Русские: птица, киса, ыба, майка, гиб. Английские: sun, horse.
Анина грамматика. Спрашивает меня: «Hast Du купил?» А день назад я ещё радовалась, что она грамматически правильно говорит: «Я мокрая».
Алек просит «хеба» – хочет ножницы. Ни за что бы не догадалась, если б Аня перед тем не требовала «резить» и если б Александр, прося, не показывал на ящик с иголками.
Аня отказывается признать, что написала в кровать. Говорит быстро и горячо: «Не надо ругать… Плакать»… И т. п. Я объяснила, что не ругаю. Чуть позже заходит в ванную, видит описанную простынку – говорит: «Анечка написала». Уменьшительный суффикс – для компенсации стыдного признания? оттого, что стыд пропал? Из жалости к себе, для утешения? Называет себя Анечкой теперь часто.
Каламбур: «Einsteigen… два steigen… три steigen…»
Аня говорит с берлинским акцентом. М. собирает её в детсаду: «Take your pants off!» Аня не слушается, пришлось повторить требование. Как выяснилось, она намеренно дурила: сияя улыбкой, передразнила М., а перед тем добавила: «Habe ick die gesaacht!»[ «Я тебе сказал»] – с берлинским акцентом, предложение явно детсадовского происхождения (от одной из воспитательниц?).
Спор между М. и Аней. М.: «I say apple!» – Аня: «I say Apfel!»
Аня наконец (иногда) более-менее развёрнуто рассказывает о садике. Сообщает (мне слышится упрёк), что в садике ели Stulle (бутерброд с колбаской, что дома есть М. не разрешает), «гуммигэрхен» = Gummibärchen (желатиновые фигурки медвежат, дома не поощряются) и «сухарики» (предпочитаем давать фрукты и полноценный завтрак-ужин). Иногда говорит, что кто-то дрался. Что приходила Дёрте, танцевали…
Объясняю М., что хочет Аня: «Сумочка ist eine kleine Tasche» – Аня возражает: «Большая». Т. е. уже освоилась в нашем «тайном» немецком.
Анино речетворчество: washing car – стиральная машина.
Аня спокойно говорит сложные слова. Например: «тевелизор». Алек говорит на слог меньше: «бабалян / балян» = барабан. Больше уподобляет согласные.
М. спрашивает о картинке: «What is it?» – «Кошка». М. переспрашивает, с тем же результатом; всё повторяется ещё раз. Аня наконец понимает: «Cat».
Сердце кровью обливается, когда он говорит: мычит, слова вырываются толчками: «Сунуть… карман… мой» (кухонные часы-петушка). Придёт ли время, когда заговорит так, как другие дети в его возрасте?
Weihnachtsmarkt в детсаду. Карусель пользовалась бешеным успехом – и у наших. Аня – что редко с ней бывает – перестала слушаться: не хотела уступать место на лошадке следующим желающим. Алек же хотел сесть на вполне определённого зверя – и упускал освобождавшиеся места и шанс покататься; понятно, впадал в истерику. В конце концов попросила маму из нашей группы: пусть её ребёнок и Аня поменяются местами (на место ребёнка должен был сесть вместо Ани Алек). Бедную Аню пришлось отдирать силком от карусельного места. Было стыдно.
М. показал Алеку яблоко, спрашивая, что это. Алек ревел, отодвигался, мычал «nein», как будто мы его заставляли это яблоко есть. Не назвал.
Играли с успехом в «послушную Лялю»: я отдавала команды («Ляля, ложись… подними руку… встань на четвереньки… а теперь, пожалуйста, сядь… танцуй…»). Алеку часто приходилось показывать (т. е. я сама была не только волшебником, но и Лялей).
Аня с готовностью и правильно отвечает на вопросы из обучающих детских книжек, серии «Игры со сказками» («Школа раннего развития») – Алек не проявляет интереса. Потому что не понимает? потому что вопросы не всегда интересны? (Кстати, английские книжки – doctor’a Seuss’a (доктора Суса. – Прим. ред.) – неизмеримо креативнее русских и больше развивают; ИМХО, конечно.)
Даже Аня всё ещё не слишком хорошо говорит… Её русский – часто набор слов, из которых связные предложения мастерю я («Папа… нет… работать» – «Папа ушёл на работу») – она, повторяя, только ещё учится говорить грамматически правильно.
М. говорит, в английском у Ани, помимо немецкого акцента, специфические ошибки: немецкий порядок слов. Немецкий не только у Ани, но и у Алека лучше прочих языков. Может, потому, что в садике ежедневно усваивают житейски необходимые готовые блоки: «Hast du gehört?», «Mach das nicht»; такое в состоянии сказать и Алек… Там же и «цивилизуются»: перед едой желают друг другу: «Апитит»…
И вновь Анино размышление над разделением языков: «Helga – Rock». Вообще-то Аня пошла в садик в новом сарафане, гордясь, что «купили» «новое»; придя из садика, с блестящими глазами рассказывает, что обновка была замечена; у немцев нет слова для сарафана? Словарные Kleiderrock, Trägerrock, похоже, не используются.
Алек построил железную дорогу, требует «домики» – даю. Сердится, отбрасывает: «Домики!» – «Алек, так это – домики! Может, ты хочешь другое что?» Показывает на рельсы: «Домики!!!» – «Это рельсы!» – «Домики!» – и рычит, рельсы ломает. Нахожу части поезда: «Тебе вагончики? Или паровоз?» – «Домики!!!» – ревёт, впал в истерику. Позвала М., он попытался объяснять, что «домики» – это кубики с окошками, нашёл длинный домик – «station»; по крайней мере, Алек реагирует чуть спокойнее. Показывает, перебирая пальцами по рельсам: «Домики!» М. нашёл весь поезд, начал показывать части, называя по-английски, требуя, чтоб Алек повторял, отдавал часть за частью – поезд Алек и хотел, называя «домиками»! Похоже, 1) истерика была протестом против попытки превратить его игру в обучение языку (так он понял?), 2) он, выучив слово (пусть неправильно), откладывает его в памяти как намертво связанную с предметом часть предмета; попытку поправить воспринимает как… крушение устоев, что ли.
При Алековых «малых способностях к языку» – фантастическая сообразительность, когда дело касается механизмов. Утром дети нашли синтезатор, включили и развлекались, извлекая звуки и хихикая над тем, что безнаказанно делают нечто явно запретное. Отогнала, выключила – через пару минут снова слышу звуки. Снова выключила, вывела из кабинета – через пару минут опять «музыка»: Алек там (он, скорее всего, и в прошлый-позапрошлый раз включал аппарат). Как он нашёл кнопку включения – уму непостижимо: я не показывала, а «читать» он, в отличие от Ани, не умеет…
Анино первое «логическое высказывание»: говорим о Дэйзи.
Я: Дэйзи уже старенькая, не бегает, всё лежит и спит.
Аня (взглянув на спальню, где М. спит после трудовой ночи): И папа?
Я: Да, папа тоже спит.
Аня: Папа тоже старенький?
М. заговорил о том, что, может, нам с ним перейти на один язык.
Нашли «Музыкальную группу» (американский паззл – с батарейкой и звуками, в отличие от подобных немецких) и безостановочно играют. Вместе ищем у нас в квартире такие же инструменты.
Алек, сев после прогулки (и театра) за игру, на все инструменты выдает одно слово, нечто вроде «талат» – после многих повторов! Да, то, что я переживаю, можно назвать отчаянием.
Чтобы Аня ела, перепробовали всё. Самолётик к ней в рот летал и поезд заходил в «туннель». Звери-птицы просились погреться (после сказок о теремке и рукавичке). Когда выучили песенку о ёлочке, я пела, заменяя «Маленькой ёлочке холодно зимой…» на «Маленькой ложечке холодно зимой… Можно зайти погреться?» и т. д. Наконец попробовали совмещать обучение языку с едой: за каждый глоток я называла слово (из тех, что мы почему-то пропустили: локоть, колено, бровь…). С Аней «урок», как и ужин, прошёл с успехом; Алек же назавтра все слова забыл…
Ещё опробовала рассказ, как разные овощи убивают микробов: у лука резкий голос, вопит; картошка толстая, ходит с палкой, дерётся. Рыба притворяется, что никто не нужен, – микробы сползаются посмотреть, рыба нападает, микробы бегут к выходу.
Анины рисунки – следствие рассказов о «микробах»: похожие на амёб овалы, перечёркнутые извилистыми линиями (ножки «микробов»?).
Наметилась странная особенность: настаивают на неправильно выученных словах. Или играют? Впрочем, скорее, и то, и другое. Алек (пару дней назад изошедшийся в крике, требуя дать «домики») показал «локоть» на… шее; на вопрос, где шея, указал на голову – но уже улыбался; когда отвергла ответ, дотронулся до руки. «Ну, у тебя везде шея. Ты, наверное, жираф?» Смеялся.
Трудности с полами-родами. Алек всё ещё «сама». Аня: «Я напи́сал» / «Анечка напи́сал». Усвоила, что она девочка, а Алек мальчик, говорит об этом убеждённо. На вопрос, кто мама и папа, получили ответ – упрощённый, – что девочка и мальчик. Но когда я спросила, кто Феликс, Амели, Леннарт, Аня ответила без исключений неверно! По-немецки правильно сказала только в одном случае. М. говорит, по картинке называет пол правильно.
Были у врача. Алек не хотел открыть рот для осмотра. Когда Аня открыла, с любопытством заглянул ей в горло вслед за врачом; после этого тоже дал себя обследовать. В награду оба получили Gummibärchen. Дома начали играть в доктора. Неистощимая фантазия! Аня использовала как стетоскоп свою любимую веревочку. Меня удивило, что горло посмотреть она забыла, – я предложила взять ложечку и потребовать открыть рот. Аня ложечку взяла вместе со «стаканчиком» (футлярчик от фотопленки): объяснила, что даёт витамины. Я опять напомнила, что нужно осмотреть горло, – Аня исполнила. На мой вопрос, что там увидела, Аня ответила: «Gummibärchen!» Оказалось самым сильным впечатлением от визита к врачу.
