Известная уязвимость номотетического подхода заключается в том, что мы можем без труда привести множество примеров, доказывающих ситуативную специфичность в проявлении любой психологической черты. Обнаружив интровертированность индивидуума, нельзя сделать вывод о том, что эта черта будет постоянной, вне зависимости от определенных условий. Человек может быть в некоторых ситуациях и отношениях интровертом, в других – экстравертом. Получается, что на основании того, как действовал индивидуум в определенной ситуации, нельзя достаточно точно прогнозировать его поведение в другой ситуации.
Ситуационная специфичность особенно отчетливо обнаруживает себя в некогнитивных свойствах личности. «Более высокая по сравнению с некогнитивными межситуационная согласованность и стабильность во времени когнитивных функций отчасти объясняется большей стандартизованностью реакций индивида в интеллектуальной области по сравнению с областью личностных свойств» (А. Анастази, 1982, кн. 2, с. 149).
Такая неустойчивость личностных черт порождает скептицизм по отношению к методикам, их измеряющим. Вероятно, в наиболее резкой форме отсутствие постоянства, устойчивости психологических черт личности подчеркивалось В. Мишелем (Mischel, 1968, р. 13–36). Его критика во многом справедлива, ибо нет оснований полагать жесткость, неизменность личностных особенностей, взятых безотносительно к социальной среде. В то же время если признать, что у людей отсутствуют относительно устойчивые черты, проявляющиеся в их поведении, то понятие индивидуальности становится бессмысленным.
Переосмысление представлений о стабильности черт личности, начавшееся за рубежом в 1960-е гг., заставляет исследователей обратиться к тому, что находится за ее пределами – объективному социальному и физическому окружению. Весьма длительный период своего развития психодиагностика была ориентирована на поиск внутренних, субъективных детерминант поведения. Социальная среда, как справедливо (хотя и несколько гиперболизируя) пишет А. В. Петровский (1981), имплицитно представлялась неизменной, аморфной, бессодержательной.
Исследования, обращенные к анализу среды, в которой осуществляется поведение, в известной степени формируют мнение о том, что измерение индивидуально-психологических различий может быть вполне и с большим успехом для познания личности заменено изучением различий между социальными ситуациями, в которых осуществляется поведение. При этом указывают на сравнительно невысокую валидность многих личностных методик (Mischel, 1968; и др.). Однако и сегодня мы не располагаем убедительными данными о том, что ситуационными различиями можно объяснить основную долю вариативности поведения. Напротив, результаты, полученные с помощью дисперсионного анализа, говорят о том, что доля ситуационных факторов в поведении менее значительна, нежели личностных, и составляет 10,2 % (Хекхаузен, 1986). Тогда, может быть, изменения в поведении объяснимы взаимодействием личности и ситуации?
Интересна в этом плане эволюция взглядов В. Мишеля, которая отражает основные моменты становления системного подхода к личности в зарубежной психологии: от разочарования в значении индивидуальных различий и в связи с этим гиперболизации роли ситуативных факторов к анализу взаимодействия субъективных (личностных) и объективных (ситуационных) детерминант поведения. Сегодня, как и в своих ранних работах, Мишель не отступает от утверждения о том, что информация об окружающей среде имеет большее значение для прогноза поведения, нежели измерение с помощью тестов, над которыми он призывает подняться во имя счастливого будущего исследований личности[60]: «Традиционно исследования личности, ориентированные на теорию черт, ставили своей задачей определение индивидуальных различий в реакциях на „одинаковую“ ситуацию, обычно в форме стандартизованных тестовых вопросов. Но некоторые наиболее явные различия между людьми можно успешно выявить не путем изучения их реакций на одну и ту же ситуацию, а анализируя отбор ими ситуаций, условия (стимулы), создаваемые для проявления себя. В реальных жизненных условиях психологические „стимулы“, воздействующие на людей, ничего общего не имеют с заданиями личностных опросников, инструкциями эксперимента, неодушевленными предметами, а исходят от людей и их взаимоотношений» (Mischel, 1977, р. 248).
Но, как бы ни было велико для оценки личности значение ситуационной информации, приходится признать и не последнюю роль индивидуальных различий, ибо «если человеческое поведение детерминировано множеством взаимодействующих переменных, исходящих из двух сфер, индивида и окружающей его среды, – тогда тот, кто сосредоточит свое внимание на одной из них, неизбежно придет в своих заключениях и обобщениях к ограниченным выводам» (там же, с. 246).
С этим можно только согласиться, хотя автор этих строк и оговаривается, что важнейшее значение данные об индивидуальных различиях приобретают лишь в случаях минимума или отсутствия ситуационной информации, а также тогда, когда ситуационные переменные слабо воздействуют на индивидуума. Будущее личностных измерений В. Мишель усматривает в установлении индивидуальных различий на предпочитаемые ситуации, создании на этой основе профилей ситуаций, выступающих с высокой и низкой частотой, и соответствующих им профилей поведенческих проявлений.
Итак, причины того или иного поведения зачастую обусловлены не свойствами личности и не особенностями ситуации, а их взаимодействием. Уже упомянутые выше данные, полученные при использовании дисперсионного анализа, подтверждают то, что взаимодействием между личностью и ситуацией может быть объяснена большая доля изменчивости поведения, нежели свойствами субъекта и объекта, взятыми отдельно.
Однако статистическое понятие взаимодействия, в силу рассмотрения как личности, так и ситуации в качестве изолированных и неизменных целостностей, не раскрывает психологической сущности этого процесса. Взаимодействие «личность-ситуация» выходит за пределы статистического понятия взаимодействия в дисперсионном анализе и должно быть понято как процесс взаимовлияния (Хекхаузен, 1986).
В советской психологии в анализе связей, существующих между личностными свойствами и социумом, допускалась возможность преобразования этих свойств. Усматривалось в этом доказательство положения об относительной устойчивости личностных черт, противостоящего «как бескрайнему релятивизму социальных ролей, так и представлению об устойчивости личности как своего рода интеграла составляющих ее ригидных качеств» (Петровский, 1981, с. 63). А. В. Петровский предполагает, что феномены индивидуальной психологии «существенно преобразуются в условиях совместной предметной деятельности и общения, характерных для данного уровня развития группы, в которую включена личность» (там же, с. 62). Проверка этой гипотезы осуществляется «применительно к внушаемости как свойству личности и во всем ей противоположному явлению – коллективистическому самоопределению как феномену межличностных отношений в группе» (там же, с. 62). Реализуется следующая экспериментальная процедура. В реально существующих группах около трети обследуемых обнаруживали тенденцию к внушаемости в незначимой ситуации независимо от уровня развития группы (от диффузной до коллектива). Затем прослеживалось, как будут вести себя эти испытуемые в условиях эксперимента на обнаружение феномена коллективистического самоопределения в группах разного уровня развития. Лица, входящие в группу высшего уровня развития (коллектив), о которых при использовании незначительных воздействий был сделан вывод об их внушаемости, обнаруживали коллективистическое самоопределение, отстаивали коллективные ценности, т. е. не поддавались внушению. Из этого делается вывод, что такое индивидуально-психологическое качество, как внушаемость, обнаруживает себя преобразованным.
Мы считаем это заключение необоснованным. Конформные реакции обследуемых в незначимой социальной ситуации – основание явно недостаточное для заключения о наличии у них внушаемости как свойства личности. Ведь эксперимент на конформность как раз и характеризуется известной обезличенностью – в нем, как правило, не затрагивается личностно значимое. На деле происходит преобразование не личностных качеств, а экспериментально фиксируемых феноменов, порожденных межличностными отношениями. Внушаемость как свойство личности не может превратиться в коллективистическое самоопределение. Это произойдет с внушаемостью, вызванной к жизни определенными условиями взаимодействия людей в группе. Внушаемость как свойство личности наряду с другими ее свойствами будет определять индивидуальные формы (своеобразие) проявления отмеченных феноменов межличностных отношений. Таким образом, гипотеза о преобразовании индивидуально-психологических свойств личности в феномены межличностных отношений не подтвердилась, да и не могла подтвердиться.
