Есть еще одна деталь — иногда мать должна упасть и пораниться, и тогда Пигля помогает маме поправиться. Это дополнительное свидетельство — если таковое требуется — одновременного возникновения ненависти и любви к матери и способности Пигли использовать мать агрессивно. К этому надо суметь добавить другой вопрос: падение означает забеременеть. Таким образом включается агрессия отца.
Комментарии
Я чувствовал, что беседа с девочкой и сообщение матери показали, что я правильно выбрал слово «застенчивость» в качестве ключевого. Пациентка вырабатывала новое отношение к матери с учетом того, что ее ненависть к матери исходила из любви к отцу. Любовь к отцу в возрасте шести месяцев не стала частью ее цельной личности, а оставалась таковой наряду с отношением к матери, которая в то время все еще была субъективным объектом*.
Изменение, связанное с рождением нового ребенка, привнесло тревогу и ограничение свободы в игре, а также кошмары. Тем не менее, вместе с этим пришло принятие матери как отдельного человека и, как следствие, самоутверждение собственной личности при тесной связи с отцом. Предположительно, «черная мама» является пережитком ее субъективной предвзятости к матери.
Пересматривая детали данной консультации, я вижу, что наиболее важное событие произошло на раннем этапе. Это было тогда, когда Пигля среагировала на мою интерпретацию по поводу «другого ребенка», отстаивая свою позицию в качестве ребенка в кроватке, а затем задавая вопросы, относящиеся к проблеме появления детей. Здесь проявляется зрелось, которая не всегда столь очевидна в возрасте двух лет и пяти месяцев.
Среди важных моментов данной консультации отмечу следующие:
1. «Стесняюсь» — свидетельство силы и организации Эго и утверждения психоаналитика, как «папиного человека» (отцовской фигуры).
2. Неприятности начались с появлением в доме нового ребенка, что вынудило Пиглю к преждевременному личностному развитию. Она не была готова к простой амбивалентности.
3. Наличие элементов помешательства: «бабака», система черного, кошмары и т.д.
4. Легкость общения.
5. Временное решение проблемы посредством регрессии к положению младенца в кроватке.
Письмо от родителей, написанное отцом
«То, что Вы нас приняли, было очень мило с вашей стороны; и нам сильно помогло то, что вы позвонили как раз в тот момент, когда мы думали, как лучше всего с вами связаться.
Как вы теперь знаете, весь день после того, как Пигля была у вас, она пролежала в коляске, посасывая из бутылочки. Я не думаю, что это ее полностью удовлетворяло в то время, и вскоре она бросила это занятие. Теперь она попеременно малышка и Большая Мама (во всем ей потакающая), но никак не она сама; даже не позволяет нам называть себя по имени. „Пигга (так она говорит) ушла. Она черная. Обе Пигги — черные“.
По-прежнему очень трудно с укладыванием спать; обычно не спит и в девять и в десять „из-за бабаки“. Днем, вволю наигравшись, она дважды сказала: „Мама плачет“. — „Почему?“ — „Из-за бабаки“. Бабака, кажется, обычно связывается с черной мамой; но в последние несколько дней впервые появилась и хорошая мама. Сейчас не очень часто она говорит довольно тревожным и строгим, явно не своим голоском. В основном только о своей детке — кукле, не сестре. С Сусанной, ее сестрой („Деткой Сузи“), у нее хорошие отношения — она, кажется, искренне сочувствует ей, хотя иногда и плохо обращается, они вместе устраивают шумную возню к взаимному удовольствию. Несколько раз она говорила, как бы с сожалением, что доктор Винникотт не знает о бабаке, и попросила: „Не везите меня в Лондон“. Еще упомянула о том, что она неправильно вам сказала, что приехала на машине [она приехала поездом; хотя, может быть, я что-то не так понял, но не стал ее переспрашивать]. Затем в течение нескольких дней об этом не говорили, до тех пор, пока Габриела не вспомнила какую-то песню и попросила меня отвезти ее к доктору В.; на другой день попросила не делать этого. Потом играла, отправляя поезда с игрушками в Лондон, чтобы „поиграть и поговорить“. Последние несколько дней я должен был быть Пиггой, а она — Мамой: „Я повезу тебя к доктору В. Скажи нет“. — „Почему?“ — „Потому что мне нужно, чтобы ты сказала нет“.
В последние два-три дня она очень активно уговаривала меня отвезти ее к доктору В.: первый раз это было, когда я сказал ей, что она выглядит грустной и она ответила, что грустила все утро: „Отвези меня к доктору В.“. Я сказал, что напишу и расскажу доктору В. о том, что ее мучает тоска. После кошмарного сна прошлой ночью (о бабаке, черной маме, которая хотела взять ее „ням-нямки“, сделала Пиглю черной и сдавила ей шею), она сказала: „Бабака — это итя“. Когда я ее спросил, что такое „итя“, она сказала, что расскажет доктору В. Теперь у нее новая фантазия, которую она повторяет в различных вариантах, о том, что все шлепают по грязи или „му-мукиному б-р-р-р“.
Пигля по-прежнему вялая и грустная, но играет больше и стала снова проявлять интерес к окружающим ее вещам, что нас обнадеживает.
Она по-прежнему сдержанно относится к отцу по сравнению с тем, как относилась к нему до рождения Сусанны; она, кажется, может быть нежной, когда она — малышка. Когда происходит что-то волнующее или новое, или Пигля встречает нового человека, она говорит, что это уже было, „когда я была маленьким ребеночком в своей коляске“. По ночам мы слышим, как она зовет своего ребенка и разговаривает с ним с большой нежностью.
Я думаю, что вы правы в том, что мы „переусердствовали“ в нашем понимании ее дистресса. Мы чувствовали себя очень причастными и виноватыми, потому что не сделали всего того, что надо было сделать, чтобы новый ребенок не появился так скоро, и ее отчаянные мольбы каждую ночь: „Расскажите мне о бабаке“ заставили нас искать какой-то вразумительный ответ.
Мы никогда не рассказывали вам, какой она была в младенчестве; она казалась удивительно сдержанной и тонкой, обладающей какой-то внутренней силой. Мы всячески и, я думаю, успешно старались уберечь ее от обстоятельств, которые могли бы сделать ее мир слишком сложным. Когда родилась Сусанна, Габриела оказалась как бы выбитой из колеи и отрезанной от своих источников питания. Нам было больно видеть ее такой униженной и отринутой и, возможно, она это почувствовала. В отношениях между нами (родителями) тоже был напряженный период.
Хотя, как вы говорите, дела у нее не так уж плохи, кажется, она все же не нашла еще способ восстановить себя в прежней форме. Мы подумали, что вам, возможно, будет интересно посмотреть некоторые типичные ее фотографии, которые, может быть, лучше наших описаний раскроют вам ее облик, как его видим мы».
Письмо от матери
«Я хотела бы послать вам еще немного заметок о Пигле, прежде чем вы ее примете.
Кажется, она сейчас очень хорошо с собой справляется и стала осознавать вещи очень разумно и довольно печально. Мы слышали, как она в своей кроватке говорила: „Не плачь, маленькая, Детка-Сузи — здесь, Детка-Сузи — здесь“. Она говорит о том, как хорошо иметь сестру; но я чувствую все-таки, что это стоит ей больших усилий.
Она тратит массу времени на разборку, чистку и мытье, особенно мытье всего, что попадает под руку. В остальном она много не играет и часто сидит без дела, немного грустная. Довольно много времени тратит на создание уюта для своей детки (куклы, высокоидеализированной фигурки).
Сейчас она гораздо чаще „капризничает“, например, брыкается и кричит, когда надо ложиться спать и т.д.
Когда она сердится, то часто замирает и поспешно говорит: „Я — малышка, я — малышка“; засыпает с большим трудом, говорит, что это „из-за бабаки“.
Довольно часто в последнее время она говорит так: бабака „несет черноту от меня к тебе, а потом я боюсь тебя“. „Я боюсь черной Пигги“, и „я — плохая“. (У нас не принято говорить ей, что она — плохая девочка или что-либо подобное). Она боится черной мамы и черной Пигги; говорит: „Потому что они делают меня черной“.
Вчера Габриела сказала мне, что черная мама поцарапала мое (мамино) лицо, вырвала мои ням-нямки, всю меня перемазала и убила с помощью „б-р-р“. Я сказала, что она, должно быть, жаждет снова иметь милую и чистую маму.Пигля ответила, что у нее была такая мама, когда она была еще совсем маленьким ребеночком.
Кажется, она была очень довольна, узнав, что вы ее примете. Когда у нее возникают сложности, она говорит, что надо спросить доктора Винникотта. Как и раньше, играет: „Ты — Пигля, я — мама. Я повезу тебя к доктору Винникотту, скажи нет!“ — „Зачем?“ — „Рассказать ему о бабесвечке“ (вместо бабаки, с хитрой улыбкой в уголках губ, как бы маскируя бабаку).
Между прочим, если ее трудно будет понять: она не говорит „р“. Скажет „Йоман“ вместо „Роман“).
Для нас большое облегчение, что Вы ее примете. Я думаю, тот факт, что мы знаем, что вы ею займетесь, сделал наше поведение более естественным, а не просто неестественно терпимым к ней, и это, кажется, идет на пользу.
