В психологии первым, кто обратился к изучению самосознания, был, очевидно, У. Джеймс. В своих «Принципах психологии» он пытался понять, каким образом бесконечное множество актов мозга, представляющих собою разрозненную и беспорядочную толпу мыслей и ощущений, оказываются объединены одним лидером, выражающим эго этой толпы, которое мы называем «личностью». Самосознание совершенно не сводится к тому, что человек знает, как его зовут, и помнит свои биографические данные. Имя вообще тут ничего не значит. Ребенок привыкает ассоциировать себя с тем именем, которым его нарекли. Но в его развитии обязательно наступает период, когда он начинает понимать, что имя, с которым он сроднился, лишь условность и не является его внутренним атрибутом. Известно множество случаев амнезии, при которой человек забывал свои «данные», но не переставал от того быть человеком, т.е. обладать самосознанием. Утрата самосознания возможна только в смерти мозга. И материалистическая медицина тут полностью права. Рождается и безвозвратно умирает личность как хранилище индивидуальной памяти.
Так что есть личность? Н. Бердяев утверждает: «Тут мы встречаемся с основным парадоксом существования личности. Личность должна себя созидать, обогащать, наполнять универсальным содержанием, достигать единства в цельности на протяжении всей своей жизни. Но для этого она должна уже быть». Единство личности, по мнению Бердяева, создается духом. А поскольку природу этого духа он объяснить не может, то ему, как и всем философам до него, остается только сослаться на религиозно-идеалистическую сущность. Но мы уже пришли к выводу, что этим духом является (панпсихическое) Сознание. Именно поэтому два близнеца, являющиеся генетическими копиями друг друга, оказываются двумя личностями, двумя независимыми самосознаниями одного Сознания. Каждое живое существо начинается с отдельного акта проявления единого Духа. Личность – это Оно. Дух – это нуминозное Я. Мы не способны говорить о Я, потому что это Я находится вне нашего языка.
Язык, которым мы мыслим весь этот мир и самих себя, обладает одним фундаментальным свойством: мы всегда находимся внутри этого языка и не способны выйти за его пределы. Речь в данном случае идет не о психофизической проблеме между материей и духом (о которой поговорим в отдельной статье о нейролингвистике), а о собственных границах языка. Математически это выражается в том, что невозможно дойти до конца бесконечности (бесконечно большой или бесконечно малой), хотя математики и придумали теорию кардиналов, но получилась глупость, состоящая из череды бесконечностей. Чему равна бесконечность в бесконечной степени? Какой-то новой бесконечности? Но это не приближает нас к границе языка. Континуум-гипотеза Кантора (к ней мы еще вернемся в статье о природе времени) упирается именно в эту языковую границу. Можно сказать иначе. Язык (Logos) тождественен Вселенной. То, что физики называют глобальным горизонтом Вселенной, включая сюда и сингулярность Большого взрыва как нулевую точку отсчета, есть граница этого Языка. Невозможно даже мысленно выйти за горизонт нашей Вселенной, как из дома, чтобы взглянуть на нее «снаружи». Снаружи никакой Вселенной нет. Именно поэтому многим из нас так не нравится теория Большого взрыва, которая как будто предполагает пространственно-временной порог, за которым есть еще что-то. Не нравилась она и блаженному Августину. «Зачем спрашивать, что было тогда, до сотворения мира? Когда не было мира, не было и тогда!» - заявлял этот богослов.
Чтобы избежать в дальнейшем какой-либо терминологической путаницы, необходимо принять (по крайней мере в рамках этой книги) следующее соглашение: Оно есть самосознание, осознающее себя как личность. Именно Оно и есть то, что принято называть своим «я» (в кавычках), за которым по всей западной философии и психологии тянется синонимический шлейф: сознание, душа, эго, разум, индивид, личность и т.д. Итак, все начинается с невероятного акта рождения самосознания-души из… ничего, поскольку Сознание находится вне языка и в этом смысле есть безымянное ничто, абсолютное небытие для нас. Имеется младенец, который родил себя сам. Этот младенец родил весь мир, и совершенно естественно то, что он воспринимает этот мир как продолжение самого себя, как продукт собственного автономного самосознания. Мир рождается как миф, и по-другому он родиться не может (и разве теория Большого взрыва чем-то отличается от мифа о рождении космогонического божества?)
Самосознание рождается, как и Вселенная в современной космологической модели, – из сингулярности, т.е. из ничего. Поэтическим выражение этого эгоцентризма может служить строка В. Ходасевича: «Есть я! Все остальные – подделки». В западной философии этот тезис относится к солипсизму (лат. solus ipse – единственно сам). Д. Деннет по этому поводу пишет: «Насколько нам известно, никто долго не придерживается солипсизма всерьез, но он ставит важную проблему: если мы знаем, что солипсизм – это глупость, если мы знаем, что и у других есть сознание, то откуда мы это знаем?» Глупость солипсизма заключается лишь в том, что именно мы считаем своим «я». Поскольку в западной философии Сознание никогда не отделялось от самосознания, то и выводы этой доктрины оказываются абсурдными. Но ведь недаром она приходит всем нам на ум. В этой интуитивной догадке хранится наше неявное знание. И удивительнее всего то, что приведенная строка Ходасевича является совершенно истиной: «Есть Я (Сознание)! Все остальные Оно (самосознания) – подделки».
Когда ребенок перестанет смешивать себя с этим миром, поняв, что другие самосознание совершенно независимы от него и являются точно такими же владельцами этого мира, он задается тем самым потрясающим вопросом: «Кто есть я? И почему я – это я, а не кто-то другой?» Иногда он обращается с этой загадкой к своим мудрым родителям, которые произвели его на свет. Но, увы, эти творцы ребенка не могут объяснить ему природу уникальности его души (кроме отсылки к богу, которая всегда оказывается уместной при отсутствии более точного знания). Тут уместно процитировать Г. Райла: «Местоимения вроде "ты" или "они" не несут в себе ничего таинственного, тогда как в «я» чувствуется тайна. Таинственность эта связана с тем, что чем более ребенок старается ткнуть пальцем в то, что обозначается словом «я», тем менее это у него получается. Удается схватить только фалду его сюртука, а само Я всегда ускользает. Как тень от собственной головы, Я никак не дает через себя перепрыгнуть. И при этом Я никогда не убегает далеко; а иногда даже кажется, что оно вообще не опережает своего преследователя. Ему удается стать неуловимым, расположившись внутри самих мускулов своего преследователя. Оно оказывается столь близким, что его даже не ухватишь рукой».
Именно это чувствует ребенок. И это парадоксальное предчувствие сопровождает нас всю жизнь. Мы переживаем sentiment d'incompletude (фр. «чувство неполноты»). Если теперь использовать образно определённое Юнгом психическое пространство и вычесть из топологии Самости Эго, то останется периферийная «психическая тотальность» (поскольку Эго составляет лишь «центр сознания»). В нашей реформе это значит, что известное нам Оно является частью неизвестного Я.
И тогда интуитивный образ ангела-хранителя или даймона-гения, который сопровождает человека всю жизнь, начинает брезжить перед нами. Ведь организм – это сложнейшая кибернетическая система, но управление ею не составляет для нас никакого труда, это с легкостью делает даже младенец. Он беспомощен, но мать не учит его дышать, видеть, двигаться, есть. Жить умеют все! Одному богу (Сознанию) известно, как душа (самосознание) это делает. Человека во все времена его существования сопровождала тайна его души. Возможно, женщина больше склонна к мистицизму, чем мужчина (и поэтому с древности обвинялась им в приверженности к магии), по причине своего родового предназначения. Как мать, вынашивающая плод, она дает тело младенцу, но душу она в него не вкладывала. Откуда взялась душа? Душа создала себя сама в отдельном акте Сознания, который и положил начало ее индивидуальности.
Такой механизм возникновения самосознаний исключает их совпадения даже для миллиардов клонов. Потрясающим, а если задуматься, то трагическим и оскорбительным для души фактом является то, что каждый из клонов, даже при полной их генетической идентичности, будет жить с непреодолимым и совершенно справедливым ощущением своей солипсической особенности, которая однако не получит подтверждения в мире бесконечных копий. Уникальность самосознания, в котором заключено вечное и вездесущее Сознание (в терминологии Юнга – Самость, ассоциируемая в психике с «нуминозностью», т.е. с божеством), оказывается уникальностью лотерейного билета с индивидуальным номером в многомиллиардном тираже точно таких же оно.
