть кому захочет, - предположим, дело моего деда или бабушки, - а меня к этим документам не допустить, - а еще кого-нибудь ими шантажировать?
Короче говоря, на законных ли основаниях наследники палачей владеют и торгуют тайнами жертв?
Хотя - если подумать - кого я спрашиваю?
... А какие трогательные стихи повторяют в этой "Молодой гвардии" с умилением и восторгом! Это стихи из газеты "Завтра": "Боже, помилуй нас в горькие дни! Боже, Советскую власть нам верни!.. Боже, Советский Союз нам верни! Боже, державу былую верни!.."
По-моему, к такой убедительной просьбе нельзя не снизойти.
Письмо XVI
5 июля 1995
Культ личности Пушкина утвердился, как известно, в 1937 году. Смерть поэта праздновали с таким размахом, что (или чтобы) юбилейный гул, перекрывая рев моторов, совсем заглушил выстрелы.
В 1949 году все повторилось, только вполнакала, - гения растолковали народу окончательно; с тех пор все почитают его, а пенсионеры и школьники даже почитывают, - а тем, кто читает постоянно, так называемым пушкиноведам, полагается плата - впрочем, незначительная.
Пушкин в России гораздо больше чем поэт, - или гораздо меньше - как поглядеть. Культ возник, конечно, из мифа, овладевшего массами. А миф, как полагается, сочинили интеллигенты в эпоху застоя - в восьмидесятые годы прошлого века.
К июню 1880-го, когда в Москве на Тверском бульваре был открыт знаменитый памятник, - народную тропу еще никто не протоптал. "За пятьдесят лет, прошедших со дня смерти Пушкина, общее число проданных экземпляров его сочинений не превысило 50-60 тысяч", - за год, стало быть, расходилось не более тысячи экземпляров, если верить - а отчего бы не верить? - Маркусу Ч. Левитту, автору замечательной книги "Литература и политика. Пушкинский праздник 1880 года".
Ничего удивительного - славе Пушкина сильно вредили критики-демократы и вдова. О вдове м-р Левитт умалчивает - а между тем это она добилась от Александра II, чтобы срок действия авторского права на сочинения Пушкина был продлен вдвое, - и до 1887 года дешевых изданий не существовало. Зато 30 января 1887 года что началось! Настоящее столпотворение в книжных магазинах.
Правда, к этому времени суждения критиков-демократов обесценились. В Пушкине больше не видели блестящего, но безответственного рифмоплета, теперь в его произведениях следовало искать тайну судеб России. Это впервые было заявлено на торжествах по случаю открытия опекушинского памятника, - и М. Ч. Левитт подробно рассказывает, что там случилось.
