В книге К. Гольдштейна "Организм" (Goldstein, 1939) хорошо показана направленность на должное в функционировании организма. Поврежденный организм не удовлетворяется тем, чтобы быть тем, что он есть — просто поврежденным. Он борется, добивается чего-то, продвигается к чему-то, он сражается с самим собой, чтобы вновь превратиться в нечто единое. Перестав быть целостным вследствие утраты некоторых возможностей, он пытается восстановить единство, несмотря на эту утрату. Он управляет собой, делает себя, воссоздает себя. Он, несомненно, активен, а не пассивен. Таким образом, гештальтпсихология и организмическая психология восприимчивы не только к тому, что есть, но и к направлению движения (к должному?) — в отличие от характерной для разных видов бихевиоризма слепоты к должному, когда организмы только пассивно "подвергаются" чему-либо, вместо того чтобы также "действовать" и "требовать". С этой точки зрения Э. Фромма, К. Хорни и А. Адлера можно также назвать восприимчивыми и к сущему, и к должному. Иногда я нахожу полезным видеть в так называемых неофрейдистах тех, кто объединил З. Фрейда (который не был достаточно холистичен, ориентирован на целостность) с К. Юльдштейном и гештальтпсихологами, а не просто ушел от З. Фрейда.
Я хотел бы отметить, что многие из этих динамических характеристик фактов, из этих векторных качеств хорошо подпадают под семантическую юрисдикцию слова "ценность". По меньшей мере, они преодолевают дихотомию между фактом и ценностью, привычно и бездумно принимаемую большинством ученых и философов в качестве определяющей характеристики самой науки. Многие определяют науку как морально и этически нейтральную, как ничего не говорящую о целях и о том, что должно быть. Они, таким образом, открывают путь неизбежному выводу: если цели должны прийти откуда-то, а из сферы знания они прийти не могут, то тогда они должны прийти извне.
"Фактичность" порождает "долженствование". От сказанного легко перейти к более объемлющим обобщениям, а именно к тому, что рост качества "фактичности" фактов ведет одновременно к возрастанию "долженствовательного" качества этих фактов. Можно сказать, что "фактичность" генерирует "долженствование".
Факты создают долженствование! Чем глубже нечто видно или познано, чем более истинным и свободным от ошибок становится знание о нем, тем в большей мере оно приобретает "долженствовательное" качество. Чем более "сущим" что-то становится, тем больше в нем становится и "должного", тем больше требований оно выдвигает, тем громче оно "взывает" к определенному действию. Чем яснее нечто воспринимается, тем больше "долженствовательности" оно приобретает, тем лучшим руководством к действию становится.
По сути, это означает следующее: когда нечто является достаточно ясным, определенным, истинным, реальным, несомненным — тогда оно порождает свои собственные требования, свои собственные соответствия. Оно взывает к тем, а не иным действиям. Если мы определяем этику, мораль и ценности как руководства к действию, то следует признать, что легче и лучше всего к наиболее решительным действиям побуждают самые "фактичные" факты; чем они "фактичное", тем лучшим руководством к действию они являются.
Сказанное можно проиллюстрировать на примере сомнительного диагноза. Мы знаем о неуверенности, метаниях и колебаниях, уступчивости, внушаемости и нерешительности молодого психиатра, который, беседуя с пациентом, не вполне уверен, что к чему. Тогда он знакомится со многими другими мнениями, отражающими результаты клинических наблюдений, а также с поддерживающими друг друга результатами целой батареи тестов и, если эти данные совпадают с его собственными впечатлениями и подтверждаются повторной проверкой, он становится абсолютно уверен, например, в том, что его пациент — психопат. В этом случае его поведение меняется весьма существенно в направлении определенности, решительности и уверенности, в направлении точного знания того, что делать, когда и как. Такое чувство определенности вооружает его против несогласий и противоречий, выражаемых родственниками пациента или кем-либо еще, кто думает иначе, чем наш психиатр. Он может преодолевать сопротивление просто потому, что он уверен; иначе говоря, он воспринимает истинное положение дел без всяких сомнений. Это знание дает ему возможность продвигаться вперед вопреки страданиям, которые он может быть вынужден причинять пациенту, вопреки слезам, протестам или враждебности. Вы не боитесь натолкнуться на сопротивление, если вы уверены в себе. Знание, в котором вы уверены, означает уверенное этическое решение. Определенность в диагнозе означает определенность в лечении.
Из своего опыта я могу привести пример того, как моральная уверенность проистекает из фактической определенности. Будучи аспирантом, я проводил исследование гипноза. Существовало университетское правило, согласно которому гипноз был запрещен — на том основании, как я полагаю, что он якобы не существует. Но я был настолько уверен, что он существует (потому что я сам осуществлял его), и настолько убежден, что он представляет собой столбовую дорогу к знанию и необходим для исследования, что стал абсолютным фанатиком этих исследований. Меня самого удивляло отсутствие угрызений совести: я не брезговал тем, чтобы солгать, или украсть что-то, или скрыться. Я просто делал то, что должно было быть сделано, потому что был абсолютно уверен, что это правильно. (Заметим, что слово "правильно" имеет одновременно познавательное и нравственное значение.)[11] Я просто знал лучше, чем другие, и не думал сердиться на этих людей. Я просто считал их несведущими в деле, которое делал, и не обращал на них внимания. (Оставляю здесь в стороне очень трудную проблему неоправданного чувства уверенности в чем-то — это другая проблема.)
Еще один пример: родители слабы, только когда неуверенны; они решительны, сильны и ясны, когда уверены. Если вы точно знаете, что делаете, то не будете мямлей, даже если ваш ребенок плачет, испытывает боль или протестует. Если вы знаете, что должны вытащить из тела ребенка колючку или стрелу или что вы должны резать его, чтобы спасти ребенку жизнь, — то вы в состоянии действовать уверенно и решительно.
Здесь знание приносит уверенность в решении, действии, выборе и тем самым придает руке твердость. Это очень похоже на ситуацию, в которой оказывается хирург или зубной врач. Хирург вскрыв брюшную полость и обнаружив воспаленный аппендикс, знает, что его лучше удалить, поскольку, если он лопнет, это убьет пациента. Вот пример истины, диктующей, что должно быть сделано, пример того, как то, что есть, диктует то, что должно быть.
Все это соотносится с убеждением Сократа, что никто добровольно не предпочтет ложь правде или зло добру. Речь идет о том, что неправильный выбор возможен как следствие невежества. Не только это, но и теория демократии Джефферсона основана на убеждении, что полное знание ведет к правильному действию и что правильное действие невозможно без полного знания.
Восприятие фактов и ценностей самоактуализирующимися людьми. В книге "Мотивация и личность" (Maslow, 1954) я привел данные о том, что самоактуализирующиеся люди, во-первых, очень хорошо воспринимают действительность и истину и, во-вторых, обычно не путают правильные и неправильные поступки и принимают этические решения быстрее и увереннее, чем обычные люди. С тех пор первый результат достаточно часто получал подтверждение; я думаю, что сегодня мы способны понять его лучше, чем это было возможно двадцать лет назад. Второй же вывод остается в какой-то мере загадочным. Конечно, мы сегодня больше знаем о психодинамике психологического здоровья и потому можем чувствовать себя более комфортно с этим результатом; мы более склонны ожидать, что он будет подтвержден как факт в ходе дальнейших исследований.
Контекст нашего нынешнего обсуждения позволяет мне поделиться сильным впечатлением (которое, конечно, должно быть подтверждено другими наблюдателями), состоящим в том, что два названных результата внутренне связаны. То есть, я думаю, что ясное восприятие ценностей частично является следствием ясного восприятия фактов или даже что это одно и то же.
То, что я назвал бытийным познанием, восприятием Бытия, уникальности, внутренней природы индивида или вещи — все это чаще достигается психологически более здоровыми людьми и, по-видимому, является восприятием не только более глубокой "фактичности", но одновременно также и "долженствовательности" объекта. Можно сказать, что "долженствовательность" — это внутренний аспект глубоко воспринимаемой "фактичности"; она сама представляет собой факт, который должен быть воспринят.
Эта "долженствовательность", "требовательный характер" или В "встроенный призыв к действию", по-видимому, оказывает влияние Только на тех людей, которые способны ясно видеть внутреннюю природу того, что они воспринимают. Бытийное познание может вести к нравственной уверенности и решительности точно в том же смысле, в каком высокий коэффициент интеллекта может вести к ясному восприятию сложной совокупности фактов, или примерно в том же смысле, в каком человек, конституционально эстетически восприимчивый, очень ясно видит то, чего не могут видеть люди, страдающие цветовой слепотой. Неважно, что миллион людей, страдающих дальтонизмом, не могут увидеть, что этот плед зеленого цвета. Они могут считать его серым, но это не имеет значения для того, кто ясно, живо и безошибочно воспринимает суть.
