Но стиль — нечто большее, чем стилизация. Стиль — это счастливый союз индивидуального чувства с внешними ожиданиями, к которым ему удалось приспособиться. Это — сама чувствующая функция, высвечивающая личность, подобно тому, как хрусталь бокала высвечивает цвет вина. Или это сама личность, пропущенная через чувствующую функцию таким образом, что все соответствующее ее стилю согласуется и с внутренней правдой чувства, и с внешним миром. Стиль невозможно купить в модном магазине, ему даже нельзя обучиться, хотя им страстно хотят овладеть все, кто стремится к воспитанию чувств. Это стиль писателя, которому прилежно подражает юный поэт; стиль лектора, который пытается имитировать студент; стиль психоаналитика, который переносит на себя пациент; стиль светской дамы, за которой весь вечер в завистливом молчании наблюдает молодая девушка.
Когда Альфред Адлер говорит о стиле жизни пациента как о ключе к определению природы его невроза, он находится на верном пути, потому что именно стиль жизни показывает, насколько личность владеет своими чувствами, как окрашивает ими содержимое своего сознания, какими ценностями определяется его жизнь. Как мышление находит свое выражение в методическом порядке, так и чувство находит выражение в стиле. Как стиль определенного исторического периода выражает модальности чувства эпохи, так и личный стиль раскрывает чувственную жизнь человека. Если стиль не изменяется в соответствии с переменами, происходящими в жизни человека, и с историческими переменами, влияющими на моду, он становится стилизацией и превращается в карикатуру. Чем меньше бросается в глаза стиль человека (чем менее он стилизован), тем в большей степени он является отражением его личности, тем с большим основанием можно рассчитывать на цельность его чувств, на то, что его манера чувствовать неотделима от него самого. Стиль такого человека гармонирует с целостностью его личности. Собственный стиль в живописи или литературе — высшая цель художника или писателя, то, что помнят дольше всего. Всем прочим можно дать такой же совет: найти себя — значит найти свой стиль, свой способ жизни, окрашенный чувством.
Такт или ощущение своевременности, как корона, венчает чувство, которое мы назвали уместным. Экклезиаст эту мысль формулирует просто: всему свое время. Действительно, все приходит в свое время. Быть может, обладать чувством просто значит обладать тактичностью, делать все своевременно. Юмор полностью зависит от такта, а музыка является ритмическим искусством. Чувствующая функция воспринимает сигналы времени: например, посещение больного в госпитале должно быть не слишком кратковременным, но и не слишком долгим; нужно почувствовать момент, когда надо встать и уйти. Чувство скорее определяется не количеством, а качеством времени, уделяемым другому человеку. По этой причине встревоженное чувство (например, чувство вины, порождаемое материнским комплексом) искажает чувство времени, и время, которое человек уделяет другому, содержит лишь крупицы чувства.
Время обладает качеством — или само является качеством. Это не что иное, как последовательность бесконечно тикающих одинаковых минут, исчезающих в вечности. Развитие ощущения времени достигается чувственным осознанием момента и его индивидуального отличия от отрезка времени, отсчитываемого часами наших мыслей. Момент может быть долгим или коротким, в зависимости от того, каким его сформирует чувство. Моменты имеют размеры: бывают длинные моменты, большие моменты, и моменты настолько заполненные событиями, что в них невозможно найти себе место. Чувство придает времени форму, разбивая его на отрезки, различающиеся эмоциональной окраской. Эти отрезки не лежат на непрерывной ленте, на которой семь часов следуют за шестью часами, а те, в свою очередь — за пятью. Организация чувством времени, его группировка напоминает рост дерева, и корни сегодняшнего дня могут уходить в какой-то день прошлого лета, а не во вчерашний, принадлежащий совсем другому растению. Таким образом мы подбираем старые отношения на том же месте, где их оставили. Именно поэтому для развития чувства столь существенна непрерывность.
По истечении некоторого времени чувствующая функция может измениться, а может остаться прежней. Когда мы долго и неумело пользуемся какой-нибудь вещью, то начинаем на нее обижаться. Но иногда во время такого периода чувствующая функция находит новую связь и дает другую оценку произошедшему событию, и тогда мы ее прощаем. Воспитание чувства невозможно без мужества, позволяющего вынести свои недостатки, неизменные в течение долгого времени. Так чувствующая функция обучается терпению. Как долго терпеть и когда пора начать действовать — это вопрос чувства времени, и для человека нет лучшего советчика, чем "внутренний голос" его чувствующей функции, которому нужно доверять.
Нашими действиями может руководить и то влияние, которое мы оказываем на других людей. Нам не дано видеть себя со стороны, но мы способны, наблюдая за лицом другого человека, слушая его голос, определить, какое влияние мы на него оказываем. Чувствующий экстраверт способен заставить другого человека хорошо себя чувствовать. Он хвалит, говорит комплименты, оказывает помощь, сглаживает шероховатости, замечает нужды собеседника и может его ободрить. И можно также следить за результатами своих действий: что мы внесли в комнату, войдя в нее? Что прозвучало в нашем голосе, кроме слов? Какой страх мы нагнали на присутствующих? Вызвали ли у кого-нибудь смех, или людям пришлось все время защищаться, чувствуя себя виноватыми? Пролетело ли время незаметно или медленно тянулось?
Может быть, чувство, по существу, — это только время, уделяемое определенным вещам, а последним цветком в букете человеческих чувств, как говорят мистики, является терпение или искусство промедления. За пределами быстротечного чувства анахата[14] (апаhata) существует медлительность без депрессии и легкость без собственной переоценки. Если у меня для вас нет времени, это означает, что я не придаю вам большого значения. Когда мы выясняем, чему и кому человек уделяет свое время, то многое узнаем о его чувствах. Время, отданное другому, может определить и обращенное к нему чувство.
Традиционные формы воспитания чувства — манеры, стиль, чувство времени, личные взаимоотношения, брак, чувства-фантазии, влюбленность — демонстрируют методы, которые применялись всегда. Они свидетельствуют о том, что воспитание чувства не нуждается в специальных программах. Я с сарказмом отношусь к популярному движению группового воспитания чувств, и вовсе не потому, что чувствующая функция не нуждается в развитии, но потому, что отправная точка приверженцев этого метода — наложение обязательств на саму жизнь. Они занимаются техникой. Это — еще одна форма протестантизма, каждый адепт которого «завоевывает» любовь ближнего, испытывая обманчивый энтузиазм самосовершенствования. В этих группах, прививающих чувствительность, не остается места угнетающему признанию устоявшихся привычек и пределов любви, личности и преобразований. Кроме того, они преувеличивают значение личного и сиюминутного, в то время как чувствующая функция нуждается в длительном существовании, во взаимоотношениях с объективными ценностями и с обезличенной реальностью. Мы заблуждаемся, веря, что эти группы принадлежат Эросу, потому что этот Бог поражает людей своими стрелами, соединяет их в пары и, устанавливая между ними близкие отношения, явно ставит интимное выше общественного. Эрос развивает чувства с помощью различных обличий любви: pathos (вожделения), hymeros (желания), anteros (взаимности), philia (человеколюбия), agape (христианской любви) и caritas (милосердия). До сих пор неясно, кто из Богов вызвал к жизни эти группы, но доподлинно известно, что начинались они как лечебные. Они появились благодаря нездоровой ситуации, и чувства, развившиеся в такой обстановке, следует считать хотя бы частично связанными с истоками этого вида групповой терапии, точно так же, как чувства, проявляющиеся в аналитической практике, отражают психопатологические корни, из которых вырос психоанализ. Новые виды групп возникают из-за того, что традиционные формы общения — застолья, банкеты, проституция, борьба, скорбь, заговоры, танцы — утратили свое значение, и требуется чем-то их заместить. По крайней мере, эти группы предлагают замену, в которой задействована определенная патология. Нам еще предстоит увидеть, каким будет в них воспитание чувств.
Чувству присущи многие психопатологические отклонения. Действительно, такие искажения чувствующей функции, как истерические реакции или шизоидная амбивалентность, являются главными критериями психопатологии вообще. Психопатия, например, определяемая как отсутствие морального ощущения или "нравственное безумие", по-видимому, связана с особенностями чувствующей функции. Эти явления описаны в любом учебнике психопатологии и психиатрии.
