Возможно, нам захочется воздержаться от анализа этого сновидения ввиду того, что его нежелательное содержание кажется ясным и связным. Но если только не побояться трудностей анализа, можно узнать, что «первичное поражение» («Primäraffekt») можно приравнять к «prima affectio» (первой любви) и что отвратительная язва, по словам Штерке, оказывается «заменой исполнения желаний, пронизанных сильнейшим аффектом».
Другой мотив снов о противоположных желаниях настолько очевиден, что возникает опасность вообще его проглядеть, как это со мной и случалось долгое время. В сексуальной конституции многих людей существуют мазохистские компоненты, которые возникают в результате обращения в свою противоположность других компонентов – агрессивных, садистских[116]. Таких людей называют «духовными мазохистами», если они находят удовольствие не в причиняемой им телесной боли, а в унижении и в душевных муках. Не требуется далее пояснять, что этим людям могут сниться сны о противоположных желаниях и неудовольствии, которые все же являются не чем иным, как исполнением желаний – удовлетворением их мазохистских наклонностей. Я приведу одно такое сновидение: молодому человеку, в юные годы мучавшему своего старшего брата, к которому он был гомосексуально расположен, теперь, когда его характер основательно изменился, снится состоящий из трех частей сон. I. Его старший брат к нему «пристает». II. Двое взрослых людей любезничают друг с другом, преследуя гомосексуальные цели. III. Брат продал предприятие, которым сновидец собирался руководить в будущем.
После последнего сновидения он проснулся с самыми неприятными чувствами, и все же это является мазохистским сном-желанием, перевод которого мог бы гласить: я бы получил по заслугам, если бы брат наказал меня продажей того предприятия за все муки, которые он от меня терпел.
Я надеюсь, что предыдущих примеров достаточно, чтобы – до следующего возражения – считать вполне вероятным, что и сновидения с неприятным содержанием можно трактовать как исполнения желаний. Кроме того, едва ли кто-нибудь увидит проявление случайности в том, что при толковании этих сновидений мы всякий раз приходили к темам, на которые не любят говорить или не любят думать. Наверное, неприятное чувство, пробуждаемое подобными сновидениями, попросту идентично неудовольствию, которое пытается нас удержать – чаще всего успешно – от обсуждения или обдумывания этих вопросов и которое каждый из нас должен преодолеть, если мы все же считаем себя обязанными ими заняться. Это повторяющееся в сновидении чувство неудовольствия не исключает, однако, наличия желания; у каждого человека есть желания, о которых ему не хочется рассказывать другим, и желания, в которых он не хочет признаться даже себе самому. С другой стороны, мы считаем себя вправе связывать неприятный характер всех этих снов с искажением в сновидении и делать вывод, что эти сновидения искажены, а исполнение желания в них замаскировано до неузнаваемости именно потому, что имеется отвращение, намерение вытеснить тему сновидения или противоположное желание, которое порождается ею. Следовательно, искажение в сновидении фактически оказывается проявлением цензуры. Но мы учтем все, что дал нам анализ неприятных снов, если изменим нашу формулу, выражающую сущность сновидения, следующим образом: сновидение – это (замаскированное) исполнение (подавленного, вытесненного) желания[117].
Остаются еще страшные сны, являющиеся особой разновидностью сновидений с неприятным содержанием, понимание которых как снов-желаний встретит наибольшее сопротивление у непосвященных. Тем не менее я могу здесь очень кратко разъяснить страшные сны; это не является новой стороной проблемы сновидений, которая бы в них проявилась, а речь здесь идет о понимании невротического страха как такового. Страх, который мы ощущаем во сне, лишь на первый взгляд можно объяснить содержанием сновидения. Подвергая толкованию содержание сновидения, мы замечаем, что страшный сон объясняется содержанием сновидения не лучше, чем, например, страх при фобии объясняется представлением, с которым эта фобия связана. Хотя и верно, например, что человек может выпасть из окна, и поэтому у него есть причина проявлять известную осторожность, находясь возле окна, но нельзя понять, почему при соответствующей фобии страх настолько велик, что преследует больного даже там, где для этого нет повода. Это же объяснение является правомерным как по отношению к фобиям, так и по отношению к страшным снам. В обоих случаях страх лишь присоединяется к сопутствующему представлению и проистекает из другого источника.
Ввиду этой тесной взаимосвязи страха во сне и невротического страха при рассмотрении первого я должен буду ссылаться на второй. В небольшой статье, посвященной «неврозу страха» (1895b), я в свое время утверждал, что невротический страх проистекает из сексуальной жизни и объясняется тем, что либидо отклонилось от своей цели и не используется по назначению. С тех пор не раз удавалось доказать обоснованность этой формулировки. Из нее же можно сделать вывод, что страшные сны являются сновидениями сексуального содержания, в которых содержавшееся в них либидо преобразовалось в страх. Позднее у нас будет возможность подтвердить это положение посредством анализа нескольких сновидений у невротиков. В ходе дальнейших попыток приблизиться к теории сновидения я еще раз коснусь условия возникновения страшных снов и их совместимости с теорией исполнения желаний.
V. Материал и источники сновидений
Когда из анализа сновидения об инъекции Ирме мы увидели, что сновидение представляет собой исполнение желания, нас прежде всего заинтересовал вопрос, удалось ли нам этим раскрыть общий характер сновидения, а все прочее научное любопытство, которое, возможно, у нас пробуждалось в ходе той работы по толкованию, нам пришлось временно в себе заглушить. Достигнув теперь этой цели, мы можем вернуться обратно и выбрать новый исходный пункт для наших блужданий по проблемам сновидения, хотя из-за этого нам придется на какое-то время оставить в стороне отнюдь пока еще до конца не проясненную тему исполнения желаний.
Научившись благодаря использованию нашего метода толкования сновидений раскрывать скрытое содержание сновидения, которое значительно важнее явного содержания, мы снова должны рассмотреть отдельные проблемы сновидения, чтобы проверить, не разрешаются ли удовлетворительным образом загадки и противоречия, казавшиеся неразрешимыми, пока нам было известно только явное содержание сновидения.
Представления разных авторов о взаимосвязи сновидения с жизнью в бодрствовании, а также о происхождении материала сновидения подробно изложены во вступительном разделе. Мы помним также те три главные особенности памяти в сновидении, на которые мы не раз обращали внимание, но так и не объяснили.
1. То, что сновидение отдает явное предпочтение впечатлениям последних дней (Robert, 1886; Strümpell, 1877; Hildebrandt, 1875; а также Weed-Hallam, 1896.
2. То, что оно делает выбор на основании других принципов, нежели память в бодрствовании, поскольку в нем вспоминается не существенное и важное, а второстепенное и незначительное.
3. То, что оно располагает нашими самыми ранними детскими впечатлениями и воспроизводит даже детали из этого времени жизни, которые опять-таки кажутся нам тривиальными и которые в бодрствовании считаются нами давно позабытыми[118].
Разумеется, эти особенности выбора материала сновидения наблюдались разными авторами в явном содержании сновидения.
А. Недавнее и индифферентное в сновидении
Если теперь, рассматривая происхождение элементов, проявляющихся в содержании сновидения, я обращаюсь к собственному опыту, то прежде всего я должен высказать утверждение, что в каждом сновидении можно выявить связь с переживаниями предыдущего дня. Какое бы сновидение я ни брал – свое собственное или чужое, – каждый раз этот мой опыт получал подкрепление. Зная об этом факте, я могу начинать толкование сновидения с выяснения вначале тех переживаний предыдущего дня, которые вызвали данное сновидение; во многих случаях это оказывается даже наикратчайшим путем. В обоих сновидениях, которые я подверг подробному анализу в предыдущем разделе (об инъекции Ирме и о моем дяде с рыжей бородой), связь с дневными впечатлениями столь очевидна, что не требует дальнейшего пояснения. Но чтобы показать, насколько постоянными могут быть эти отношения, я вслед за этим проанализирую несколько собственных сновидений. Я привожу здесь эти сновидения лишь в той мере, в какой это необходимо для раскрытия их искомых источников.
1. Я наношу визит в один дом, куда меня с трудом впускают и т. д.; тем временем меня ждет на улице какая-то женщина.
