Сегодняшний мир кажется настолько непредсказуемым, что мы порой не уверены даже в завтрашнем дне, не то, что в том, каким он будет через 3–4 года. Обанкротятся ли страны еврозоны? Начнется ли большая война на Ближнем Востоке? Ждут ли нашу страну масштабные акции протеста против власти? Закатится ли, наконец, империя доллара? Дать ответы на эти вопросы очень сложно, но от них зависит слишком многое, чтобы не попытаться увидеть хотя бы основные механизмы и логики, которые приведут к тому или иному исходу. Поэтому «Свободная пресса» начинает цикл статей, основанных на интервью с известными российскими экспертами и посвященных ответу на один масштабный вопрос: «Каким будет мир вокруг нас в 2015 году?».
О своем видении ближайших перспектив рассказывает Главный редактор еженедельного журнала «Однако» и ведущий одноименной передачи на Первом канале Михаил Леонтьев.
— Я думаю, что прогноз на следующие пять лет по общей ситуации во всем мире связан с крайней неустойчивостью всей сложившейся системы связей и взаимоотношений: Евросоюз и прочие международные организации будут подвергаться очень большому расшатыванию, эрозии и т. д. Существующая сегодня система контроля и влияния будет разрушаться, и создаваться какие-то новые склейки. Здесь что-то прогнозировать очень сложно, можно экстраполировать какую-то волю, и это, скорее, вопрос не расчета, а конкретного действия.
То, что мы видим сегодня, является очень типичной фазой технологического перехода, мир видел ее уже много раз: сначала у вас появляется новая доминирующая в мире сила вокруг разрушенной старой экономики, эффективность которой падает. Эта новая сила, которая раньше была периферийной, теперь растет и становится дико конкурентоспособной, начинает завоевывать себе место. В тот момент, когда она становится мощной, но ресурс этого скачка начинает исчерпываться, у нее падает продуктивность капитала. Это падение компенсируется экономикой масштаба, т. е. начинается экспансия. И это тот момент, когда доминант чувствует свое нечеловеческое величие. Проблема в том, что экономике масштаба свойственно достигать неких пределов — либо это пределы земного шара, как в случае с американцами, либо это пределы сопротивления каких-то других игроков из-за того, что в определенный момент плотность вырастает настолько, что вы дальше двигаться уже не можете. И тогда вы начинаете эмиссию. Вы же самый великий и могущественный — вам все дают в долг. После экономики реальных масштабов, начинается экономика фиктивных масштабов — надувается пузырь. Потом он лопается, но в момент, когда он лопнет, уже где-то должны зародиться новые доминанты. Где они будут, сказать очень трудно, но есть ощущение, что Америка имеет возможность сохранить себя как экономика будущего, но уже не во всемирном масштабе.
«СП»: — То есть в основе предстоящих изменений будет лежать кризис?
— Да, дикий рост различных проблем пойдет по принципу домино. Дело в том, что экономические проблемы, которые формально можно просчитывать, никогда не решаются в сфере чистой экономики. В определенный момент экономические проблемы начинают сублимироваться в социальные, политические, в военно-политические и т. д. Избитая фраза о том, что из Великой депрессии мы вышли с помощью Второй мировой войны, отражает истину. Поэтому мы никогда не имеем в экономике чистого эксперимента, иначе она была бы точной наукой.
Нынешние финансовые дисбалансы будут проявляться во всем. Это приведет к распаду порченных валют, а если экономические системы будут разрушены, то понадобится какой-то фундаментальный якорь, которым может стать введение золотого стандарта в той или иной форме. Это будет некий процесс деглобализации, когда основные мировые игроки расходятся по своим цивилизационным зонам, где доминирует одна страна, одна культура и одна валюта.
«СП»: — Путин сможет построить у нас такую зону?
— Во всяком случае, на словах это заявлено. Сможет ли? Строить должен не Путин, это должна делать вся Россия, а он один сможет вряд ли. В конце концов, такие вещи строятся не без силовых элементов, но, в первую очередь, на внутренней воле. В кризис выживают только государства, а государство это такое образование, где люди живут не по расчету, т. к. если вы живете по расчету, то в кризис вы по расчету же начинаете расходиться. Поэтому это должна быть внутренняя воля.
«СП»: — Значит, должны быть даны какие-то смыслы, идеология?
— Да, должны быть смыслы.
«СП»: — Удастся ли все-таки втянуть в нашу экономическую зону Украину?
— Если политика России, направленная на евразийскую интеграцию, будет серьезной, последовательной и мощной, если она будет подкрепляться вытекающими отсюда мерами в экономике и всех остальных смежных сферах, то Украина никуда не денется: она будет втянута в эту орбиту. Ответ на вопрос «целиком или частями?» зависит от общей ситуации как в самой Украине, так и во всем мире.
«СП»: — К 2015 году ЕС в нынешнем виде сохранится?
— Даже если внешняя конфигурация и будет сохраняться, то содержание, конечно, будет совершенно иное. Уже совершенно очевидно, что Италию Евросоюз не вытащит — ее невозможно вытащить, она его утопит. То есть либо они будут «сбрасывать балласт», что приведет к эффекту домино, либо Германия сама соскочит, после чего существование всей этой структуры потеряет смысл — она, извините меня, превратится в СНГ. Здесь можно гадать, что произойдет раньше.
На самом деле разговоры о том, что можно сохранить еврозону в рамках ядра (Германия и Франция — прим. «СП») нереалистичны, потому что тогда это просто не имеет смысла делать: немцам нужен большой европейский рынок — они являются его бенефициарами. Огромный объем немецкого высокотехнологичного экспорта определяется тем, что Германия имеет для себя рынок Европы как базовый. Если это преимущество исчезает, тогда нет никакого смысла отказываться от личного суверенитета, учитывая, что дойчмарка всегда была наиболее сильной валютой Европы. Зачем тогда обременение? Ради чего? Поэтому я не вижу перспектив Евросоюза.
Вообще сегодняшний Евросоюз в какой-то степени является формой реванша Германии за катастрофу XX века. То, что можно условно назвать Четвертым рейхом. Такой красивый, элегантный, политкорректный, мягкий, политически очень сильно дезакцентированный Четвертый рейх. Это геополитическая идея, это идея ощущения Германией себя в Европе, которая реализована под крышей бывшего геополитического противника — Соединенных Штатов. Понятно, что в биполярном мире идея европейской интеграции была вписана в стратегию Холодной войны — это был ответ советской интеграции, который просто не мог не быть сформулирован, потому что отвечать-то как-то надо. Это также вопрос культурно-психологической реабилитации: Германия в мире и гармонии со всеми своими соседями.
Но здесь есть еще один очень важный момент: немцы не хотят печатать деньги. Они все равно их подпечатывают, но не напрямую, и они не пытаются заливать ими кризис, как американцы. Надо думать, что если они не решатся просто отказаться от еврозоны, они вынуждены будут это делать, потому что другого выхода нет. Но это тоже путь к разрушению еврозоны, только более длинный и более мягкий, так же, как и американская эмиссия является путем к разрушению зоны доллара. Потому что в определенный момент, когда ваша валюта выходит за рамки каких-то качественных параметров, доверие к ней начинает падать.
Если вы его понижаете системно, то результат предопределен. Вопрос только в том, быстро или медленно. Вся разница между Америкой и Европой состоит в том, что первая имеет гораздо большие проблемы фундаментального характера, но при этом имеет инструмент их текущего откладывания и смягчения в виде широкомасштабной эмиссии валюты, которая в нынешней конфигурации мира является валютой мировой доминанты. Поэтому чем сильнее давит кризис, тем сильнее спрос на доллар, что мы и видим на протяжении последних нескольких лет. В тот момент, когда это будет уже не так, это будет уже не кризис. Это будет другое слово, которое при детях не произносится. Это означает «С вещами на выход». Я хочу заметить, что выход из кризиса будет выглядеть гораздо хуже кризиса. Если кто-то думает, что выход из него будет прорывом в светлое будущее, то ничего там светлого нет.
— Что касается будущего Америки, то здесь необходимо учитывать, что она более всего склонна сублимировать свои проблемы в виде проекции силы, а социально-политическую и военно-политическую сферы трудно прогнозировать. Силы у США пока есть: накопленных военных бюджетов хватит еще надолго, но возможности уже не те.
