Возможно, у вас такие же ощущения по поводу вашего отношения к полетам. Есть, однако, два существенных различия:
1) даже если мой страх перед пауками неразумен, я вполне могу счастливо жить, избегая их, и у меня нет ужасного чувства, что я что-то теряю;
2) бояться летать неразумно. Этот страх вызван ложным опасением, что полет окажется опасным или неприятным. Избавьтесь от этого заблуждения, и вас покинет страх.
Я слышу, как вы восклицаете:
«Я ЗНАЮ, ЧТО ПОЛЕТЫ БЕЗОПАСНЫ, НО Я ПО-ПРЕЖНЕМУ БОЮСЬ!!!»
Нет, вы не знаете того, что полеты безопасны. Возможно, вас завалили статистическими данными, доказывающими, что полеты — самый безопасный способ передвижения. Ваш рациональный ум, вероятно, даже поверил всем этим цифрам, но с рождения вам «промывали мозги» информацией о том, что летать — это неестественно и опасно.
Именно эта шизофреническая путаница порождает данную проблему. Я намерен избавить вас от нее. Первый шаг — взгляните на
АНКЕТУ.
Анкета — это опросный лист, заполнить который я попросил сотни людей, страдающих от страха перед полетами. Я просто не мог поверить многочисленным фактам и теориям, о которых читал в книгах, написанных экспертами; мне необходимо было убедиться в их достоверности.
Я надеялся, что анкета поможет мне избавиться от путаницы. В конечном счете так и случилось, но первоначально она внесла в мои взгляды еще большую сумятицу. Поскольку я питаю отвращение к заполнению всяких форм и анкет, составил свои вопросы таким образом, что чаще всего требовалось просто ответить «да» или «нет». Более 300 человек, страдающих от СПП, ответили на мои вопросы. Результаты приведены в Приложении А.
Я ожидал, что ответы будут соответствовать тому опыту, который сам пережил и описал в начальных главах этой книги. Я понимал, что мои страхи иррациональны, это проявление трусости, и стыдился самого себя. Однако многие страдающие от СПП испытывают совершенно противоположные эмоции. Если принять во внимание знания, которыми я тогда обладал, то мои страхи были вполне объяснимы. Я был далеко не трусом, скорее меня можно было назвать храбрым человеком. Почему? Да потому, что веря, что рискую своей жизнью, я все же садился в самолет и никогда ни одной душе не признавался в тех страданиях, которые переживал. В то же время я чувствовал себя глупцом. Почему? Потому что стыдился самого себя, но держал это при себе. Мой страх перед смертью фактически вытеснялся страхом, потерять лицо в глазах моей жены, детей и друзей. Так же как и в случае с пауками, общество научило меня верить в то, что мужчины не должны испытывать страха, поскольку это исключительная привилегия женщин и детей.
Много лет спустя я узнал, что все четверо членов нашей семьи переживали одинаково сильно. Но каждый из нас по глупости держал это в себе. Мне трудно поверить, что каждый из нас испытывал тот же кошмар, от которого страдал я до, во время и после отпуска, но я убежден, что всем нам было бы гораздо легче, а испытание показалось бы менее тяжким, если бы мы нашли в себе смелость рассказать о наших бедах и поделиться ими друг с другом. Я действительно считаю, что мои предчувствия беды не переросли бы в кошмар, если бы я знал, что не один так мучаюсь.
Возможно, несмотря на то что боитесь летать, вы нашли в себе смелость пару раз или даже больше вынести это тяжкое испытание, как сделал когда-то я. Если так, то у вас есть повод гордиться собой. А может быть, вам страшно до такой степени, что, заказав билет на самолет, вы аннулировали заказ в последний момент или даже сели в самолет, но сошли с борта прежде, чем он взлетел, и больше никогда не осмеливались летать. Означает ли это, что вы менее храбры, чем я, и у вас есть основания стыдиться самого себя? Или, может быть, это означает, что вы менее глупы, чем был я? Как я мог одновременно чувствовать себя и смелым, и глупым?
Эти явно противоречащие друг другу чувства могут сбивать с толку, особенно, когда мы молоды. Возможно, еще один эпизод из моей молодости поможет вам прояснить ситуацию. Я расскажу о
СЛУЧАЕ С ЮДЖИН0М
Это случилось, когда я был молодым аудитором (боюсь, что снова возвращаюсь к теме «Монти-Питона»). В то время я прилагал массу усилий, чтобы выжить на зарплату в два фунта в неделю. Нам платили, как беднякам, но ожидали, что мы будем вести себя, как лорды. Соответственно, мы имели право требовать, чтобы дорожные расходы на путь от конторы в Сити до города, где жил наш клиент, оплачивались из расчета стоимости железнодорожного билета в вагоне первого класса.
В этом случае клиент располагался в Бигглсвейде[6]. Я не хочу обижать жителей Бигглсвейда, но в дни моей молодости, это был захудалый городишко. В общем, четверым голодающим студентам поручили провести там аудит, и одному из них, я назову его Юджином, пришла в голову блестящая идея нанять автомобиль.
В те дни машины имели только действительно богатые люди.
Я сделал Юджину комплимент по поводу этой идеи и подумал, каким отличным бухгалтером он станет. Мы все не только выигрывали от разницы между стоимостью проезда в первом и третьем классах, но и экономили приблизительно по два шиллинга.
Я был очень наивен тогда. Мне не пришло в голову, что этот парень имел не больше желания стать бухгалтером, чем я.
Он был фанатиком мотогонок. Его истинным побуждением было не сэкономить несколько шиллингов, а реализовать свои фантазии о том, что он, как Стирлинг Мосс в Ле Мансе в потрепанном «Остине А-40»[7] несется по шоссе со скоростью 130 км/ч.
Я понимаю, скорость 130 км/ч не произведет впечатления на современных водителей. Но в то время мотогонщики считали, что ехать со скоростью 65 км/ч — значит нестись, хотя в наши дни такую езду сочтут опасно медленной. Ремней безопасности тогда не было, не проводился и техосмотр автомобилей. Ездить на лысых шинах было обычным делом, скажу больше: вас сочли бы несколько экстравагантным, если бы вы заменили их до того, как они лопнули. В то же время значительные участки шоссе не имели даже двустороннего движения.
Вы замечали, что у многих из нас есть склонность к тому, что меньше всего соответствует нашим физическим и умственным возможностям? Например, дамам среднего возраста весом в 120 с лишним кг нравится носить одежду из шкурок котиков и леопардов, а Лучано Паваротти[8], как я слышал, мечтал стать балетным танцором...
Юджин был очень близорук. Я не имею в виду, что он не мог предвидеть события, а говорю о том, что зрение у него было очень неважное. Я не сомневаюсь, что при нынешних неслыханных технических достижениях в области производства контактных линз его близорукость была бы не столь заметной. Но в те времена его очки назывались «бутылочными стеклами», линзы, толщиной почти в палец, просто невозможно было не заметить.
Я думаю, что все сложилось бы менее ужасно, если бы до поездки у меня не создалось впечатления, что очки в какой-то мере компенсируют его плохое зрение. Однако его привычка во время езды наклоняться вперед так, что нос почти касался ветрового стекла, подтверждала то, что видел он плохо.
Я считаю, что мне повезло, потому что в качестве пассажира я оказался на заднем сиденье. Юджина, по-видимому, не беспокоило, что, наклоняясь далеко вперед, он не мог видеть зеркало заднего вида. Возможно, я несправедлив. На той скорости, с которой он ехал, было мало смысла смотреть в зеркало заднего вида. Но хуже всего была его раздражающая привычка, которая, кстати, есть у многих водителей, — отрывать взгляд от дороги, когда он с кем-либо разговаривал. Я знаю, что это вежливо — смотреть на людей, когда с ними разговариваешь, но когда ты ведешь машину, это очень опасно. Всякий раз, когда он так делал, у меня появлялось искушение схватить его за уши и повернуть к дороге. Все путешествие от Лондона до Бигглсвейда и обратно в Лондон я просидел в безмолвном ужасе.
В выходные дни я рассказал своей жене, как опасно ехать с Юджином, и объяснил, что на следующей неделе, скорее всего, поеду поездом. Но беда была в том, что если я отказывался от машины, то нанимать автомобиль становилось невыгодно. Все выходные дни я думал о том, как поступить. Если я откажусь, то мне придется привести вескую причину отказа. Я мог признаться, что напуган, но тогда я почувствовал бы себя трусом и был унижен. Я мог бы разнести в пух и прах водительские способности Юджина, но это сделало бы меня трусом вдвойне, потому что я критиковал бы его вождение, только чтобы замаскировать свой страх. Я был чрезвычайно горд тем, что сумел преодолеть свой ужас перед поездкой и стоически пережил такой же кошмар на следующей неделе, а если бы Юджин в третьей поездке не перевернул автомобиль на скорости 120 км/ч, то я бы и по сей день испытывал чувство гордости.
