достоянием свободного волеизъявления индивидуума. Понятно, что вокруг этого вопроса сосредоточивается немало насущных интересов и сильных эмоций, ибо аффекты, как правило, обнаруживаются именно там, где приспособление к обществу завершилось в наименьшей степени. Более того, сексуальность, как я уже сказал, есть основной инстинкт каждого человеческого существа, чего оказалось вполне достаточно для популярной теории Фрейда, которая все на свете сводит к сексуальности и очерчивает бессознательное как своего рода чулан, где спрятаны все вытесненные и недопустимые детские желания, наряду с более поздними неприемлемыми сексуальными побуждениями. Сколь бы безвкусной ни была эта позиция, мы должны отдать ей должное, если хотим раскрыть все, что Фрейду удалось утрамбовать в понятие сексуальности. Правда, мы быстро понимаем, что Фрейд расширил границы этого понятия далеко за дозволенные пределы, и лучшим обозначением для общей картины, каковую он на самом деле имеет в виду, будет «Эрос» – в старом, философском смысле «Пан-Эроса» [12], который пронизывает всю природу в качестве творческого, созидающего начала. «Сексуальность» же – самое неудачное выражение, какое можно было придумать. Так или иначе, понятие сексуальности сделалось общепринятым, оно приобрело, по-видимому, столь размытые границы, что даже слово «любовь» не всегда удобно использовать как синоним. Однако Фрейд, как можно легко показать на многочисленных отрывках из его трудов, нередко подразумевает «любовь», когда рассуждает о сексуальности.
6 Фрейдистское движение в целом твердо придерживается этой сексуальной теории. Несомненно, не найти сегодня такого непредубежденного мыслителя или исследователя, который не признавал бы исключительной важности сексуальных (или эротических) переживаний и конфликтов. Но попросту невозможно доказать, будто сексуальность является основополагающим инстинктом и деятельным принципом человеческой психики. Напротив, любой непредубежденный ученый признает, что психика представляет собой чрезвычайно сложную структуру. Хотя допустимо рассматривать ее с биологической точки зрения и пытаться объяснить посредством биологических факторов, она ставит перед нами множество иных загадок, для разрешения которых необходимы условия, каковым ни одна наука по отдельности, в том числе биология, не в состоянии соответствовать. Каких бы инстинктов, влечений или побуждений у человека ни находили или ни предполагали найти биологи, сейчас и в будущем, никак нельзя признать столь ограниченный инстинкт как сексуальность в качестве основополагающего объяснения психики. Биология (и наука в целом) миновала стадию увлечения некими единичными проявленными силами – тут сразу вспоминаются старые ученые с их увлеченностью флогистоном и электричеством [13]. Мы научились использовать скромную абстракцию, так называемую энергию, в которой выражаем объяснительный принцип любых количественных изменений.
7 Я убежден, что истинно научная установка в психологии должна в итоге привести к выводу, гласящему, что динамические процессы человеческой психики невозможно свести к той или иной конкретной инстанции, не то мы вновь окажемся на стадии всеобщей одержимости флогистоном. Мы должны признать влечения неотъемлемыми составными частями психики, а затем абстрагировать наш принцип объяснения, выводимый из их взаимосвязи. Поэтому, мне кажется, разумнее выдвигать некую гипотетическую величину, или «энергию», в качестве психологического объяснительного принципа; эту энергию мы называем «либидо» в классическом смысле слова [14], не питая никаких предубеждений относительно ее субстанциальности. С помощью упомянутой величины психодинамические процессы возможно объяснять однозначно и бесспорно, без того неизбежного искажения, каковое обязательно влечет за собой любое конкретное основание объяснения. Иначе, согласно школе Фрейда, которая утверждает, что религиозные чувства или какие-то другие чувства, относящиеся к духовной области, суть «не что иное, как» недопустимые сексуальные желания, вытесненные и впоследствии «сублимированные», мы словно предлагаем физическое объяснение: мол, электричество есть «не что иное, как» поток воды, кем-то купленный и закачанный в турбину. Получается, что электричество – это не что иное, как «культурно деформированный» поток воды; такой довод способно отстаивать, быть может, Общество охраны дикой природы, но он вряд ли приемлем для научного рассуждения. В психологии подобное объяснение уместно только в том случае, если бы удалось доказать, что динамическая основа нашего бытия опирается на сексуальность (в физике это равнозначно утверждению, что только падающая с высоты вода способна производить электричество; в этом случае было бы справедливо заявить, что электричество есть не что иное, как водопад, «передаваемый» по проводам).
8 Итак, если мы отвергаем исключительно сексуальную теорию бессознательного и замещаем ее «энергетическим» воззрением на психику, то нам следует указать, что бессознательное содержит в себе все психическое, не достигшее порога сознания, все то, чему недостает энергетического заряда для поддержания осознанности, или то, чему предстоит быть осознанным в будущем. Тогда мы можем вообразить внутреннее устройство бессознательного. Мы уже выяснили, что там находятся вытесненные содержания, а к ним нужно прибавить все то, что было забыто. Когда что-то забывается, это не означает полного исчезновения; нет, это просто означает, что воспоминание сделалось подсознательным: его энергетический заряд ослабел настолько, что оно больше не может проявляться в сознании; но, выпадая из сознания, оно вовсе не потеряно для бессознательного. Мне наверняка возразят, что мое рассуждение – не более чем façon de parler [15], поэтому поясню свои слова гипотетическим примером. Предположим, есть два человека, один из которых никогда не читал ни одной книги, зато другой прочел целую тысячу. Из памяти обоих мы стираем всякую память о десяти минувших годах, когда первый просто жил, а второй читал свою тысячу книг. Каждый теперь знает столь же мало, как и другой, но все же не составит труда установить, кто из них читал книги и (заметим особо) понял прочитанное. Опыт чтения, пускай давно забытый, оставляет след, по которому легко отыскать предшествующие переживания. Это продолжительное косвенное воздействие объясняется закреплением впечатлений, которые сохраняются в психике даже тогда, когда они уже утратили способность достигать сознания.
9 Помимо того, что забывается, к области бессознательного принадлежат и подсознательные восприятия. Это могут быть чувственные восприятия, возникающие ниже порога сознательного слуха или в периферическом поле зрения, или же апперцепции, под которыми понимается восприятие как эндопсихических, так и внешних процессов.
10 Весь этот материал составляет личное бессознательное индивидуума. Мы называем эту совокупность содержаний личной, поскольку она целиком и полностью состоит из приобретений личного свойства. Следовательно, когда что-либо попадает в бессознательное, оно подхватывается сетью ассоциаций, образованных этим бессознательным материалом. Тогда могут возникать ассоциативные связи высокой степени насыщенности; они перетекают (или поднимаются) в сознание в виде вдохновения, интуиции, «счастливых озарений» и тому подобного.
11 Однако концепция личного бессознательного не позволяет полностью постичь природу бессознательной психики. Будь бессознательное сугубо личным, теоретически возможно было бы проследить все фантазии сумасшедшего до индивидуальных переживаний и впечатлений. Несомненно, бо́льшую часть фантазийного материала удается при анализе свести к личной истории, но встречаются и такие фантазии, корни которых в предыдущей истории
