Отнесение органов и поведенческих особенностей к гомологичным или аналогичным — дело часто непростое и дискуссионное, и именно здесь проходит одна из «линий фронтов» в дебатах между сторонниками и противниками человеческой инстинктивности.
АНТРОПОМОРФИЗМ — буквально «по форме человека» — неоправданное наделение животных, и даже неживых объектов (напр. Солнца), человеческими качествами; главным образом — человеческими потребностями. Антропоморфны, например, многие религии, для которых характерно приписывание животным и прочим предметам человеческих качеств.
А зря! Ведь такое сходство является одним из основных доводов в пользу врождённости того или иного поведения человека. Благо наибольшее сходство наблюдается с эволюционными родственниками человека, его соседями по эволюционному древу. Но интерпретировать такое сходство можно по-разному: можно полагать, что это сходство сугубо поверхностно — «внутри» же у него совершенно другая «начинка», а можно — что это сходство отражает истинное сходство внутреннего устройства. Или, как говорят учёные, — как аналогию, или как гомологию (см. вставку).
Критик:
Этологи руководствуются догмой: если поведение людей и животных сходно, значит, в основе его лежат одни и те же биологические механизмы. Они почему-то упорно не хотят понять, что одно и то же поведение в человеческом обществе и в стаде животных может порождаться совершенно различными причинами, иметь совершенно различный смысл и содержание. Например, любовь. Самец какого-нибудь животного, обхаживая самку, ведёт себя очень похоже на мужчину, ухаживающего за женщиной. Но мужчина разумен, и действует осознанно, а животное — действует по механистической программе телесного влечения; ему недоступно всё богатство человеческих чувств, мотивов и помыслов.
Это — одно из типичнейших критических высказываний рассматриваемого рода. Разумеется, учёные — вовсе не «упёртые» фанатики; истинного учёного как раз и отличает способность выслушать аргументы другой стороны, и если они будут убедительны — изменить свою точку зрения. Конечно же, учёные прекрасно понимают разницу между аналогией и гомологией, а уж кому как не биологам знать, как часто внешнее сходство бывает обманчиво!
Действительно, наблюдая нежные, ласковые и иногда даже самопожертвенные отношения между котом и кошкой, очень похожие на отношения между влюблёнными мужчиной и женщиной, можно выдвинуть две гипотезы:
Сходство отношений между предположительно влюблёнными кошками и влюблёнными людьми, поверхностно (аналогично), а попытки провести параллели с поведением людей подпадают под определение «антропоморфизм» (см. вставку). Другими словами, брачные отношения кошек всего лишь похожи на отношения людей: при всём внешнем сходстве, отношения между кошками, по сути, не содержат ничего, кроме телесного влечения.
Сходство гомологично — т. е. это поведение является развитием поведения, имевшего место у нашего общего предка, поддерживается примерно теми же механизмами, выполняет примерно те же функции (то есть — не ограничивается лишь телесным влечением), и скорее всего, сопровождается сходными субъективными переживаниями.
Обратим внимание, что предположение критика о «сугубо внешнем сходстве» (аналогичности) — всего лишь гипотеза. И эту гипотезу нужно доказывать точно так же, как и ей оппонирующую! Действительно, откуда следует, что отношения между котом и кошкой в данном случае НЕ являются любовью, со «всем её богатством чувств, мотивов и помыслов»? Откуда следует, что это сходство иллюзорно? Недостаточная доказанность (вернее — неисчерпывающая убедительность) противоположной гипотезы? Но в науке, неисчерпывающая доказанность гипотезы А не может служить доказательством верности гипотезы Б! Выдвигать такую гипотезу безусловно можно, но нельзя полагать её априорно истинной, и не нуждающейся в доказательствах.
В то же время, этот факт внешнего сходства мы вполне можем рассматривать как пусть и небесспорное, но всё же свидетельство в пользу общности происхождения и сходства «внутреннего устройства». Да, это не исчерпывающее доказательство, но всё-таки довод, видимый «невооружённым глазом». Какие доводы — столь же видимые «невооружённым глазом», можно предложить за оппонирующую гипотезу? Более-менее веским доводом такого рода мог бы быть тот факт, что у людей НЕТ с кошками общих многоклеточных предков, однако этот «факт» не соответствует действительности. Остальные же подобные соображения в пользу аналогичности будут спекуляциями, ещё более шаткими, чем указание на внешнее сходство.
Как мы покажем ниже, в качестве главного «довода» в пользу первой гипотезы фактически выступает её несоответствие определённой идеологии: чисто эмоциональная и антропоцентричная «презумпция исключительности человека». Согласно этой презумпции, малейшие сомнения в фактическом сходстве человеческого поведения с поведением иных животных являются достаточным основанием для утверждения об обратном; доказывать же «отличность» не требуется, она полагается истинной априорно. С этих позиций, «животность» человеческого поведения действительно можно отрицать, не ссылаясь на тщательные исследования, которые только и могут провести достоверную грань между первым и вторым.
Историческая аналогия
Галилею, впервые применившему телескоп для наблюдений небесных светил, долгое время отказывались верить — дескать что истинного можно увидеть сквозь два кривых стекла, поставленных одно за другим? Да, если направить эту бесовскую трубу на наземные объекты, то можно увидеть совершенно правдоподобное изображение людей и других знакомых вещей, но корректно ли распространять результаты наблюдений греховных земных предметов на священные светила божественных небес? Действительно, в тот момент это было лишь гипотезой, для исчерпывающего доказательства которой потребовалось несколько веков.
Сходные коллизии возникают и в науках о поведении: корректно ли распространять поведение «низких и мерзких» животных на «венец творения»?. Мы, в нашей книге полагаем, что это в принципе корректно, хотя и, разумеется, с оговорками; совокупности имеющихся сейчас доказательств вполне достаточно.
В то же время, гомологичность человеческого тела, включая, по большому счёту, мозг, телу животных других видов настолько хорошо доказана, что с телесным подобием человека и животных уже давно согласны даже самые убеждённые оппоненты. Но остаётся «душа». Поведение почти не оставляет окаменелостей в геологических слоях, и препарировать его подобно какому-нибудь органу, с той же степенью наглядности гораздо сложнее. И соответственно — сложнее доказать гомологичность в каждом конкретном случае. Тем не менее — это возможно. Если, конечно, не пытаться подгонять вполне убедительные доводы под эмоциональную предубеждённость. Но именно эта априорная предубеждённость является главным «адвокатом» этой презумпции; именно глубинная неприязнь к альтернативным точкам зрения поддерживает ощущение её априорной «правильности». В жизни, это может выглядеть, например, так:
Мне противны ваши разговоры о моём сходстве с обезьянами, я не согласен, и не хочу это даже обсуждать. Может быть, лично вы и происходите от обезьян, но тогда это — ваши проблемы: я здесь ни при чём. Инстинктов у меня нет, и точка. И обсуждать тут нечего. Переубедить меня вряд ли возможно вообще; во всяком случае — это должны быть наповал убедительные факты, но никак не какие-то там «доводы».
Часто, допуская происхождение человеческого поведения от животных предков, критики указывают на большую его современную сложность, в которой предковые формы поведения полностью растворяются и уже никак себя не проявляют. Вот ещё цитата от критика:
В философии существует понятие «редукционистской ошибки». Вкратце, это неоправданное низведение сложного явления к его простейшей, примитивной форме — например, сведению всей мотивации хирурга к латентному садизму. В этом плане этологи часто наступают на эти редукционистские грабли. Верно, что такое сложное чувство, как любовь, где-то в глубине действительно имеет частичку телесного влечения, но оно далеко им не ограничивается, тем самым представляет собой совсем новое явление, которое нельзя сводить к похоти. В этом свойство сложных систем — они больше, чем сумма своих частей.
Здесь фактически звучит та же самая мысль о недопустимости сопоставления поведения человека с поведением других животных, пусть и выраженная в более «дарвинистской» форме. Дескать, да, когда-то, на заре палеозойской эры, наши предки и вели себя как животные, но к современному человеку это не относится — все эти животные импульсы давным-давно легли мелкими песчинками в величественное здание культуры, и от них остались лишь бледные тени — почти что фикция.
