Когда я прошу своих пациентов бить по кровати кулаками или теннисной ракеткой, то результатом часто становится не гнев, а именно ярость. Вначале они, как правило, не проявляют особой охоты вкладывать хоть какое-нибудь чувство в свои удары, которые в это время не столько слабы, сколько бессильны. Но, постепенно втягиваясь и увлекаясь, они начинают наносить удары с такой энергией и скоростью, словно хотят кого-то уничтожить или даже убить. Подобные действия носят истерический характер в том смысле, что они не интегрированы с эго и, скорее всего, малоэффективны. Когда я спрашиваю, чем вызван их гнев или против кого он направлен, то мне часто отвечают, что не знают этого. Следовательно, такого рода удары, невзирая на их силу, обладают незначительной ценностью с точки зрения дальнейшего терапевтического процесса открытия самого себя, но они нужны для разрядки хоть какой-то части скопившегося бешенства. Эти действия носят характер катарсиса и образуют собой своего рода предохранительный клапан, позволяя человеку «спустить пар». По мере продвижения процесса терапии — как его аналитической, так и физической стороны — пациент начнет доходить до подлинных причин своей ярости, его удары будут становиться более сфокусированными и он почувствует свой гнев по-настоящему. Сопровождение ударов произнесением подходящих слов делает указанное действие синтонным по отношению к эго. Это слово, которое так похоже на слово «синхронный», означает, что чувство гнева и действие по его выражению созвучны и соответствуют друг другу, они настроены в резонанс и способствуют развитию у данного индивидуума ощущения собственного Я. Слишком часто сильная эмоциональная реакция рассматривается человеком как потеря своего Я и как потеря самоконтроля. Каждый пациент, с которым мне доводилось работать, не единожды бывал больно задет и унижен до такой степени, что слова «я когда-нибудь убью тебя» звучали в его устах в каком-то смысле оправданно. В то же самое время пациент, произнося их, полностью осознает, что он никогда не приведет свою угрозу в исполнение. Это выражение просто служит указанием на то, насколько интенсивно испытываемое им в данный момент чувство гнева.
Еще более мощной степенью гнева — после ярости — является бешенство. Слова «я в бешенстве» или «я взбешен» выражают крайнюю стадию чувства гнева, которую может символизировать ураганный смерч или торнадо, сметающий все, что попадается на его пути. Одна из моих пациенток видела сон, в котором она почувствовала, как внутри нее вздымается ветер, отрывающий ее от земли. При этом она также ощутила, что щеки у нее надулись от этого ветра, как это бывает на виденных всеми нами картинках с изображением сурового северного ветра, который изо всех сил дует холодом. Паря над землей, моя пациентка энергично размахивала руками, угрожая кое-кому из людей, с которыми в то время жила в одной комнате. Я интерпретировал этот сон как нарастающий ветер, который тем не менее никогда не разойдется по-настоящему, никогда не станет смерчем. Эта пациентка, которую я назову Сьюзен, была просто в ужасе от своей убийственной, бешеной ярости. Для разрядки гнева она многократно занималась нанесением ударов по кровати, но никогда не ощущала должного удовлетворения. Однажды, в очередной раз круша кровать со словами «я когда-нибудь убью тебя», адресованными отцу, она вдруг застыла на непродолжительное время в кататоническом ступоре, не будучи способной шевельнуть ни единым мускулом. Несколькими годами раньше совсем другая пациентка сообщала, что она однажды испытала подобную кататоническую реакцию, когда с ножом в руке подкралась сзади к своему брату, намереваясь убить его. Она рассказала, что какая-то неведомая сила остановила ее, после чего она выбежала в соседнюю комнату, где в остолбеневшем, кататоническом состоянии простояла совершенно неподвижно почти полчаса. Я понял тогда, что такая кататоническая реакция служила последней линией защиты против действенного проявления того смертоносного побуждения, которое вспыхнуло в этой особе. Что касается Сьюзен, то она рассказывала мне много раз, что всю ее переполняла ненависть и что часто она испытывала жесточайший гнев, но никогда не могла выразить эти чувства. Ее тело характеризовалось своеобразной замороженностью, которую она сама воспринимала как онемение.
Такое замороженное состояние представляет собой физическую сторону ненависти. Мы с неподдельной глубиной ненавидим только тех, кого когда-то столь же глубоко любили, но кто, по нашему мнению, предал нас. Однако ненависть может проецироваться (иными словами, переноситься) и на тех, с кем у нас не было особой близости или иных личных отношений. Взаимоотношения Сьюзен с ее отцом являли собой смесь любви и ненависти. В ходе нашей терапии она осознала, что отец был сексуально увлечен ею еще с тех времен, когда она была совсем ребенком. Хотя в ее памяти не сохранился никакой отцовский поступок, связанный с сексуальным злоупотреблением, она стала понимать, что тот с первых детских лет смотрел на нее как на сексуальный объект. Даже когда она повзрослела, отец регулярно пытался как-нибудь прижаться к ней своим телом, когда она приходила в гости в его дом. Сьюзен считала отца любителем совращать женщин и сексуально озабоченным человеком с легкой манией на этой почве, но полагала, что он одновременно презирает всякую девушку или женщину, которая сколько-нибудь открыто проявляет любые сексуальные чувства. В результате отцовского поведения и своего католического воспитания Сьюзен стыдилась собственного тела и впадала в ужасное смущение из-за любых своих сексуальных проявлений. Она не могла позволить, чтобы в ней развилось хоть какое-нибудь сексуальное чувство по отношению к любому мужчине и уж тем более чтобы оно как-то проявилось вовне. Как следствие, она находилась в депрессии и не могла мобилизовать себя на то, чтобы заняться чем-либо приятным и доставляющим удовольствие. По субботам и воскресеньям Сьюзен предпочитала проводить основную часть дня в постели. Понадобилось несколько лет терапии, чтобы эта женщина выразила вслух мысль о невозможности своего дальнейшего пребывания в нынешнем состоянии, которое может в конечном итоге привести к тому, что она покончит с собой. Такое заявление являлось отходом от ее убийственной ненависти по отношению к самой себе.
Если человек заморожен, то подобное состояние можно изменить только с помощью горячего, даже жаркого чувства, конкретно — посредством гнева. Ярость, в противоположность гневу, — чувство холодное, недаром так и говорится: «с холодной яростью». От испытываемого гнева человек, по мере того как возбуждение поднимается по телу вверх, может почувствовать в голове совершенно натуральный жар. Голова у него начинает гореть из-за того, что к ней интенсивно приливает кровь, и это явление может привести к тому, что и лицо у него становится красным или даже алым. Гнев представляет собой положительную жизненную силу, которая обладает сильными оздоравливающими свойствами. У меня был в жизни такой эпизод, когда испытанный мною довольно сильный гнев привел к моментальному исчезновению мучившего меня в течение нескольких месяцев болезненного состояния, связанного с седалищным нервом. Я неоднократно наблюдал подобное и у своих пациентов. Аналогично, тот сон Сьюзен, с которого я начал свой рассказ о ней, оказал на нее благотворное воздействие. Хотя в ее случае явно выраженные, грубые сексуальные злоупотребления со стороны отца отсутствовали, постоянный психологический груз собственной женственности был для нее настоящей пыткой, и ей удавалось выжить только благодаря тому, что она заставила себя онеметь и «отсекла» все свои чувства. Любое сильное чувство могло опрокинуть ее уязвимое эго. Рассказывая свой сон о вздымавшемся в ней вихре, она упомянула и о возникшей у нее в тот момент или чуть позже мысли, что это был какой-то перелом. Впервые она позволила своему гневу захватить себя и при этом вовсе не испытывала ни капельки ужаса, пока он носил ее над землей. В следующем после этого сна сеансе Сьюзен сумела рассказать мне, насколько высоко она ценит мое терпение и поддержку на протяжении всех тех долгих лет, когда терапия была почти безуспешной. Смогла она рассказать и о том, какие теплые чувства испытывает ко мне. А ведь до этого она была слишком холодной и занемевшей, чтобы позволить подобным чувствам развиться, и слишком запуганной и уязвимой, чтобы выразить их.
Следует настоятельно подчеркнуть, что цель терапии состоит в восстановлении способности индивида чувствовать и выражать свой гнев, который является естественной реакцией в ситуациях, когда целостность или же свобода человека страдает или подвергается угрозе. Все дети обладают этой естественной способностью защитить свою целостность и свободу. К сожалению, современные житейские обстоятельства зачастую заставляют родителей возбранять спонтанные детские импульсы и устремления, что провоцирует у ребенка гнев. Малыш может замахнуться на родителя, но, хотя безвредность такого действия или даже последовавшего за ним удара бесспорна, найдется совсем не так много родителей, которые отнесутся к подобному поведению своего отпрыска терпимо, не говоря уже о его одобрении. Большинство родителей принудительно ограничивают проявления детского гнева, а многие еще и накажут своего ребенка за такие поступки, которые сочтут неподобающим поведением с его стороны. Располагая почти беспредельной властью, которую дает родителям полная зависимость детей от них, взрослые, конечно же, в состоянии заставить ребенка подавить свой гнев. Однако этот вариант родительского поведения — самый неудачный, поскольку ребенок, боящийся выразить гнев по адресу родителей, вырастает в искалеченного взрослого. Ведь подавленный гнев никуда не исчезает. Дети станут направлять запрещенный родителями импульс гнева против меньших детей, умышленно причиняя им вред. Ничем не лучше ситуация, когда ребенок, гнев которого подавлялся, становится взрослым и начинает вымещать накопленное на собственных детях, которые беспомощны — в той же мере, как когда-то был беспомощен их нынешний суровый родитель.
