Например, если у человека в присутствии других случайно упадут штаны — это вызовет смех, если же он снимет штаны специально, реакция будет совсем другой.
Едет блондинка на машине, слушает дорожное радио: «Водители, будьте осторожны! Какой-то придурок выехал на встречную полосу и гонит на полной скорости!» Блондинка думает: «Да их тут тысячи!»
Сравните с ситуацией, когда блондинка выехала бы на встречную полосу, например, спасаясь от погони.
Знание о «нелепости» ситуации, так как формируется на слабых эмоциях, не образует сильного условного рефлекса, непосредственно влияющего на поведение. Обучение, построенное на «осмеянии» и, соответственно, сильных эмоциях, позволяет одновременно узнать «правила поведения», если они были не знакомы, и сформировать сильный условный рефлекс.
Теперь, собственно, зачем нужен смех. Для четкого срабатывания всей цепочки рефлексов должна быть надежная связь стороннего наблюдателя и объекта обучения. Тот, над кем смеются, должен четко определить, что это смех, и смех над ним. Именно поэтому смеху соответствует очень яркая мимика. Кроме того, издается звук, собственно и называемый смехом, а в особо сильных случаях мы рефлекторно показываем рукой на объект смеха.
Я упоминал злорадный и саркастический смех. Теперь их не сложно объяснить. Злорадный смех возникает, когда чья-то «нелепая» ситуация, кроме собственно смеха несет нам некую моральную выгоду, например, когда эта ситуация произошла с нашим врагом. Саркастический смех — это поведение «от обратного», когда кто-то в «не смешной» ситуации сознательно смеется, давая понять, что предмет его осмеяния «нелеп», желая тем самым унизить того, на кого направлен этот смех.
Теперь перейдем к анализу юмора. Сначала попробуем понять, какой смысл мы обычно вкладываем в этот термин. Наверно, неправильно будет отнести к юмору все то, что вызывает у нас смех, тем более теперь, когда мы с вами лучше понимаем его природу. Юмор для всех нас что-то большее, чем просто смех. В чем заключается эта разница? Если вы проанализируете собственный опыт, то, наверное, согласитесь с таким определением: Юмор — это все, что вызывает у нас одновременно эмоции «смешно» и «красиво».
Как правило, красота в юморе, в частности в юмористических фразах, проявляется так же, как и в литературном тексте. За счет богатства ассоциативной картины. Ощущение «красиво», как мы уже говорили, возникает, когда в коротком «послании» удается за счет использования ассоциаций передать значительный объем информации. «Послания» могут быть различными по форме, а иногда несколько посланий идут параллельно. Так в кино мы имеем речь, к которой применимы наши рассуждения о красоте литературного текста, но мы имеем также движения и мимику героев, и подчас одно движение, одна мимическая деталь полностью изменяют смысл повествования. В кино говорят: на крупном плане перевод взгляда равносилен изменению мизансцены. Эти «быстрые» движения, несущие за собой массу информации, воспринимаются как «красивые». Если в результате кто-то оказывается в «нелепом» положении, то мы смеемся и называем это юмором.
Квинтэссенция юмора — это анекдоты. Как они устроены?
Сначала рисуется картина, задача которой заинтриговать, но ни в коем случае не выдать «смысл» происходящего. Более того в нарисованной картине пока нет места смешному, ситуация до поры до времени не должна вызывать понимания, что кто-то уже «попал» или скоро «попадет». И вот финальная фраза. В этот момент происходит «кристаллизация». Картина, ранее видимая только частично, открывается полностью. В этой открывшейся картине кто-то обязательно оказывается в «нелепом» положении. Переданная «штрихами» финальной фразы открывшаяся масштабная картина вызывает ощущение «красиво», а возникшая «нелепость» — ощущение смешно. Этот «коктейль» мы и называем юмором. Впечатление от анекдота тем мощнее, чем сильнее итоговая картина отличается от предполагаемой слушателем до финальной фразы и чем глубже «обделался» персонаж.
В бар заходит нетрезвый ирландец. Он спотыкается и, чтобы не упасть, садится рядом с другим, не менее нетрезвым ирландцем. И говорит ему: «Может, по пиву?» Тот: «Конечно!» Через некоторое время первый: «Повторим?» Тот: «Не вопрос...» — «Еще?» — «А как же!»
И вот, после третьей, один говорит другому:
— И вообще, твое лицо мне удивительно знакомо. Ты откуда будешь?
— Из Ольстера.
— Так и я из Ольстера. А ты в какой школе учился?
— Святого Патрика.
— Так и я «Патрика»! А ты в каком году закончил?
— В восемьдесят пятом.
— Так и я в восемьдесят пятом!
В этот момент в бар заходит еще один ирландец, подходит к бармену и спрашивает: «Какжизнь?» Бармен: «Хорошо». Ирландец: «Что нового?»
Бармен: «Да ничего, все — как всегда. Вон, близнецы О'Рэйли опять нажрались... »
Или такой анекдот:
Шотландец сидит в баре и, прихлебывая пиво, говорит в пространство:
— Я построил эту мельницу. Сам, своими руками, по камню. Зовут ли они меня Мак-Ферсон Строитель Мельниц? Не-е-ет...
Я вырастил этот сад. Каждое деревце, каждый куст. Зовут ли меня Мак-Ферсон Садовод? Не-ет.
Я выстроил этот мост, по бревнышку. Зовут ли они меня Мак-Ферсон Строитель Мостов? Нет!
Но стоило трахнуть одну козу...
Надо заметить, что смех после анекдота возникает рефлекторно, как реакция на чью-то «неудачливость», но продолжается в сочетании со смехом «от удовольствия».
В предисловии приводились притча о трех слепых мудрецах и история о трех слепых слонах. Притча великая, красивая, но не смешная. Короткий рассказ о мудрецах описывает ясно и лаконично проблему, которую другими словами пришлось бы описывать значительно дольше, и это притом, что долгое описание все равно не вызвало бы такой яркой ассоциативной картины. Именно в таких случаях, как с этой притчей, у нас возникает ощущение «красиво».
А вот историю о трех слепых слонах правильнее назвать анекдотом. Обе истории могут претендовать на то, что вызывают ощущение «красиво». Но вторая история вызывает еще и ощущение «смешно». И возникает оно именно оттого, что там присутствует некий «бедолага», которого «пощупали» слоны. Притча о мудрецах тоже может вызвать улыбку. Это произойдет у людей, которые увидят не глобальную философскую проблему в том, что мудрецы ошиблись, а ситуацию, где «мудрецы» попали впросак.
По мере того как человек развивается, он приобретает способность различать и дифференцировать все больше явлений, проникать в их суть и многообразие их проявлений. Несомненно, обогащается и меняется и его представление о том, какие ситуации являются «стыдными», «нежелательными», «позорными». Это ведет к тому, что меняется чувство юмора.
Собственно, из всего сказанного выше видно, от чего зависит чувство юмора у человека.
- От способности по «штрихам» восстанавливать целостную картину.
Обычно это называется «понимать смысл» анекдота.
- От того, какие ситуации трактуются человеком как «нелепые», « неприличные», « обидные ». Это определяет, если анекдот понят, то станет ли смешно.
Понимая природу юмора, несложно объяснить, почему одна и та же шутка не смешит нас постоянно. Целесообразность осмеяния «нелепого» поступка в быстроте, с которой происходит обучение. Если осмеяние не приводит к обучению, то целесообразно другое воздействие: «заставить», «запретить», «наказать», «помочь». А вот продолжать смеяться уже бессмысленно или даже вредно. Именно эта модель и возникла в результате эволюции. Непременным условием для возникновения ощущения «смешно» является факт некоторой новизны явления.
«Новизна» является непременным условием срабатывания многих рефлексов. Так, вкусовые ощущения присутствуют только в первые мгновения после попадания новой пищи в рот. Затем они вновь появляются, когда мы начинаем жевать, но снова вскоре исчезают. Затем они появляются после глотания, как послевкусие. Такой «логикой» вкусовых рефлексов естественный отбор простимулировал процесс еды и необходимость пережевывать и сглатывать пищу, но оградил от «злоупотреблений» возможностью получать вкусовые удовольствия без поступления новой еды.
Новизна влияет и на восприятие красоты. Красота создания ассоциативного образа в юморе сильнее всего воздействует при первом использовании некого приема. Попытка применить тот же прием многократно, но к разным ситуациям уже не вызывает былого восхищения. Так, существуют однотипные анекдоты, которые не вызывают сильного восхищения именно в силу «заезженности» используемого приема.