* Знаменитый игрок в гольф. (Здесь и далее примеч. переводчика.)
Если мы сможем избавиться от ненужных привычек, то, вероятно, научимся ценить действительно прекрасные вещи. Бедность помогает выбирать приоритеты, осознавать, что в жизни важнее. Благодаря ей мы сосредоточиваемся на самом главном и берем на вооружение экономический принцип «lean management», то есть, прежде всего, снижаем расходы. О том, как при снижении расходов улучшить качество жизни, и повествует данная книга.
Однако читатель ошибется, если подумает, что книга хоть каким-нибудь образом отрицает значимость наслаждения. Конечно, сперва надо разобраться, нет ли чего получше столь популярных ныне кратковременных туристических поездок. И не безвкусно ли наше желание «вкусно поесть». Тем не менее все эти потребности свидетельствуют о тяге к хорошей жизни. А эта тяга объединяет человека с внешним миром. Отказ от материального благополучия и аскетизм — путь трусов и ригористов. Если кто-нибудь хочет, как Диоген, валяться в вонючей бочке и настолько закоснел, что ему противны всякие удобства, то тут говорить об искусстве не приходится. Искусство начинается с умения различать прекрасное и так его дозировать, чтобы получать максимум наслаждения. Умение отказать себе — вот единственное условие для получения удовольствия.
Один из важных принципов оптимизации наслаждения мне хотелось бы оговорить уже сейчас. Чем мы капризнее, тем зависимее от окружающих нас вещей, а значит, и беднее. Очень многие богачи — бедные люди, потому что их постоянно что-нибудь раздражает: шелковая рубашка недостаточно хорошо выглажена, федеральный канцлер опять не поздоровался, от шофера несет чесноком, да и вообще... Стоит поразмыслить над тем, что процент несчастных выше именно среди богатых. Единственные богачи, которые хоть сколько-нибудь похожи на счастливых людей, — те, которые могут себя ограничивать. Существование таких безобидных реалий, как капучино, без которого утро — уже не утро, или столового серебра, без которого принц Уэльский не сядет за стол, к делу не относится. Хотя любое признание, что мы не можем без чего-то обойтись, похоже на капитуляцию. В борьбе с всепоглощающей вульгарностью массовой культуры приходится рассчитывать лишь на скромные победы, к примеру на способность отказаться от того, что прежде казалось необходимым.
Эта книга призвана дать несколько советов, как оградить жизнь от царящего потребительского безумия. Тот, кто вовремя научится обходиться скромными денежными средствами, наверняка войдет в элиту будущего, потому что грядущая эпоха окажется несладкой для собственника. Ему останется лишь трястись над своим имуществом, когда тот, у кого собственности мало, многого и не потеряет. А если еще вдобавок обзавестись самообладанием Владимира Набокова, то для хорошей жизни собственности и вовсе не потребуется.
Нисхождение по социальной лестнице, безусловно, является искусством. В нем преуспели целые народы. И порой только такое нисхождение проливает свет на истинную красоту. В следующей главе мы познакомимся с людьми, в полной мере овладевшими этим искусством.
Успех – это когда терпишь одно поражение за другим и не теряешь энтузиазма.
Уинстон Черчилль
Как показать себя с лучшей стороны без денег
Если бы существовал Зал Славы героев бедноты, то в нем оказалось бы множество людей. Один их список не уместился бы в этой книге. В зале следовало бы представить не только отдельных личностей, но и целые города и цивилизации. Почетного места среди современников удостоился бы и человек, с которым мне доводилось встречаться несколько раз на протяжении многих лет и которого я в последний раз навестил, чтобы взять интервью, незадолго до его шестидесятилетия. Это один из величайших актеров за всю истории кинематографа — Хельмут Бергер.
ХЕЛЬМУТ БЕРГЕР
Для меня это интервью было далеко не самым простым. Во-первых, я испытывал большую симпатию к собеседнику, поскольку дружил с ним. А во-вторых, журналистский отзыв о нем мог быть лишь таким: Хельмут Бергер, звезда европейского кинематографа и, наверно, самый красивый человек на свете, у ног которого лежали Голливуд и «Чинечитта», спустился со звездного Олимпа в мир простых смертных. У него кончились Деньги, он съехал со своей квартиры в Риме и теперь снова живет у матери в Зальцбурге. Так как социальное нисхождение считается в наши дни чем-то постыдным, нахальная венская пресса уже не раз заявляла, будто Бергер появляется на вечеринках вконец опустившимся и пьяным.
Мы договорились встретиться в «Австрийском дворе», который теперь называется «Захер Зальцбург». В помещение вошел человек, с виду смахивавший на клошара, но полный такого внутреннего достоинства, что люди в вестибюле отеля расступались перед ним и с почтительного расстояния наблюдали за актерской игрой, которая, в их представлении, всегда сопутствует Хельмуту Бергеру. Когда взъерошенный Бергер, забросив за плечи концы своего кашне, вошел в вестибюль через стеклянную дверь-вертушку, лицо администратора исказилось от ужаса. И в то же время на нем можно было прочесть: «Этот человек — величайший сын нашего города после Моцарта, его трогать нельзя. Если он испугает каких-то японских туристов, если пройдет мимо них с дьявольскими гримасами и покажет язык, то ничего страшного».
Австрийский эрцгерцог Карл, одетый в национальный костюм, стоял в вестибюле и с кем-то беседовал, но даже он бровью не повел, когда Бергер прошел мимо, непристойно жестикулируя.
Потом состоялся обед, для которого дирекция отеля предусмотрительно отвела отдельную комнату в зимнем саду. Поскольку Бергер в молодые годы сам работал официантом, то хорошо знал, чего стоит ожидать в подобных заведениях.
— Господин Бергер, разрешите предложить вам омара? — вопрошает подоспевшая обслуга.
— Разделанного?
— Конечно, вместе с тальятелле в масле и белым трюфелем.
Вы с ума сошли? Никакой лапши, никакого масла! Что за наглость?! Можете подать к омару уксусный соус — и все. У вас есть уксусный соус? Или лимонная долька?
Пересказать в деталях нашу беседу не представляется возможным, потому что многое не получало словесного выражения, одной из причин чего было безрассудное решение заказать вина. Бергер до сих пор владеет всем репертуаром магических жестов и виртуозно использует его, если ему осточертеет та или иная тема разговора, что случается довольно часто. Он смотрит собеседнику в глаза, а указательным пальцем подражает движению автомобильных дворников. Если это не помогает и к нему еще раз обращаются с тем же вопросом, он пикирует в свою тарелку и поднимается уже с кусками зажаренного омара на своем кашне.
В памяти потомков мне хотелось бы сохранить лишь некоторые фрагменты того напряженного и тем не менее великолепного обеда. Хельмут Бергер, символ промискуитета и бисексуальности, который несколькими годами ранее написал в своей автобиографии, что сексом лучше заниматься, «когда хочется и уж конечно без всяких улещиваний до и после», накануне своего шестидесятилетия сказал, устало поливая омара уксусным соусом:
— Знаешь, секс не по любви — это... Нет!.. C'est rrrrien! Ни за что в жизни!
Не так давно он признался в интервью, что с детства страдал от католической морали и при любой мысли о сексе у него возникало чувство вины. Во время нашей беседы он заявил:
— То чувство вины, которое я с трудом подавлял... было внушением свыше. 1 decided not to listen*.
Быть эксцентричнее других становилось все труднее и труднее. Когда римское общество в семидесятые годы пристрастилось к кокаину и люди часто отлучались нюхнуть в туалет, Бергеру не оставалось ничего, кроме как в открытую поглощать горы наркотика, насмехаясь над мещанскими замашками остальных. Он заказал себе у «Булгари» небольшую золотую соломинку и носил ее на цепочке. К тому же у него под рукой всегда было золоченое лезвие для размельчения кристаллов.
Его лучшие роли — действительно великие роли — относятся к далекому прошлому. Молодой наследник Мартин фон Эссенбек в «Гибели богов» Лукино Висконти (1968), чахоточный барчонок в «Саду Финци-Конти-ни» Витторио де Сики и, наконец, «Людвиг». В свои тридцать Хельмут Бергер был самым популярным молодым актером. А потом он, по шекспировскому принципу, увидел в жизни сцену и начал играть сам себя. Когда в 1976 году умер Висконти, его главный благодетель, Хельмут Бергер выбрал себе роль, затмившую все остальные: роль безутешного вдовца, не теряющего самообладания даже в трудную минуту. На Бале роз у Гримальди в Монте-Карло его однажды развезло настолько, что он потерял контроль над желудком и так изгадил свой белый костюм, что вынужден был не шелохнувшись просидеть до горького окончания праздника в шесть часов утра.
