14. Такое видение требует от терапевта деликатных суждений и комментариев, успех которых будет целиком зависеть от контрпереноса. Поэтому неизбежны некоторые неудачи. Например, в конце моего отпуска Д. позвонила и хотела увидеться со мной немного раньше срока. Ее очень тревожила угроза потери работы. Я поразмышлял о ее тревоге и решил, что она может подождать, да и в любом случае у меня не было времени для приема (к тому же я не очень-то и хотел этой встречи, поскольку все еще был в отпуске). Результатом была небольшая суицидальная попытка. В конце концов, когда мы проработали многие аспекты этого происшествия, выяснилось, что Д. нужно было, чтобы я, подобно миссис 3. во сне, смог увидеть ее отчаяние, о котором сама она не могла рассказать.
Подобным же образом ее потребность в телесных контактах стала сильнее, и Д. не понимала, почему я не могу по-дружески обнять ее. Я видел, что это ей нужно, но мягко отказывался по нескольким причинам. Одна из них состоит в том, что я считаю неправильным обнимать своих пациентов. Вторая — в том, что я особенно возражаю против того, чтобы обнимать пациенток, подвергшихся насилию (или которые, как однажды это было с Д., испытывали желание постоять около двери из соображений безопасности). Третья — в том, что у нее была проблема инцестных отношений с отцом. Четвертая — что в контрпереносе я обнаружил, что просто не хочу обнимать Д.
Обсуждение
Попытки аналитика воплотить «целительные» потенциалы, образы которых появились в бессознательном пациентки (вроде миссис З.), совмещают объективное и субъективное. Аналитик и аналитическая ситуация парадоксальным образом воплощают бессознательные влечения пациентки, одновременно воспринимаясь как вполне реальные и как символические («как будто»). Аналитик пытается все время помнить это, особенно когда пациентка еще не может (или возможно никогда не сможет) этого понять. Для пациентов это может оказаться как в песне: «Нельзя всегда получать то, что ты хочешь», но (от терапии) «...ты получаешь то, что хочешь». В то же время промахи аналитика неизбежны, возможно, даже в некотором роде необходимы. Небольшие промахи могут оказаться очень полезными, если их вовремя прорабатывать, кроме того, некоторые промахи связаны с определенными фазами анализа («преобразующие интернализации» Когута)[42]. Важно только, чтобы с самого начала было «достаточно хорошее» удерживание (Винникотт)[43]. Вовлеченность аналитика является решающе важным условием, на основе которого развиваются постепенно все вышеуказанные моменты. Аналитика в этом процессе ведет его контрперенос.
Поразительно трудно найти примеры того, что на самом деле происходит в состояниях контрпереноса. Материал, представленный в третьей главе — это попытка показать феноменологию контрпереноса — контрперенос «изнутри».
В юнгианской психологии (и даже до определенной степени в психоаналитической литературе) напрасными будут поиски развернутого обсуждения такого рода. Например, почти нигде в юнгианской литературе не встретишь личного описания контрпереносного сна, за исключением часто цитируемого сна Юнга о пациентке в башне (Jung, 1937, 1943, 1950, 1961а)[44]. В данном случае Юнг показал пример, которому никто не последовал. При всем своем возможном несовершенстве (описания или аналитической работы), предыдущая глава является наиболее подробным письменным документом, представляющим феноменологию контрпереноса с юнгианской точки зрения[45].
Этот документ, конечно же, представляет личную точку зрения одного юнгианца, и в четвертой главе будет сделана попытка обобщить индивидуальный опыт и дать -теоретические заключения о способе работы, основанном на контрпереносе. Это будет сделано более систематизировано. Сначала будет описана общая теория контрпереноса, а затем — модель работы с ним. В заключение будут обсуждаться проблемы, имеющие наиболее общую значимость.
Использование контрпереноса как терапевтического инструмента претерпевало большие перемены, как в юнгианских, так и в других аналитических кругах. Юнгианские тенденции представлены в литературном обзоре. Похоже, что Юнг, прямо или косвенно, был первым психотерапевтом, указывавшим на позитивный потенциал контрпереноса как аналитической техники. Это дает весьма существенное и очень «юнгианское» дополнение (в смысле наличия перспективной тенденции) к его заслугам в том, что он был первым аналитиком, рекомендовавшим обязательное прохождение учебного анализа для защиты от негативного потенциала контрпереноса.
К сожалению, как было отмечено выше, Юнг уделил этому аспекту анализа не много внимания в своих работах. Однако дефицит исследований в области контрпереноса был замечательным образом восполнен Фордхамом и группой Лондонского Общества Аналитической Психологии. Юнгианцы, интересующиеся процессами контрпереноса, весьма им обязаны. Широкий спектр возможностей, представленных в юнгианском подходе к психике, также позволил появиться другим динамическим подходам, описанным в обзоре. Эти теории не менее важны для юнгианского теоретика контрпереноса.
Подобно большинству других юнгианских авторов, на мои представления о контрпереносе большое влияние оказали психоаналитики. Особенно важна для меня работа Гарольда Сирлза (см Sedgwick, 1993). Очень ценны также идеи Маргарет Литтл и Люсии Тауэр, чьи труды, наряду с работами других женщин-аналитиков, таких как Хайман, Кохен и Вайгерт[46] предшествовали работам Сирлза и Генриха Рекера в начале 50-х годов. Также на меня оказали влияние теории и эмпатический подход к клиенту Когута и Винникота, у которых есть важные положения, касающиеся контрпереноса. Много размышлений у меня вызвали и идеи Лэнгса.
Во всех аналитических школах существует тенденция придавать ценность не просто контрпереносу, а «взаимности» в аналитическом процессе. Своей работой о переносе Юнг, конечно же, первым открыл дверь в данное измерение. Даже Фрейд (чьи случайные упоминания термина, им изобретенного, почти столь же редки, как и у Юнга)[47], возможно, невольно способствовал вниманию к контрпереносу. Настоятельно рекомендуя свою широко известную модель нейтральности «хирурга, который откладывает в сторону все свои чувства, даже сочувствие», Фрейд добавляет:
(Аналитик) должен направлять своё бессознательное, подобно рецептивному органу, к проявляющимся бессознательным процессам пациента, служить телефонной трубкой для посылаемых сигналов. Как трубка переводит вибрации, вызванные звуковыми волнами, обратно в звуковые волны, также и бессознательное врача способно уловить бессознательные процессы пациента, направляющее его ассоциации. (Freud, 1912, р. 122).
Хотя это высказывание больше относится к эмпатии, чем к представлениям Фрейда о контрпереносе, здесь предполагается важность субъективной реакции в качестве источника информации о пациенте.
Между фрейдистами происходили оживленные споры о контрпереносе. Благодаря гибкости позиции Юнга в вопросах техники анализа и обшей невнимательности большинства «классических» юнгианцев к данному вопросу эти споры их меньше затронули. О чем можно только сожалеть, поскольку напряжение вокруг данной проблемы, отражает внутренний конфликт любого аналитика, ориентированного на контрперенос.
Как отмечал Фордхам и другие (1974, p. ix) и как показано в Главе 2 данной книги, постепенно произошел сдвиг от изначального одностороннего фокуса только на переносе к терапевтическому использованию контрпереноса. Нити юнгианских школ контрпереноса соединились в алхимическом союзе — coniunctlo. В данной книге рассматриваются все эти нити с особым вниманием к отдельным аспектам подходов «раненого целителя» и «заклинателя дождя».
Необходимость «невротического» контрпереноса
Вопрос различения «невротического» и «полезного» контрпереноса всегда обладал решающим значением. Очевидно, что данная книга основывается на идее, что контрперенос полезен для терапии. Чтобы использовать его потенциал, первый шаг часто делается в сторону разделения контрпереноса на дискретные единицы, «невротическую» и «полезную». Это естественная и клинически необходимая тенденция; и действительно, важной частью работы является различение того, что принадлежит исключительно бессознательному аналитика и того, что исходит из бессознательного пациента. Примеры случаев в предыдущей главе демонстрируют постоянные усилия аналитика в этом направлении.
Такое разбивание контрпереноса на «хорошие» и «плохие» части (полезные или неполезные), в качестве способа работы с ними, является, однако, несколько искусственным. Сами по себе контрпереносы не являются ни позитивными, ни негативными, они — всего лишь факты и ингредиенты анализа. Так энантиодромия перехода от пренебрежения контрпереносом до признания контрпереноса как жизненно важного феномена привела к этому различению (возможно, ошибочному). Мой опыт, как показано в последней главе, говорит о том, что большинство контрпереносов попадают куда-то в середину спектра невротического — полезного. Обычно они оказываются не «или-или», но «и тем и другим» (или смешанными). Некоторые юнгианцы, такие как Фордхам и Якоби, отмечали это. Целью работы с контрпереносом является, так сказать, сдвинуть его вправо: превратить «невротический» в «полезный». В начале контрпереносы часто возникают в смешанном виде и затем постепенно упорядочиваются, надо надеяться, принося больше ясности.
