Старший ребенок в семье также имеет четкую характеристику. Прежде всего у него есть такое преимущество, как отличная исходная позиция для психического развития. История признает, что старший сын занимает в семье особо благоприятное положение. У многих народов и во многих классах общества этот привилегированный статус закреплен законом. Например, не подлежит сомнению, что у европейских фермеров сын-первенец знает о своем положении с раннего детства и понимает, что когда-нибудь он унаследует ферму, а потому его положение значительно благоприятнее, нежели у других детей, которые в конце концов должны будут уйти с отцовской фермы. У аристократов наследником родового титула является именно старший сын. Даже в семьях более скромного происхождения обычно считается, что старший ребенок наделен достаточными способностями и здравым смыслом, чтобы быть хорошим помощником родителям. Мы видим, как лестно для ребенка то, что окружающие постоянно дают ему ответственные поручения. Мы можем представить себе, что он мыслит примерно следующим образом: «Я старше, больше, сильнее остальных и значит, — я также должен быть умнее их». Если его развитие в этом направлении идет без помех, у него в конечном счете сформируется характер стража закона и порядка. Такие люди безусловно очень высоко ценят власть. Это относится не только к их личной власти; это также оказывает влияние на их оценку власти вообще. Власть — это понятие, которое для старшего ребенка является чем-то само собой разумеющимся, чем-то важным, что должно почитать. Неудивительно, что такие индивидуумы отличаются консерватизмом.
Стремление к власти для второго ребенка тоже имеет особый оттенок. Вторые дети всегда находятся под гнетом и борются за превосходство; по их действиям легко заключить, что они относятся к жизни как к гонкам и это определяет цель их жизни. Тот факт, что впереди него находится кто-то, уже получивший власть, является для второго ребенка мощным раздражителем. Если он способен развить свой потенциал и нагнать первенца, он обычно будет продвигаться вперед огромными шагами, в то время как первенец, уже обладающий властью, считает свое положение относительно устойчивым, пока второй ребенок не угрожает его обогнать. Эта ситуация также очень живо описана в библейской легенде об Исаве и Иакове. В этом сказании между братьями идет жестокая битва — не столько за реальную власть, сколько за внешние атрибуты власти. В подобных случаях второй ребенок продолжает бескомпромиссную борьбу до тех пор, пока цель не будет достигнута и первенец превзойден или пока битва не будет проиграна и не начнется отступление, признаком которого зачастую являются нервные расстройства. Социальная установка второго ребенка подобна социальной зависти низших классов общества. Доминирующая нота в ней основана на том, что его презирают и им пренебрегают. Второй ребенок может поставить перед собой такую высокую цель, что будет страдать всю жизнь и лишится душевного покоя, преследуя иллюзорную и недостижимую цель.
Единственный ребенок, безусловно, находится в очень специфической ситуации. Он полностью отдан на милость своего воспитания. Его родители, если можно так выразиться, не имеют выбора; все свое внимание они сосредоточивают на единственном ребенке. Он становится чрезвычайно зависимым, всегда ждет, чтобы кто-нибудь указал ему путь, и постоянно ищет поддержки. Балуемый в течение всей жизни, он совершенно не привык к трудностям, поскольку кто-то всегда расчищал перед ним дорогу. Будучи постоянно центром внимания, он очень легко может возомнить, что он и в самом деле чрезвычайно ценная особа. Его положение настолько затруднительно, что он почти наверняка усвоит себе какие-то неправильные взгляды на жизнь. Если родители понимают опасности его положения, они, разумеется, могут предотвратить многие из них, однако в лучшем случае это остается сложной проблемой.
Зачастую родители «единственных» детей — необычайно благочестивые люди, которым жизнь кажется наполненной опасностями и соблазнами. Поэтому они обращаются со своим ребенком с преувеличенной заботой и вниманием. Ребенок, в свою очередь, истолковывает их заботу и предостережения как способ оказывать на них дополнительное давление. Наконец, из-за их постоянного внимания к его здоровью и безопасности мир начинает ему казаться очень враждебным. У него может возникнуть постоянный страх перед трудностями, к которым он подходит с неохотой, поскольку видел в жизни только приятное. У таких детей возникают затруднения с любой независимой деятельностью, и рано или поздно они оказываются неприспособленными к жизни. На жизненном пути им не миновать катастроф. Они подобны паразитам, которые ничего не делают, а лишь наслаждаются жизнью, пока кто-то другой заботится об их нуждах.
В состязании между несколькими братьями и сестрами возможны различные комбинации; поэтому оценка каждого случая индивидуально становится чрезвычайно затруднительной. В ситуации, когда среди нескольких девочек растет единственный мальчик, женское влияние может доминировать в семье настолько, что мальчик, особенно если он самый младший, оказывается оттесненным на задний план и окруженным фалангой женщин. Его стремление к самоутверждению встречается с большими проблемами. Находясь во враждебном окружении, он не может твердо рассчитывать ни на одну привилегию из тех, которые в нашей непросвещенной мужской цивилизации предоставлены любому лицу мужского пола. Постоянная неустроенность и невозможность оценить свои человеческие качества становятся его наиболее характерными чертами. Женская часть семьи может его настолько запугать, что он начинает считать мужчин людьми второго сорта. С одной стороны, имеется большая вероятность того, что его мужество и уверенность в себе будут подавлены; однако, с другой стороны, раздражитель может оказаться таким сильным, что мальчик мобилизуется и многого достигнет. Обе реакции вытекают из одной и той же ситуации, и лишь сопутствующие обстоятельства определяют, что выйдет из таких мальчиков.
Таким образом, мы видим, какое влияние может оказывать положение ребенка в семье на его врожденный психический и интеллектуальный багаж. Этот факт выбивает у всех теорий наследственности, которые столь вредны для педагогики, почву из-под ног. Несомненно, имеются случаи, демонстрирующие наличие наследственных влияний, — например, у ребенка, растущего вдалеке от родителей, могут появляться некие «семейные» черты характера. Однако причину этого будет легче понять, если мы вспомним, как жестко обусловлены некоторые дефекты психического развития ребенка наследственными физическими недостатками. Представим себе ребенка, который родился физически слабым и стал от этого беспокойным и скованным. Если его отец появился на свет с тем же недостатком и вступал в жизнь тем же путем, неудивительно, что ребенок совершает аналогичные ошибки и у него развились аналогичные черты характера. Если взглянуть на теорию наследования приобретенных признаков с этой точки зрения, нам станет ясно, что ее фактические основы очень шатки.
Исходя из описаний, данных нами ранее, мы можем заключить: каким бы отрицательным влияниям не подвергался ребенок в ходе своего развития, наиболее серьезные последствия влечет за собой его желание господствовать над себе подобными, стремление к личной власти, которая даст ему преимущества по сравнению с ними. В нашей культуре он практически обречен развиваться по определенному образцу. Если мы хотим предотвратить такое порочное развитие, нам необходимо знать и понимать возникающие перед ним трудности. Есть лишь одна основополагающая позиция, которая поможет нам преодолеть все эти трудности; это позиция развития социального чувства. Если ребенку привито социальное чувство, никакие встреченные им препятствия не повредят его развитию. Однако поскольку в нашей культуре возможности для развития социального чувства относительно ограничены, встреченные ребенком препятствия могут сыграть в его жизни важную и, возможно, пагубную роль.
Стоит нам это понять, и нас уже не удивит, почему множество людей посвящают всю свою жизнь борьбе, между тем как другим жизнь представляется юдолью слез. Мы должны понять, что эти люди — жертвы своего психического развития, которое пошло по ложному пути с тем плачевным результатом, что все их отношение к жизни сформировалось неправильно.
Мы, таким образом, должны оценивать себе подобных с чрезвычайной осторожностью и прежде всего никогда не позволять себе давать какие-либо моральные оценки, оценки, касающиеся нравственной ценности того или иного человеческого существа. Напротив, мы должны пользоваться нашими знаниями на благо общества. Мы должны подходить к заблуждающимся и обманутым людям с сочувствием, поскольку мы гораздо яснее их понимаем, что происходит внутри них. На основе наших открытий возникают новые важные взгляды на педагогику. Сама возможность распознать источник заблуждений дает нам в руки множество мощных орудий для улучшения ситуаций. Анализируя структуру и развитие психики любого человека, мы можем не только понять его прошлое, но также строить обоснованные предположения относительно его будущего. Так наша наука дает нам некоторое представление о том, что реально представляет собой тот или иной человек. Он становится для нас живым существом, а не просто картонной марионеткой. Следовательно, мы способны ощущать его человеческую ценность гораздо более полно и осмысленно, чем это характерно для нашей эпохи.
