мастеров, собранных со всех концов света, был один мастер, которого Марк почитал выше всех; и это был Антонин… Именно потому, что рядом с Марком Аврелием находился наиболее прекрасный образец совершенной жизни, человек, которого он понимал и любил, он стал тем, кем стал».
И Антонин был героем. Он заслужил это почитание не единственным мигом отваги на поле боя, а невероятной дисциплиной, которой требовал от себя изо дня в день. Марк, наблюдавший это, вдохновлялся увиденным и посвятил этому и свою жизнь. В этом суть дисциплины. Она заразительна, как и мужество.
Марк перенял ее от Антонина и стал тем, кем и чем он был. Это невероятно.
Когда Марк получил корону и исключительную власть, принадлежавшую ранее Антонину, он столкнулся с еще одним испытанием. Такое же прошел некогда и его образец для подражания. Благодаря придуманному Адрианом странному плану преемственности у Марка имелся «брат по усыновлению» Луций Вер с неясной ролью. Что было делать императору с этим потенциальным конкурентом?
Один стоик предупреждал предыдущего императора: надо избавляться от других наследников мужского пола, поскольку Цезарей не может быть слишком много. Марк думал-думал и нашел решение, не имеющее аналогов в истории по щедрости и самоотверженности. Это было буквально ходячее несоответствие с изречением, будто абсолютная власть развращает абсолютно: он назвал своего брата соправителем. Отказался от абсолютной власти. И первое, что для этого сделал, — отдал половину [205].
Марк Аврелий и его «брат по усыновлению» не могли бы различаться сильнее. Луций Вер не был так строг к себе. Неизвестно, держал ли он когда-нибудь в руках книгу по философии [206]. Считал ли Марк себя выше? Все, что мы видим в его «Размышлениях», — это благодарность, «что брат у меня был такой, который своим нравом мог побудить меня позаботиться о самом себе, а вместе радовал меня уважением и теплотой» [207].
Говорили, истинное величие Марка Аврелия в том, что он направляет требовательность только на себя. Он не дожидался платоновской республики. Он понимал, что люди несовершенны. Он нашел способ работать с ними и ставить их на службу на благо империи, выискивал в них достоинства, которые прославлял, мирился с пороками, которые, как он знал, лежали вне его контроля.
«Ибо у нас, — говорил он, обращаясь к сенату, — совсем нет никакой собственности, так что даже тот дом, в котором мы живем, является вашим» [208]. Одно из немногочисленных прямых указаний Марка сенату заключалось в необходимости проявить милосердие к некоторым его политическим врагам, пытавшимся совершить переворот.
Большинство распоряжений Марка Аврелия были обращены к нему самому. Переводчик Робин Уотерфилд отмечает: 300 из 488 записей в «Размышлениях» — это правила, установленные Марком.
Он вставал рано. Писал в дневник. Активно жил. Ему не досталось крепкого здоровья, но он никогда не жаловался, не использовал это в качестве оправдания, не позволял замедляться себе больше, чем абсолютно необходимо.
Несмотря на богатство и власть, он жил скромно, сохранял сложный баланс умеренности и изобилия, проводил большую часть правления не в роскошных мраморных дворцах, а в простой солдатской палатке в армии.
А когда он оступался или ошибался? Он старался взять себя в руки и позже вернуться к проблеме. Чтобы сделать все возможное, даже когда это очень трудно.
Из-за Антониновой чумы [209] казна Рима истощилась, и в разгар мора Марк два месяца распродавал у императорского дворца свои драгоценности, коллекцию произведений искусства, шелка жены и все остальное, без чего можно прожить. Существовали другие способы решить финансовые проблемы империи? Конечно. Он мог повысить налоги. Мог разграбить провинции. Мог прибегнуть к проскрипциям — конфискации поместий и имущества римских олигархов. Мог просто отбросить эту проблему, оставив решать ее преемникам. Почти все императоры до и после него выбирали подобные легкие пути и никогда особо не мучились.
Но Марк принял удар на себя.
Именно так делают великие лидеры: они поступают правильно, даже когда — особенно когда — им это дорого стоит.
Его критиковали — он пожимал плечами. У него не было времени на подхалимов и доносчиков. Как и Антонин, он признавал предъявленную ему ошибку и менял мнение. Это была насыщенная напряженная жизнь, но он находил в ней спокойствие, умудрялся даже на походной койке в палатке, вдали от библиотеки, изучать философию.
Он упорно трудился, «с римской твердостью помышляя всякий час» [210], просеивал свои мысли и не отвлекался, выполнял стоящую перед ним задачу с мягкостью и упорством, которым научился у своего героя. Что бы это ни было, он делал все, что мог, вне зависимости, прославят его за это или станут презирать.
«Можно не дать этому никакого признания и не огорчаться душой» [211], — напоминал он себе, услышав неправду или увидев чей-то недостойный поступок. Когда он чего-то хотел, то осаживал себя, превращая желания в камень. Нужно было успеть прежде, чем они прожгли бы его насквозь и он совершил бы то, о чем потом пожалел. Он пытался делать правильный выбор, искать в людях лучшее, ставить себя на чужое место, вести за собой, служа. Марк гордился, что ему не нужно просить об одолжении. И тем, что в любое время на любую просьбу — о деньгах, о совете, о дружеской помощи — он мог быть щедрым.
Среди изобилия, среди интриг Марк руководствовался прекрасным девизом.
«Безудержная умеренность» [212].
Одно дело — быть просто правителем, другое — правителем-философом, а хорошим правителем-философом — совсем уж отличное. Стать царственной личностью, не зависящей от титула. Свободной, безразличной к не имеющему значения, самодостаточной, целеустремленной, преданной, попадающей в каждую ноту в нужное время и правильным способом. Характер, который взрастил в себе Марк Аврелий, выделял его положение, а не положение обеспечивало почет его личности.
Требуется мужество, чтобы оставаться собой, — мир подталкивает к конформизму. Не только мужество, но и умеренность позволяют быть сдержанными в мире излишеств. Мы дразнимся и насмехаемся над теми, кто избегает удовольствий, которые мы рационализировали, и не предается страстям, которые мы оправдываем в себе.
Выходил ли Марк из себя? Конечно. Немногие лидеры могут утверждать обратное. Но античные историки не сообщают нам о мстительности, мелочности, жестокости или неуправляемости Марка. Его правление не отмечено скандалами, постыдными поступками, коррупцией. Вроде бы довольно низкая планка? Вовсе нет, если вспомнить о тошнотворном списке жесточайших преступлений и бедствий его предшественников и преемников. Вплоть до сегодняшнего дня, кажется, труднее всего найти в мире честного и порядочного человека, занимающего высокий руководящий пост.
Марк обладал хорошим характером. Он понимал, что нрав — то, над чем нужно постоянно работать,
