Результаты исследования Чалдини поразительны. Оказывается, по его мнению, поводов к конформизму существует гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
Это не просто пример того, как быть замеченным в тесте «Найди лишнее слово» (часть теста IQ). Вовсе нет. Все гораздо глубже. В нас, похоже, действительно генетически заложено нежелание «портить другим вечеринку».
Но у этого исследования есть и другая задача, более серьезная – предположить, что определенные виды влияния проникают столь глубоко, что могут затрагивать даже наше восприятие. И весьма существенно. К тому же это помрачающее ум влияние является прерогативой отнюдь не правящей элиты, сильных мира сего, этих парней на самом верху, а совсем другого социального слоя.
Меньшинства. Неимущих. Аутсайдеров. Тех, кто «видит мир по-иному».
В 1980 г. французский социальный психолог Серж Московичи провел исследование, из-за которого многие ученые по сей день чешут в затылке. Он намеревался проверить свою «генетическую» теорию о социальном влиянии: что коренные окончательные перемены в обществе идут снизу вверх, а не наоборот. И добился цели. Проблема лишь в том, что никому не удалось повторить этот эксперимент.
Теория Московичи строится на модели «двойного процесса» социального влияния – идее, что влияние меньшинства отличается от влияния большинства не только количественно, но и качественно. Меньшинство, по мнению Московичи, действует завуалированно, через переструктурирование мнений и когнитивную гражданскую войну. У большинства же, как показал Аш, образ действия совершенно иной: его притязания на убедительность состоят не в том, чтобы заставить нас усомниться в существующем положении вещей, а просто принять его.
Сама проверка теории Московичи уже была немалым подвигом. В его парадигме речь шла о потрясениях, идущих через социальный канал. Как и в когнитивной психологии, где эксперты предположили наличие (на некоторых уровнях) определенного неврологического механизма, что могло бы обоснованно подкрепить выводы Московичи.
В основе эксперимента лежали остаточные образы – те фантомные оттенки, которые плавают у нас перед глазами всякий раз, когда мы слишком пристально всматриваемся в какой-нибудь цвет. А точнее – негатив остаточного образа, отличающийся от оригинала оттенком или сиянием.
Остаются эти образы неизменными, как диктуют законы восприятия? Или же – в правильных руках – они подвержены влиянию?
Исследование можно разделить на два общих этапа. На этапе № 1, подготовительном, участникам на несколько секунд показали серию голубых слайдов и попросили поочередно записать их цвет. После «визуальной детоксикации» на фоне простого белого экрана эти слайды показали снова и попросили указать цвет уже остаточного образа по шкале с девятью цветовыми делениями – от желто-оранжевого (остаточный образ голубого) до розово-фиолетового (остаточный образ зеленого).
После этого предварительного этапа Московичи разделил участников на две группы. Одной группе сказали, что точное количество предыдущих испытуемых (18,2 %) воспринимали слайды как зеленые, в то время как остальные (81,8 %) видели голубые.
Другой группе сказали наоборот. Что 81,8 % воспринимали слайды как зеленые, в то время как остальные… ну, вы поняли – голубые. Полная ерунда, но – посмотрите-ка! – этого достаточно, чтобы в голове у участников зафиксировалась ситуация «меньшинства» и «большинства».
Когда с формальностями покончили, началась настоящая потеха. Теперь обеим группам участников показали другую серию слайдов – на этот раз из 15, все того же голубого цвета, как и вначале, – и попросили после каждого показа называть цвет вслух. Так начался этап № 2 – «фаза влияния».
Но тут был подвох.
На сей раз к испытуемым присоединился человек, который после каждого показа говорил «ЗЕЛЕНЫЙ». Все серьезно. Никаких двух мнений. «ЗЕЛЕНЫЙ».
Но это не все. Теперь, назвав цвет каждого из 15 слайдов, участники должны были указывать и цвет каждого остаточного образа – по той же цветовой шкале с девятью делениями. Действительно ли меньшинство отреагировало не так, как большинство? Продемонстрировало ли оно более глубокие, устойчивые, конструктивные изменения во мнении: инако-, а не единомыслие? Разгадка заключалась в остаточных образах.
Если теория Московичи верна, то остаточные образы из «подготовительного» этапа № 1 под влиянием меньшинства должны были на этапе № 2[35] переместиться в розово-фиолетовую сторону спектра (остаточный образ зеленого).
Последовательное, согласованное инакомыслие меньшинства, как утверждал Московичи, заставляло людей задумываться. Особенно – и это важно, – если не затрагивались ничьи кровные интересы. Это заставило их серьезно задуматься.
Почему возникает разногласие? Почему участники не видят очевидного? Если для них нет в этом никакой корысти – а ее, похоже, нет, – должны же у их действий быть какие-то причины, не правда ли? Должно же что-то возникать. Может, правы они. Может – я. Может, слайд и в самом деле зеленый…
Однако относительно тех, кто подвергся влиянию большинства (в данном случае – тех участников, которым сказали, что 81,8 % предыдущих испытуемых видели зеленые слайды, а 18,2 % – голубые), нельзя было предсказать, что они изменят свое мнение о цвете остаточного образа. Большинство, как вы помните, в отличие от меньшинства, «копнуло неглубоко». Участники, как рассуждал Московичи, отлично могли бы согласиться с большинством на поверхностном уровне. Во всеуслышание объявить, что – да, слайды зеленые. Но, по секрету, они бы это сделали лишь в целях социального самосохранения, и это была бы совершенно другая история. В глубине души они действительно не верили бы тому, что говорили. Конечно, нет.
Рис. 5.2. Средние показатели по остаточным образам. Более высокие показатели означают изменение в сторону ЗЕЛЕНОГО (по материалам «Moscovici & Personnaz», 1980)
Все было в точности, как и предсказывал Московичи: когда человек, представляющий мнение меньшинства, называл зеленый[36], определение цвета остаточных изображений начинало смещаться к фиолетовому краю спектра, что свидетельствовало о реальных изменениях в восприятии. Нелегких, скрытых когнитивных изменений. И это несмотря на то что, как и предполагалось, влияние меньшинства на ответы участников (высказываемые вслух, при других участниках) оказалось незначительным.
Для сравнения посмотрите, что происходило в группе большинства (тех, кому сказали, что 81,8 % предыдущих испытуемых видели зеленые слайды). Разумеется, когда участники называли цвет слайдов вслух, человек, представлявший мнение большинства, выиграл у коллеги из меньшинства. Но с глазу на глаз все было совершенно по-другому. Здесь восприятие остаточного образа фактически сместилось к противоположному от фиолетового краю. К желто-оранжевому.
Меньшинство «с влиянием»? Похоже, именно так.
Как оказалось, результаты Московичи повторить крайне трудно. Но не невозможно. В настоящее время модель «двойного процесса» влияния группы имеет серьезные обоснования. И уже в научных кругах это общепринятый факт: в отличие от того, как действует конформизм, меньшинство стремится со своим мнением «забраться поглубже под черепушку». Там, если оно удержится и будет воспринято как истинное, то может отсечь прежние, давно упрочившиеся воззрения – те, которые мы считаем само собой разумеющимися, – и вынудить нас усомниться в истинной природе действительности.
Сегодня мы можем только предполагать. Но именно это – или что-то очень похожее – возможно, произошло с Шехзадом Танвиром и его напарниками и привело к взрывам в Лондоне. И с последователями преподобного Джима Джонса. Или, если поразмыслить, это было некое сочетание и группового воздействия меньшинства, и – большинства.
С одной стороны, вполне возможно, что эффекты радикализации меньшинством действительно изменили взгляд Танвира и его сообщников на мир. Не только метафорически, но и неврологически, глубоко в мозгу. С другой стороны, не менее вероятно, что вынужденная преданность под давлением среды – чувство сопричастности и единения – воздействовали на них совершенно по-иному: они накрепко привязали их неразрывными, гибельными узами к стезе смерти, с которой им было просто невозможно сойти.
Впрочем, действовала не только сила группы. Когда в этих людях начал укореняться эффект радикализации, они открылись множеству вирусов убеждения: предвзятости подтверждения, например (склонности искать доказательства, которые подтверждали бы, а не опровергали их предположения) – свойственной всем нам, а не только тем, кто наиболее подвержен промыванию мозгов.
