Психологическим следствием данного эффекта как правило выступает утрата опоры в виде семейных традиций и ценностей, резкий негативизм относительно любых педагогических влияний со стороны родителей. Свой жизненный стиль подросток начинает формировать «от противного» – по принципу: «Как угодно, только не так, как того желают родители». А поскольку родители во многих случаях – хотя бы просто в силу своей роли трансляторов традиционной, веками сложившейся культуры – безусловно правы, то отвергнутыми оказываются и многие позитивные установки, взамен которых избираются их сомнительные альтернативы. К тому же, как свидетельствует опыт, отрицание по сути своей деструктивно и вовсе не гарантирует последующих конструктивных преобразований (история переполнена примерами того, как разрушение старого приводит к тому, что диаметрально противоположное новое оказывается ничуть не лучше, а то и хуже).
Дискуссия, наметившаяся в научных кругах по данному вопросу, пока не выходит за рамки довольно банальных рассуждений о вечном конфликте отцов и детей. В качестве современной специфики данного явления указывается на утрату самими старшими прочных жизненных ориентиров в меняющихся социальных условиях, либо на их неспособность убедительно отстаивать те ценности, которых они придерживаются, но не умеют продемонстрировать их привлекательность для подрастающего поколения. В этой связи представляется продуктивной разработка данной проблемы в связи с принятым в той или иной семье стилем воспитания. Хотя эмпирических данных собрано еще недостаточно, можно высказать предварительную гипотезу о том, что «эффект подкидыша» чаще появляется в условиях авторитарного либо либерально-попустительского стиля воспитания, тогда как демократичный стиль родительско-детских отношений выступает надежной страховкой от отчуждения.
В условиях авторитарного воспитания ребенок предстает «слепком» родительских установок и амбиций, исполнителем родительской воли. В пору активного самоопределения и становления самосознания такая роль перестает подростка устраивать, и он стремится дистанцироваться от родителей как от чуждой, враждебной силы, мешающей ему стать самим собой. При этом не приходится удивляться, что ощущение своей чужеродности приобретает порой драматические тона – подросток отказывается верить, что самые близкие ему люди способны так жестко настаивать на неприемлемых для него жизненных ценностях и сценариях поведения.
При либеральном стиле (популяризации которого невольно послужили некоторые идеи гуманистической психологии и педагогики, акцентирующие самодостаточность личности, ее право на автономию, и т. п. – «Я существую не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям; ты существуешь не для того, чтобы соответствовать моим ожиданиям…») ребенок, а затем и подросток фактически оказывается предоставлен сам себе, лишен четких ориентиров в становлении своей личности. Родители ни на чем не настаивают, попустительствуют любому его поведению и тем самым невольно провоцируют подозрение, что он, ребенок, им словно чужой – не очень-то нужен и мало интересен. При этом, если в случае авторитарного воспитания реакции подростка имеют характер острого негативизма, то при либерально-попустительском стиле отталкиваться ему не от чего, как, впрочем, не на что и опереться. Поведение подростка становится спонтанным и бестолковым. И сколь бы ни любимо было «гуманистами» первое определение, легко заметить, что второе фактически является его синонимом. В таких условиях подросток оказывается особенно уязвим для любых сторонних влияний, далеко не все из которых позитивны.
Усугубляет ситуацию и несовпадение ценностного и культурного кругозора родителей и подростков, когда их интересы, склонности и предпочтения почти не пересекаются и даже язык одной стороны мало понятен другой. Родители пассивно ли («недосуг…»), активно ли («какое безобразие!») дистанцируясь от увлечений и вкусов подростка, тем самым невольно порождают ощущение, что они ему словно чужие, по крайней мере – разительно не похожие. Замыкаясь в рамках своей субкультуры, подросток втайне продолжает мечтать о «настоящих» родителях, которые разделяли бы и поощряли его склонности.
Подобные явления не возникают в условиях демократичного стиля воспитания, который, однако, складывается далеко не сразу – маленький ребенок попросту еще не обладает потенциалом полноправного участника воспитательного диалога и взаимодействия. Постепенный отказ родителей от директивного руководства в пользу всё большего равноправия по мере становления личности ребенка способствует тому, что растущий человек не теряет ощущение надежной опоры, но в то же время не имеет оснований для негативизма. Парадоксально, но даже у приемных детей, усыновленных уже во вполне сознательном возрасте и отдающих себе отчет, что родители им неродные, «эффект подкидыша» не возникает, если родителям удается стать им настоящей опорой, а не преградой на пути их самоосуществления. Даже при очевидном отсутствии кровного родства приемные дети могут ощущать полное взаимопонимание и близость с родителями, которые не пытаются «лепить» их по своему образу и подобию, не игнорируют их потребности и проблемы. Это лишний раз свидетельствует о том, что кровное родство – вовсе не обязательное условие психологической близости, само по себе оно не гарантирует теплых отношений и преемственности поколений. Люди, которых мы принуждаем нам подчиняться, а также те, с кем мы просто равнодушно соседствуем под одной крышей, никогда не станут нам по-настоящему близкими. И в первую очередь это касается детей. Так не будем же об этом забывать, дабы не столкнуться с отчужденным взглядом «подкидыша»!
Непрерывно упражняясь в искусстве выносить всякого рода ближних, мы бессознательно упражняемся выносить самих себя, – что, по сути, является самым невероятным достижением человека.
ТОЛЕРАНТНОСТЬ – термин, в последнее время невероятно популярный, но далеко не однозначный, а потому требующий подробного разъяснения. Происходит от латинского слова tolerantis, которое буквально означает терпение, выносливость. В иностранных языках, в частности – в английском (из которого и происходит большинство заимствований в психологической терминологии), это слово бытует с давних пор, в том числе и в обыденной речи, – как в наиболее распространенном значении терпеливость, так и в нескольких других, в целом касающихся разного рода допустимых, приемлемых, не вызывающих нарушения отклонений. Так, в области финансов толерантность означает допустимое отклонение от стандартного размера и веса монеты, не влияющее на ее платежную стоимость; в технике аналогично понятию допуск. В медицине толерантность буквально означает выносливость, то есть способность без значительного ущерба для организма переносить боль и иные неблагоприятные факторы, а также действие лекарственных препаратов.
К последнему значению близко и то, которое довольно давно принято в психологии и относится преимущественно к сфере чувствительности. В большинстве современных словарей и справочных изданий по психологии приводится именно это значение – «отсутствие или ослабление реагирования на какой-либо неблагоприятный фактор в результате снижения чувствительности к его воздействию».
Как известно, снижение чувствительности, или повышение порога реагирования, выступает следствием адаптации, то есть приспособления к постоянно действующим или периодически повторяющимся стимулам. Так, резкий запах, который поначалу кажется нам неприятным, по прошествии некоторого времени раздражает нас все меньше и меньше, а если мы вынуждены мириться с ним долгое время, то однажды просто перестаем его замечать.
То же, в некоторой мере, относится и к такому раздражителю, как физическая боль. Представим себе семью, в которой телесные наказания детей превратились в обыденное, будничное явление. В такой ситуации естественно снижение болевой чувствительности в силу вынужденного приспособления, адаптации к регулярному причинению боли. (В этой связи небезынтересна для физиологов и психологов бытовавшая на протяжении столетий в разных культурах практика регулярных, «профилактических» телесных наказаний в семье – вспомним хотя бы многократно описанную в русской классической литературе традиционную субботнюю порку. При всей сомнительности этической и педагогической ценности этого ритуала, очевиден его психофизиологический эффект – тренировка выносливости, толерантности в указанном смысле.)
Что же касается человека, непривычного к такому обращению, то для него наказание будет очень болезненным ввиду несформированной толерантности. Впрочем, причина не только в этом. Страдания усугубят и чисто психологические факторы – ощущение собственной беспомощности, зависимости и унижения. То есть психологические, эмоциональные факторы оказывают влияние даже на уровне элементарной чувствительности.
