Примечание: «Брак–кованная обезьяна!»
Когда в конце шестидесятых прошлого века американский зоолог Десмонд Моррис опубликовал книгу «Голая обезьяна», скандал вышел неимоверный. Да, все мы еще со школьной скамьи знаем, что нашими предками были обезьяны. Но давайте, положа руку на сердце, признаемся себе – хоть спорить с наукой мы и не готовы, но и согласиться с этой околесицей мы тоже не в состоянии. Ну помилуйте – где мы, а где обезьяны, кто мы, а кто – обезьяны?! Это же день и ночь. День и ночь! Чушь!
В общем, сложилась достаточно пикантная ситуация: с Дарвином уже вроде бы никто и не спорит, но, поскольку его теория происхождения человека достаточно умозрительна, а объективных доказательств ей нет никаких, то и принимать ее всерьез тоже нет никакой необходимости. Ну от кого-то произошли… А по умолчанию: нет между человеком и обезьяной промежуточных звеньев – и баста! Они наши бедные–бедные, дальние–дальние родственники…
Но тут появляется Моррис и подробно рассказывает о том, как это превращение зверя в человека случилось. Да, именно он первым предложил связную, непротиворечивую, а главное – вполне правдоподобную историю нашей трансформации из дикой обезьяны в культурного человека. Спросите, как ему это удалось?.. Дедуктивный метод! Он просто задался правильным вопросом – как такое могло случиться, чтобы обезьяна стала голой? Это же противоречит всякой логике выживания! И с этого пункта Моррис стал разматывать ниточку нашего происхождения от обезьяны виток за витком, пока наконец не нашел выход из лабиринта.
Позволю себе опустить долгие и обстоятельные рассуждения ученого о различных перипетиях нашей эволюции. И изложу результаты его расследования в самом сжатом виде…
Единственный эволюционный смысл «наготы» (а такой смысл у наготы должен быть, иначе невозможно, чтобы данный внешний признак закрепился в генах животного) – это определенные выгоды в системе теплообмена. Если допустить, что древнему человеку приходилось много и долго бегать за своей добычей, то способность потеть и таким образом не перегреваться была для него очень кстати. Некоторые племена в Африке и до сих пор так охотятся – сутками гоняют добычу, пока та не умрет от теплового шока. Сами потеют, а дикая лань из-за своей шерсти потеть в должной мере не может, вот и спекается в дороге…
Итак, наш предок, бывший до этого травоядным, стал питаться дичью, за которой ему приходилось долго и мучительно бегать (типичные обезьяны ничего подобного не делают). Но могли ли бегать самки с детенышами? Нет, разумеется. Тем более если учесть, что детеныши у этих самок были почти человеческие, а это значит, что нуждались они в куда большем внимании и уходе, нежели обычные дети обезьян. В общем, мамы в этих «скачках» не участвовали, а за дичью бегали исключительно первобытные мужчины. Первобытные женщины ждали их дома – в пещерах, у первого примитивного «домашнего очага».
Получается – женщины с детьми сидели в пещерах, а мужчины бегали за дичью. Причем эти мужчины, видимо, бегали вместе, бандой. В противном случае надежды загнать дичь у них не было никакой. Парнокопытное нашими зубами не проймешь, а потому надо действовать коллегиально – и загонять, и забивать. Следовательно, заключает Моррис, мужчинам приходилось справляться со своими амбициями и притязаниями на тоталитарную роль в своей группе (именно это и происходит, как правило, у обезьян) и… делить женщин!
Вот, собственно, ради этого пассажа и вспомнил я замечательного Десмонда Морриса. Действительно, если мужчины стали «товарищами», они должны были дать возможность каждому «соплеменнику» продолжить свой род, то есть отказаться от идеи гарема и поделить женщин по–братски. В противном случае они бы просто поубивали друг друга и никакой совместной охоты не вышло бы. Факт!
Но существенно и другое: важно, чтобы женщины, оставаясь в своих пещерах, не думали изменять своим мужчинам, то есть хранили им верность, каждая – своему. Иначе зачем мужчине возвращаться домой, в свою избушку? Зачем печься о своем потомстве и кормить его с его матерью долгие годы, пока оно вырастет и станет самостоятельным? И тут в очередной раз пригодилась первобытному человеку его нагота…
Нет в мире больше животных, которые бы получали такое сексуальное удовольствие от ласк и объятий, от нежных касаний и поглаживаний, от поцелуев и… самого секса. Ни у одного животного нет такого огромного количества эрогенных зон, как у человека, таких эрогенно чувствительных рук, губ, языка. У них, по большому счету, и секса-то нет, а так – одна копуляция.
Секс у животных связан исключительно с репродуктивной функцией – это научный факт. В природе секс случается только по биологической команде – самка готова к оплодотворению, и ее организм начинает источать специальные запахи, которые возбуждают самца. Дальше – встали, приладились, дернулись, и все. У обезьян, например, секс длится всего несколько секунд – 10–15 стремительных фрикций, и все свободны. Самка никогда не испытывает оргазма. Дернулись, и весь разговор, причем на пару лет вперед – пока беременность да вскармливание (в этот период никакого секса). В общем, только когда природа потребует…
У человека же все категорически не так. Нам секс дан как удовольствие, а не как биологическая программа. Мы самые сексуально–чувствительные животные на планете – это абсолютный факт. Человек, согласно данным специальных исследований, каждые десять минут своей жизни думает о сексе или о чем-то, что с ним связано. Каждые десять минут!
Зачем, спросите, природа подарила нам такую кипучую, такую гигантскую сексуальность? Вот и Моррис задался этим вопросом. И ответ здесь может быть только один: такая сексуальность биологически необходима виду, чтобы благодаря возникающей между партнерами сильнейшей эротической привязанности они влюблялись друг в друга и хранили друг другу верность.
И как бы странно, наивно и парадоксально это ни звучало, любовь и сохранение верности партнеру – это то, что позволило обезьяне стать человеком. Если бы природа не научила нас этому, мы бы просто не выжили. Мы не создали бы ни общества, ни культуры, ни нашей цивилизации.
Сексуальность – это то, что призвано крепить наши союзы. Когда же сексуальность начинает их разрушать – это говорит об извращении и деградации нашей уникальной человеческой природы. Так что брак – это нечто вроде физиологической потребности… Не надо с ним бороться.
Вместо введения: Сказка о бессознательном
Был у Фрейда ученик – Карл Гюстав Юнг. Последний, правда, учеником Фрейда себя не признавал, а потом и вовсе разругался с Зигмундом на чем свет стоит. Так что если Фрейд считается у нас основателем «психоанализа», то Юнг назвался автором «аналитической психологии». Вот так одно слово и поделили…
В чем же состоял предмет спора между двумя знаменитыми психотерапевтами? Фрейд утверждал, что глубоко в подсознании человека сидят страшные инстинкты и подавленные влечения. Сверху на них давит общественное мнение, укорененное в нашем собственном сознании. А между ними, как уж на сковородке, крутится–вертится наше с вами личное «Я». Снизу воинствующе бессознательное, сверху репрессивное сознание – ужас и катастрофа. От того, мол, и все неврозы.
Юнг с этим утверждением Фрейда в целом не спорил, но пошел значительно дальше. Он сказал примерно следующее: «Что там бессознательное?! Ерунда! Вот коллективное бессознательное – это весчь!» Но что же это за зверь такой «коллективное бессознательное»? А это некая объединяющая нас всех психическая субстанция, восходящая еще к нашим чуть ли не доисторическим предкам. И там, в этой общей бессознательной субстанции, живут единые для всех людей образы, символы, знаки – Великой Матери, Анимы и Анимуса, Воина, Дракона и т. д. В общем, некие архетипические образы, которые время от времени прорываются наружу и рассказывают нам о себе.
Коллективное бессознательное говорит с нами через творения гениев, через народное творчество – мифы, сказки, сказания ну или, на крайний случай, через бред душевнобольного. Впрочем, гениев и сумасшедших, я так думаю, мы в этот раз особенно трогать не будем. Обойдемся малой кровью… Давайте чуть–чуть о сказках! И потом уже к делу.
С тех пор они счастливо не жили…
Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам – урок. Это всем хорошо известно. И сразу хотелось бы какую-нибудь сказочку в тему – из коллективного бессознательного, чтобы разъяснила она нам все, намекнула, так сказать, в чем тут цимес-то – что в браке не так бывает и что с этим делать, чтоб не угробил он участников данного праздника жизни.
Но тут сразу же и загвоздка: сказок о предсвадебном периоде масса, а о том, что происходит после свадьбы–женитьбы, нет ни одной. По крайней мере, так считается. В свое время я и сам очернял подобным образом русскую сказку, утверждая, что якобы отсутствует в ней теория и практика супружества. Но это не совсем так, если разобраться, поэтому теперь будем эту ложную теорию дезавуировать. Есть такие сказки – про брак после бракосочетания, только смотреть надо пристально.
